– Спасибо.
После первого визита остальные обещали быть легче – а если не легче, то хотя бы неизбежнее. Коль скоро Клара осмелилась пойти с поклоном к Куртину Иссандриану, то уж обратиться к кузине, Эррин Меер, будет проще простого. И к дамам, которых она некогда приглашала на вышивальные встречи, и к поэтическому кружку леди Эмминг, и дальше, дальше – перед ней лежал весь город, весь придворный круг, весь долгий день.
Такие разговоры, мелкие и неофициальные, были для нее не в новинку, разве что прежде она всегда оказывалась по другую сторону. Выражала сочувствие, предлагала печенье, сулила поддержку и не давала конкретных обещаний. Процедура знакома. Сейчас отличается лишь роль, которую играет Клара, и ставки в этой игре.
Элисия, к счастью, уже не носит имя Каллиамов. Теперь она Элисия Аннерин под защитой другой семьи. Может появляться при дворе, ей ничего не грозит. Викариан более уязвим, но все же дело не так плохо. Во время смуты его не было в Кемниполе, он не участвовал в войне. Он служит Богу и принадлежит к священству страны. Ему тоже придется отречься от Доусона, но после этого он будет в безопасности.
Барриату и Джорею опасность грозила куда большая, на них-то Клара и сосредоточила усилия, не пропуская ни одного из тех, кого она знала, кто не боялся впустить ее в дом, кто помнил ее по прошлым встречам. Теперь все некогда излившиеся на других милости и проявления необязательной доброты стали для нее средством достижения цели. Как любое средство, они порой срабатывали нужным образом, а порой нет. И никогда не знаешь заранее, какое из них окажется действенным. Впрочем, сейчас это ее не волновало, главное – обезопасить детей.
Ближе к ужину, когда стало неприличным вторгаться без приглашения, визиты пришлось прекратить. Клара нашла по пути небольшую хлебную лавку, где продавали вчерашние булочки, колбаски с черной горчицей и пиво. Она вновь достала трубку и тут же спрятала, бормоча под нос ругательства. Нужно как-то добыть денег на табак. Да и на еду. И на кров после того, как гостеприимство лорда Скестинина неминуемо иссякнет: никто не захочет вечно держать у себя в доме жену государственного преступника. Если бы Барриат приял командование флотом или Джорей выиграл войну на суше, Клара вновь обрела бы приличное положение в обществе как мать уважаемого человека. Однако в представимом будущем ей оставалась лишь роль жены своего мужа.
На несколько минут, сидя в заведении с рассыхающимися столами и шаткими стульями, Клара убрала с лица улыбку. Ею овладели растерянность и чувство пустоты, немыслимые прежде. Замужество, семья, мирные и невинные придворные интриги, Доусон с его старомодным представлением о долге, не замечающий противоречивости своих попыток этот долг исполнять, – все это составляло жизнь Клары с тех пор, как она покинула материнский дом. Не сказать чтобы она эту жизнь создала, скорее выросла вместе с ней.
А теперь Клара чувствовала себя как цветок, который осторожно выкопали и омыли в воде. Никаких видимых ран, просто оголились бледные корни. Если не найти почву, можно погибнуть. Клара знала это так же уверенно, как и то, что завтра взойдет солнце, а после лета наступит осень.
А причина этому – ощущаемое отсутствие Доусона Каллиама. Человека, который любил ее больше, чем понимал. Главной основы ее жизни. Клара по-прежнему помнила, каким Доусон был в ту первую ночь, когда она его поцеловала. Как он прятал свой страх за рыцарским великодушием, а она свой – за скромностью, пока не начала подозревать, что они, не рискнув друг на друга покуситься, так и просидят в саду, сгорая от желания, до конца времен. Доусон тогда был молодым красавцем, лучшим другом принца Симеона. А она? Она была девочкой, которую выбрал для Доусона его отец. О браке родители сговорились прежде, чем Клара с Доусоном успели бы отказаться.
Клара задумалась о том, существовал ли хоть какой-нибудь способ, которым она могла бы в прошлом повлиять на Доусона, заставить его свернуть с выбранного им пути. Теперь хотелось, чтобы такой способ нашелся, – тогда у нее была бы иллюзия, что все могло пойти по-другому. Однако она понимала, что это лишь мечты. Чтобы званый ужин или отвлекающая беседа примирила Доусона с необходимостью подчиняться Гедеровым жрецам? Нет, прежде камни научатся летать, как птицы.
Такой конец был неизбежен. А если даже и существовали способы что-то изменить, то сейчас уже поздно. Клара вздохнула и откусила от колбаски. Многовато хрящей и майорана, но в общем приемлемо, черная горчица скрадывает недостатки. Заканчивая скудный ужин, Клара не сдерживала слез, но затем собралась с силами, вновь изобразила улыбку и вернулась к своим заботам. Сердце, конечно, разбито и останется таким надолго, однако это не повод бездействовать.
В дом лорда Скестинина она вернулась после заката. Ноги болели, спина тоже. Подол платья загрязнился от хождения по улицам, где полно лошадей и собак. Запах навоза – часть городской жизни, к которой теперь надо привыкнуть. Впрочем, это не самое худшее. Можно пережить.
