Нет, заботило ее то, что она увидится с Гедером. А это совсем уж ни к чему. Она не ребенок и не восторженная девочка из поклонниц Сандра. Если Китрин с Гедером предпочтут считать, что между ними что-то произошло, значит так и есть. Если решат, что ничего не было, значит ничего не было. Идти ко двору так, будто у Гедера есть время, интерес и желание с ней общаться, было бы глупостью.
Однако Гедер вел разговоры об открытии банковского филиала, стало быть стремление хорошо выглядеть в его присутствии не такое уж неразумное.
В конце концов она надела браслет перед самым выходом. Не для Гедера, Паэрина Кларка или кого бы то ни было. А просто потому, что вещица ей нравилась.
Летний зной мало-помалу терял власть над городом. Небо по-прежнему синело, но уже не так ярко, и Китрин не удивилась бы, случись завтра тот самый дождь, которого так давно ждет Смитт. Она вошла на кухню, где незнатным приглашенным полагалось дожидаться выхода. Где-то в комнатах особняка готовились к выходу барон Ватермарк, его жена и дочери, и никому не полагалось покидать двор, пока хозяева не дадут знак. К счастью, повар оставил гостям тарелку с печеньем и сыром, чтобы перекусили перед отбытием.
При виде Паэрина Кларка, в простой тунике и узких штанах, подпоясанного тонким кожаным ремнем, Китрин перестала сомневаться в своем выборе платья. Паэрин улыбнулся и отвесил полупоклон, она ответила тем же и потянулась за печеньем.
– Что ж, по крайней мере, дело складывается нескучно, – заметил Паэрин. – Не каждый визит в страну начинаешь с чествования героя-полководца, а потом попадаешь на его казнь.
– Мы о нем что-нибудь знаем? – спросила Китрин с набитым ртом, полным сливочного масла и соли, едва скрепленных мукой.
При всех недостатках гостеприимства повар Даскеллина хотя бы не жалел продуктов, и вкус был всегда отменный.
– Я с ним встречался несколько раз. Он был ключевой фигурой при возведении Паллиако на трон, по горло в дворцовых интригах с самой первой нашей встречи. Твердый склад ума, для нашего брата никакой пользы.
– Что ж, не буду о нем долго горевать. На что обращать внимание во время суда?
– Не знаю, – ответил Паэрин. – Прислушивайтесь к тому, что будут говорить о мятеже. Если у Каллиама были сторонники, именно сейчас их планы терпят крах.
– Хорошо, – кивнула Китрин. – Я думала, что наказанных будет больше. В дело ведь замешан не только дом Каллиамов.
– Верно, но Каллиам всех возглавил. А из других кое-кто предпочел примириться с властями. Каллиама схватили, потому-то он и выделяется из прочих.
Дверь приоткрылась, на кухню заглянул один из младших лакеев.
– Лорд и леди выходят, – сообщил он. – Идите скорее, иначе нас оставят здесь.
– А я-то думала, это мы их ждем, – сказала Китрин.
– У благородных свои правила. Остается только кивать, кланяться и терпеть.
– И справлять нужду перед уходом, – ворчливо заметила Китрин.
– Да-да, – улыбнулся Паэрин. – И это тоже.
Канл Даскеллин с семьей расположился в паланкине, сразу подхваченном десятком рабов, Китрин с Паэрином в конной повозке следовали за ним на почтительном расстоянии. С приближением к Кингшпилю Китрин начала понимать, насколько огромная собирается толпа. Все улицы и проулки полнились вельможами, их слуги отчаянно переругивались, стараясь пробиться вперед и крича о привилегиях и этикете, – так рыбаки после ловли переругиваются из-за сетей. Повозка, везущая Китрин и Паэрина, свернула в сторону за четверть лиги до башни и остановилась.
– Благодарю! – крикнул вознице Паэрин Кларк, бросая ему медную монету.
Китрин сошла с повозки и спросила:
– Дальше пешком?
– Как нам и подобает по званию, – ответил он, предлагая ей руку.
Архитектура залы оказалась великолепной. Не важно, где ты стоишь и высок ли человек перед тобой, главное возвышение в конце залы было видно отовсюду. Гедер сидел в бархатном кресле, рядом расположился Астер. Китрин едва сдержала порыв помахать им рукой. Зрелище этой парочки делало все похожим на театральное представление, хотя Китрин и понимала, что это не так. Гедер не играет роль лорда-регента, он и есть лорд-регент. Если исполнять роль лорда-регента и быть лордом-регентом – не одно и то же.
Жрец Басрахип стоял поодаль со склоненной головой, словно к чему-то прислушивался. Китрин почему-то представилось, что он улавливает все сказанное в зале, даже шепот.
– Видите в дальнем левом углу женщину в сером? – спросил Паэрин Кларк так тихо, что слова почти потерялись в слабом гуле сотни обменов репликами.
Китрин вытянула шею, всматриваясь. Она разглядела Канла Даскеллина с семьей, но никаких серых одежд не заметила. Одна из дочерей выглядела разукрашенной, будто нарядилась на праздник. Китрин сдвинулась чуть дальше и наконец увидела то, на что указывал Паэрин. Дама на пороге средних лет, лицо кажется изваянным без единого острого угла. Серый плащ, словно сотканный из пепла. По обе стороны от нее стоят молодые люди – один высокий и крепкий, с окладистой бородой, как носят на флоте, другой пониже, с бородкой недавней.
– Жена и сыновья Каллиама, – кивнула Китрин.
