– А слыхали, чем он занимался, пока шли бои в столице?
– Отсиживался в Кингшпиле и отдавал команды, как мальчишка за игрой.
– Нет, – возразила женщина. – Это враги хотят, чтоб ты так думал. А на деле лорд-регент все время был на улицах. Одетый в рубище, как нищий. Подходил вплотную к вражеским станам и смотрел, что там готовится. Его даже не замечал никто.
– Правду говоришь, – встрял мужчина постарше, с седыми усами на покрасневшем лице. – Я его видел. Узнал. То есть, конечно, не понимал, что это он. Сам-то он назвался «старый Хем». Я-то видел, что со старым Хемом что-то не так, да правду не угадал.
– А еще он разговаривает с мертвыми, – сказала все та же женщина. – У меня родич охраняет могилы, и у него в отряде не слишком об этом болтают, но все знают, что лорд-регент туда ходит каждый день, а иногда и по два раза. Прямо внутрь могил входит. Родич говорит, если послушать, то слышно, как Паллиако разговаривает, будто на посиделках. Вот как мы. Шутит, вопросы задает, ведет половину спора. А иногда слышно, как другой голос отвечает.
– Он не ведун, – заявил первый мужчина. – Ведунов я знавал. Половина из них даже икоту не наколдуют. А Паллиако не таков, и нам страшно повезло, что он у нас на троне. Страшно повезло.
– И Каллиама никто не раскусил, – добавил седоусый. – Я-то уж точно. А знаете, о чем еще помалкивают? У Каллиама советчики – сплошь тимзины. Не может же такое быть простым совпадением, верно?
Китрин сидела, держа кружку в ладонях и совершенно забыв о пиве. Слушала, как множатся слухи, громоздясь друг на друга и превращая Гедера Паллиако в легенду.
Клара
Явившиеся в особняк солдаты предъявили эдикт лорда-регента. Не то чтобы Клара их ждала, просто не очень удивилась их приходу. В каком-то смысле даже испытала облегчение. После того как Доусона взяли под стражу, все последующие долгие дни казались странными в своей обыденности. Просыпаться у себя в комнате без Доусона, отдавать распоряжения слугам и рабам, обходить сады. Та же привычная жизнь, которую Клара вела совсем недавно, пока Доусон именем Гедера вел войну на поле боя. А теперь муж брошен в тюрьму. Ожидание последствий было таким мучительным, что первое же зримое их проявление вызвало чуть ли не облегченный вздох.
Клара стояла во дворе перед домом и смотрела, как выносят вещи. Кровать, на которой были зачаты и рождены ее дети. Платья и прочие наряды. Вывели на тонких поводках и охотничьих собак Доусона, сбитых с толку и скулящих. Кларе оставили кошель и мешок с вещами, которые капитан позволил ей наскоро собрать. Приказ на этот счет молчал: если бы капитан подхватил Клару на плечо и вышвырнул на улицу, распоряжение Гедера Паллиако не было бы нарушено. Однако капитан не прибег к этому, и Клара была ему благодарна.
– Они не вправе! – От гнева и напряжения голос Джорея вибрировал, как скрипичная струна.
– Вправе, милый, – ответила Клара. – Не думал же ты, что нам позволят жить по-прежнему? Мы теперь в опале.
– Ты не совершила ничего дурного.
«Совершила, – пронеслось в голове Клары. – Я любила твоего отца. И упорствую в этом преступлении». Она не произнесла этого вслух, лишь взяла младшего сына под руку и вывела прочь.
На улице уже собрались слуги и рабы с пожитками в руках, будто толпа уцелевших в стихийном бедствии. Клара подошла к ним, в последний раз исполняя роль хозяйки. Шею Андраша по-прежнему охватывала цепь, он смотрел на происходящее расширенными от ужаса глазами. Клара подняла ладони, обращаясь ко всем сразу:
– Полагаю, вы видите, что хозяйственные нужды в силу обстоятельств заметно сократились.
На глаза навернулись слезы, и Клара сжала зубы.
«Держи подбородок выше, – велела она сама себе. – Улыбнись. Вот так».
– Тех из вас, кто был рабом, я отпускаю на свободу. Надеюсь, что на воле вам будет как минимум не хуже, чем в моем доме. Слугам, работавшим за плату, я могу дать рекомендательные письма, хотя сейчас они, к сожалению, вряд ли принесут большую пользу.
В задних рядах кто-то всхлипнул. Кажется, дочь главного повара.
– Не давайте воли страху, – продолжала Клара. – Вы все найдете новое место в мире. Нынешнее положение дел, безусловно, неприятно и даже болезненно. Однако это не конец. Ни для кого из нас. Благодарю вас за работу, которую вы исполняли. Я рада, что мне служили такие чудесные люди, и сохраню обо всех добрую память.
Обойти всю толпу и попрощаться с каждым – на это ушла добрая половина часа. Под конец каждый пожелал обнять Клару, все обещали вечно хранить ей верность. Слышать это было приятно, и Клара надеялась, что хотя бы частично клятвы искренни. Союзники ей еще понадобятся, и сейчас не то время, когда можно отвергать доброе мнение младшего лакея.
Джорей закинул на плечо мешок с вещами, взял Клару под руку, и они вместе пошли по улице. На углу Клара остановилась купить засахаренных фиалок у старого одноногого тралгута. Лепестки размягчались на языке, таял во рту сахар… Клара повела Джорея на юг, к Серебряному мосту. Дом лорда Скестинина стоял на противоположном краю Разлома, и Сабига, милая девочка, уже отправилась присмотреть за тем, чтобы их встретили должным образом.