Переступив порог дома, она услышала гневный голос Барриата и отклики Джорея в тех же тонах. Сжав губы, устремилась на звуки ссоры и, пройдя через сумрачный коридор, оказалась в столовой, освещенной дешевыми сальными свечами и обставленной в расчете на какую-то незнакомую семью.
– Он отец моей жены! – воскликнул младший.
– А я твой брат! – прорычал старший, чье лицо из красного сделалось почти багровым. – Это уже не считается, да? Может, ты еще поползешь в Кингшпиль подлизываться к этому сукиному сыну и выпрашивать у него кров и кусок мяса на обед?
Сабига стояла у дальней двери, зажав в руках кружевной платок так, что побелели костяшки пальцев. По ее лицу Клара ясно поняла, сколько вреда успел наделать Барриат.
– Боже милостивый! – произнесла Клара, уверенно вступая в комнату, как укротитель медведей на арену. – Мне показалось, что вы вернулись в детство и кто-то отобрал у вас любимые игрушки. О чем спор?
– Ты живешь у Скестинина! – повернулся к ней Барриат, обращая на нее весь гнев. – Я этого не потерплю! Он отобрал у меня флотскую должность. Я служил ему годами, а он при малейшей угрозе выбросил меня за борт, как тухлую рыбу!
– Есть обстоятельства…
– Я старший мужчина в семье! Стало быть, я отвечаю за наше доброе имя! – выпалил Барриат. – И я не потерплю, чтобы моя репутация понесла урон.
Клара не знала, что за выражение появилось на ее лице, но она ясно увидела, как расширяются глаза Джорея и как на багровом лице Барриата проступает страх. Губы Сабиги тронула слабая улыбка. Клара встретила взгляд старшего сына. Всю жизнь он знал, что когда-нибудь станет бароном Остерлингских Урочищ. И вот будущее у него отняли без предупреждений и объяснений. Горе делает людей безумцами, и они начинают творить то, на что никогда бы не осмелились.
Клара заговорила было, умолкла и заговорила снова.
– Мой муж, – произнесла она тихо и ужасающе отчетливо, – не умер. Ты мой сын. Джорей мой сын. Сабига моя дочь. Лорд Скестинин член твоей семьи, и для всех нас будет лучше, если эта ноша не окажется для него слишком обременительной.
Барриат нахмурился, но отвел взгляд. Медведь укрощен. Пока.
– Джорей собирается отречься от отца, – сказал Барриат ябедническим тоном.
– Я знаю, милый, – ответила Клара со вздохом, садясь за стол. – И ты тоже отречешься.
Под бдительным присмотром Клары в доме лорда Скестинина на целый вечер воцарился хрупкий мир. Барриат дулся так же, как всю жизнь, с самого первого вздоха. Джорей хмурился не столь заметно, стараясь не огорчать близких. Клара сидела у незнакомого окна, выходящего в чужой сад, и плела кружево, потому что вышивка досталась лорду-регенту. Перед самым сном появилась Сабига с кожаным кисетом в руке. Клара поцеловала девочку в щеку, не произнеся ни звука. Некоторые вечера, решила она, слишком хрупки для слов.
Утром пришла весть, что лорд-регент Паллиако готов объявить приговор изменнику Доусону Каллиаму.
Китрин
Если бы в лавке у портного Китрин знала, что ей потребуется платье для дворцового зрелища казни, то выбор нарядов, скорее всего, был бы другим.
В Ванайях городская тюрьма была открытой – те, кто ожидал решения своей судьбы, торчали у всех на виду и служили посмешищем. Зато правосудие герцога свершалось при закрытых дверях, а тела казненных или хоронили, если семья способна была заплатить, или оставляли в холмах за городом.
В Порте-Оливе делалось наоборот. Магистрат выносил решение частным порядком, однако после приговора – или после уплаты пошлины – преступник получал наказание открыто, при всем честном народе.
Проводить судебную церемонию в присутствии высшей аристократии ради казни, которую все заранее считали неотвратимой, казалось по меньшей мере странным. И уж точно скудный гардероб Китрин для этого не подходил.
В итоге из двух платьев она выбрала более темное. Светлое имело более простой силуэт и строгий вид, но Китрин даже после обсуждений с Паэрином Кларком слабо представляла себе, сколько времени будет продолжаться процесс. Она решила чуть подвести глаза для выразительности, но не злоупотреблять краской для лица: если в зале окажется жарко, будешь выглядеть растаявшей. Ожерелье и браслет, купленные после пожара, составляли весь запас драгоценностей, и в итоге, перепробовав разные сочетания, она остановилась на тонком серебряном ожерелье, решив обойтись без браслета. Незачем создавать впечатление, будто она соревнуется с аристократами. Чем проще, строже, формальнее – тем лучше.
Раздумывая о платьях, Китрин чуть было не решила переменить выбор, как вдруг поняла, что мнение двора не очень-то ее заботит. Для антейских вельмож она чужестранка и полукровка из купеческого сословия. Даже надень она самый прекрасный наряд с лучшими драгоценностями, обращаться любезно станут лишь те, кому есть надобность в ней как в банкире, остальные попросту будут делать вид, что не замечают ее присутствия.