– А, вы их уже где-то встречали.
– Нет.
Китрин взглянула на публику. Опальная семья стояла, глядя прямо перед собой, на лицах читались безучастность, отчаяние, непроницаемый ужас. Окружающие усиленно делали вид, что их не замечают. Каллиамы были все равно что призраки. Их никто не видел.
Нет, неправда. Их видел Гедер! Китрин подалась вперед. Гедер смотрел на семью Каллиама, и в его лице не было ни злобы, ни мстительности. Интересно. В подземелье он говорил, что враги должны ответить за все унижения, и Китрин ему поверила. А теперь он отчего-то тревожится.
Барабанный бой возвестил прибытие осужденного, поблизости от Гедера с Астером открылась небольшая дверь. Вошел седой мужчина с откинутыми назад волосами, с пятнами грязи на холщовых рубахе и штанах. Босой, с почерневшими подошвами. Он держался царственнее, чем регент, – настолько царственнее, что Китрин на миг устыдилась за Гедера.
Доусона Каллиама, героя и изменника, заставили опуститься на колени посреди залы; стражники, вставшие по обе стороны позади него, обнажили мечи. Астер взглядывал на Каллиама с беспокойством.
Китрин закусила губу. Что здесь происходит? Нежелание начинать процедуру читалось в каждой черте Гедера, в каждом его движении. Он кашлянул, и в зале воцарилась тишина.
– Я получил ходатайство от… сыновей дома Каллиамов, которые просят позволения говорить. Я ныне дарую такое позволение Джорею Каллиаму из рода Каллиамов.
Младший сын шагнул вперед, в толпе зашептались. Стало быть, никто не ожидал. Гедер снисходит к просьбе от семьи человека, пытавшегося его убить. Китрин не представляла себе, что он надеется получить взамен. Леди Каллиам стояла, закрыв глаза, лицо посерело почти в тон плащу. Старший из сыновей держал ее за руку.
– Милорд регент Паллиако, – начал Джорей Каллиам. У него оказался приятный голос – звучный, но не резкий. – Мой принц, я обращаюсь к вам. Знайте, что я люблю своего отца и уважаю его за былое честное служение короне.
Прокатившийся по толпе ропот показал, что это чувство разделяют далеко не все, но молодой человек вскинул голову и повысил голос, с нажимом продолжая:
– Однако последнее его деяние было… – Слово не давалось, голос младшего Каллиама сбился. – Последнее его деяние было преступным. И я от лица дома Каллиамов отрекаюсь от своего отца, Доусона Каллиама. Я отвергаю его имя и подтверждаю свою верность короне.
Джорей Каллиам опустился на одно колено и склонил голову. Китрин обвела глазами публику – все взгляды устремились к отцу, чей сын только что отринул его имя, однако Китрин больше интересовал Гедер. Он не смотрел на младшего Каллиама. Его взгляд уперся в жреца, и взгляд этот был полон тревоги. Басрахип подал какой-то знак, который Китрин не разглядела, зато легкость, разлившаяся по телу Гедера, была несомненной. Паэрин прищелкнул языком – он тоже все видел.
– Что это? Сын дал лорду-регенту позволение убить отца? – пробормотала Китрин.
– Не знаю, – ответил Паэрин, умеющий говорить, не шевеля губами. – Однако позволение Гедер получил. Взгляните, каким он сделался уверенным.
И вправду – осанка и движения Гедера совершенно изменились. От беспокойства и нерешительности не осталось и следа: еще миг – и он, чего доброго, расплывется в улыбке.
– Я желаю говорить, – поднял голос Доусон Каллиам.
– Я не позволю, – заявил Гедер.
– Мне плевать на твое позволение, рыхлый ты трус. Я для тебя войны выигрывал, – бросил Доусон, пытаясь подняться с колен.
Стражники, рванувшись вперед, пригнули его к полу. В публике не сводили глаз кто с Доусона, кто с Гедера; Китрин повернулась к семье преступника. Леди Каллиам, бледная как полотно, крепко сжала веки. У старшего сына расширились глаза, ноздри яростно вздрагивали. На людей, стремящихся увидеть гибель главы семьи, они ни капли не походили.
– Я тебя поставил у власти. Я! – ревел Доусон, брошенный на колени. – А ты предал все, ради чего моя держава и мой друг Симеон…
– Я не позволял вам говорить! – выкрикнул Гедер.
Китрин теперь не сводила с него глаз. Лицо его потемнело, вся легкость позы исчезла.
– Замолчите!
– А иначе что? Убьешь? Да ты просто-напросто мелкий фигляр! Я знаю, как ты запродал трон. Я выступил против тебя, и знай, Паллиако: когда мы начнем подниматься, тебе не хватит рук нас убивать. Верные мужи Антеи всегда будут…
Все случилось мгновенно. На палачей, которые стояли наготове с ржавыми затупленными мечами в руках, Гедер даже не глянул. Искаженное яростью лицо походило на маску. Он вышел туда, где стоял на коленях Каллиам с закованными в цепи запястьями. Шагнув мимо, Гедер выхватил у ближайшего стражника меч и взмахнул им широко и неумело, как ребенок при рубке дров. Удар пришелся Каллиаму в лицо, откромсав огромный кусок щеки. Каллиам отшатнулся назад, потерял равновесие и упал. Гедер, склонясь над поверженным врагом, снова и снова взмахивал мечом вверх-вниз, забрызгивая себя и стражников кровью умирающего.