– По-видимому, случившееся означает, что твоего отца скоро призовут к ответу, – заметила Клара. – Нам придется нелегко.
– Не беспокойся, матушка, – ответил Джорей. – Я его не посрамлю. Ему не придется терпеть все в одиночку.
Клара остановилась. Джорей успел сделать несколько шагов, прежде чем это заметил.
– Ты его посрамишь, – с нажимом произнесла Клара. – Ты от него откажешься. Отречешься. Понятно? Ты от него отвернешься и сделаешь так, чтобы весь мир это увидел.
– Нет, матушка.
Клара подняла руку, веля ему замолчать:
– Здесь тебе не дебаты в клубе. Сыновняя почтительность – это прекрасно, но мы живем в другие времена. У тебя есть обязательства. Перед Сабигой и мной.
Ну вот, у Джорея тоже слезы на глазах, да еще посреди улицы. Что ж, если прилюдно позориться, то сегодня. Мимо проехала телега, и Клара тронула локоть сына:
– Твой отец знает, что ты его любишь и уважаешь. Этого ничто не изменит. И он знает, что у тебя тоже есть жена. Это та жизнь, которую он постарался тебе дать. И он не против того, чтобы ты ее защищал. У нас не так уж много осталось. Не разбрасывайся тем, что есть.
– Отец достоин того, чтобы кто-то был рядом.
Клара улыбнулась, сердце сжалось еще больше. Ее сын, верный как пес. Все-таки они с Доусоном правильно его воспитали.
– Он этого достоин, – подтвердила Клара. – Но он этого не хотел бы. Я всего лишь его жена, и он заслуживает того, чтобы его сыновья стояли с ним бок о бок. Однако тогда он будет отвлекаться на попытки нас защитить. Он знает, что ты его любишь. Знает, что чтишь. Не нужно, чтобы он видел, как ты страдаешь вместе с ним и по его вине. Иначе для него будет только хуже. Поэтому ты отречешься. Может, даже переменишь имя. Сделаешь что угодно, чтобы быть Сабиге таким же хорошим мужем, каким был для меня Доусон.
– Но…
– Ты так и сделаешь, – настойчиво повторила Клара. – Ты меня понял?
– Да, матушка.
– Вот и хорошо, – кивнула она.
Городской дом лорда Скестинина в лучшем случае годился называться скромным: он был не столько жильем, сколько данью условности. Когда ты флотоводец, летний сезон проводишь не при дворе, а в море, зиму же коротаешь в поместье или изредка участвуешь в королевской охоте. Немногие свои вещи Клара разложила в комнатке не больше ее собственной гардеробной, привела в порядок лицо, оправила одежду и немедленно вернулась на улицу. Времени оставалось не так много, встряска от потери дома гнала ее заниматься делами.
Особняк Куртина Иссандриана выглядел не вполне роскошным – частью из-за общего двора с домом, принадлежащим барону Эббингбау, то есть Гедеру Паллиако. Когда Астер взойдет на престол, Паллиако сюда вернется, а пока дом служил не более чем поводом для гордости: рядом с особняком лорда-регента любой другой смотрелся бледно. А для Куртина Иссандриана времена настали не лучшие.
Раб-привратник доложил о приходе Клары, Куртин Иссандриан откликнулся мгновенно и провел ее в гостиную. Клара хотела было вытащить трубку, но вспомнила, что весь табак остался в особняке. С собой не было ни крошки, а просить было неловко – ведь именно ради просьб она и пришла.
– Я слыхал, у вас отобрали дом, – начал он. – Примите мои сожаления.
– Ну, вряд ли мне позволили бы в нем остаться. Поместье в Остерлингских Урочищах тоже отняли, разумеется. А что до баронства Калтфель – Доусон не так долго им владел, вряд ли я буду страдать от такой потери. Поместья мне, конечно, жалко. Зимой там красиво.
– Я помню, – улыбнулся Иссандриан. – Вы всегда проявляли изысканное гостеприимство. Даже к противникам вашего мужа.
– О, к противникам особенно. Что за добродетель быть приветливой с друзьями?
Иссандриан на это рассмеялся. Отлично. Может, он все-таки ее выслушает.
Еще несколько минут болтали о пустяках. Дневной жар пока не залил гостиную до невыносимости, зной придет чуть позже.
– Признаюсь, я пришла не только за добрыми словами и утешениями, – сказала наконец Клара. – Хотя то и другое вам отлично удается.
– Чем могу помочь?
– Вы с моим мужем признанные враги.
– Ну, не до такой степени. Скорее противники.
– Нет. Враги. Быть чьим-то врагом – честная позиция. И из-за этого вы способны мне помочь. Я, к сожалению, не смогу ничем отплатить, но если можно – пожалуйста, замолвите слово за моих сыновей и дочерей. Без официальности, в «Медвежьем братстве» и частным порядком. Я была бы очень благодарна.
– Дочерей? Я полагал, что у вас только одна дочь.
– Элисия и Сабига, – пояснила Клара.
– А, вот как, – кивнул Иссандриан.
Короткая прическа его не портила. Волосы он остриг некоторое время назад, облик стал привычным, пусть и отличался от прежнего. Кого сейчас интересует разница…
– Вы всегда были ко мне добры, леди Каллиам, – добавил Иссандриан. – Даже когда ваш муж надеялся на мою гибель. У меня сейчас не так много влияния, но можете рассчитывать на все, что в моих силах.