Довольно небольшое суденышко не требовало многочисленной команды: для управления хватало и одного моряка. Вмещало оно до пяти человек, если не брать провизию на долгое путешествие по открытому морю. Сейчас судно легко покачивалось на волнах – белоснежная палуба, прямоугольные паруса цвета моря. Маркус не понимал, как судно с такими низкими бортами не захлестывается волнами при шторме, однако у причала стояли еще с десяток таких же, – видимо, устойчивость обеспечивалась то ли конструкцией, то ли искусством кораблевождения.
Или, может, эти суда не выходили в море при непогоде.
Мастер Кит обменялся приветствиями с капитаном.
– Нам дали понять, что вы можете оказаться не прочь доставить двух пассажиров на юг, в Лионею, – объяснил он.
– Может, и не прочь, – ответила тимзинка. – Коли в цене сойдемся. Вам когда отплывать?
– Чем раньше, тем лучше, – улыбнулся мастер Кит.
– В ближайший месяц не могу, – пожала плечами тимзинка. – Уже с другими сговорилась.
Маркус и без пауков в крови знал, что она лжет. Тимзинка ухмыльнулась. Ход был за ними.
– Я друг Эпетчи, – напомнил ей мастер Кит.
– Потому-то я с вами и разговариваю, – ответила она.
Канат, обернутый несколько раз вокруг руки, потоком сбежал вниз.
– Я могу заплатить.
Кит бросил ей небольшой кожаный кошель.
Тимзинка не стала его открывать, лишь взвесила на руке:
– Золото?
– Серебро. И немного меди.
– И красивый камешек от меня, – добавил Маркус. – Давайте уже прекратим пляски. Что вам нужно, чтобы вот это, – он ткнул в судно, – направилось вон туда? – Он указал на море, простирающееся к югу.
Женщина смерила его взглядом и вновь повернулась к Киту:
– Он кто?
– Меня зовут Маркус Вестер.
– Ну да, – ответила она, не глядя.
– Его действительно зовут Маркус Вестер, – подтвердил Кит. – И да, он тот самый Маркус Вестер.
– Да ладно!
– Послушайте меня, – вздохнул мастер Кит. – Послушайте мой голос. Этот человек – Маркус Вестер. Это он и есть.
– И всегда был, – добавил Маркус. – Даже прежде, чем про меня пошли легенды.
Адаса Орсун спрятала кошель под куртку.
– Ну хорошо, – согласилась она. – Ступайте за вещами. Отлив через шесть часов, с ним и отчалим.
– Это потому, что все мечтают со мной попутешествовать? – спросил Маркус.
– Будет о чем истории рассказывать, – пожала плечами тимзинка, вновь поворачиваясь к канатам. – Собирайтесь поскорее, да захватите годной еды заодно. Припасов у меня хватит, чтобы не умереть с голоду, только здесь парусник, а не кухня.
Шагая обратно по длинной пристани, сложенной из просмоленных бревен, Маркус покачал головой:
– Не нравится мне это. Она нас видит впервые. Что, если я страшный, жестокий и кровожадный? Меня ведь по большей части знают как убийцу человека, которому я прежде служил. Неужели это хороший повод взять меня на борт?
– Кажется, мы и есть те истории, которые о нас рассказывают.
– Нет, – покачал головой Маркус. – Не только. Мы гораздо больше чем истории. А владелица парусника, согласившись нас везти, идет на бессмысленный риск.
– Видимо, да, – ответил Кит. – Но я все же рад, что она согласилась.
Клара
Клара не знала, охватил ли мрак столицу, державу, весь мир или только ее одну. Утром при пробуждении небо ей показалось мутнее, чем раньше. За трапезой соль почти не чувствовалась, не придавала вкуса еде. Спала Клара мало, то и дело просыпаясь среди ночи и видя над собой чужой потолок. Порой она забывала, почему Доусона нет рядом, а потом вспоминала – и ее окатывало отчаянием. Словно все происходило вновь и вновь.
Однако она не позволяла себе расслабиться. Если угомонишься, то больше не вернешься к жизни. Даже не умрешь, а просто будешь ненужно существовать – безмолвная, серая, неподвижная. Каменная статуя самой себя.
– Доброе утро, матушка, – приветствовал ее Барриат, входя в маленькую столовую. – На завтрак яичница.
– Спасибо, милый, – отозвалась Клара. – Надеюсь, ты хорошо отдохнул?
– Терпимо.
В обычной жизни он бы уже распрощался и уехал – на север, к своим кораблям. Его место на флоте. Вместо этого он целый день не выйдет из задумчивости и просидит в тавернах. А сама Клара будет бегать по улицам, наведываться в особняки, где ее не очень-то привечают, и пытаться сделать так, чтобы ее семья сносно пережила ненастье. По крайней мере, та часть семьи, что осталась в живых.
Долгожданный дождь пришел не в виде ливня, а в виде мелкой ленивой мороси, из-за которой все стало сырым, нисколько не очистившись. Зато влага оживила краски: красный камень арок на Лиасских воротах полыхал цветом углей из догорающей печи, медведь с резного изображения на «Медвежьем братстве» превратился из пыльного доходяги на задних лапах в достойного хищника. Даже перегруженный украшениями особняк Иссандриана в дождевых каплях стал казаться благороднее. Об этом стоило бы рассказать Доусону, да только теперь не расскажешь.
Иссандриан принял Клару в гостиной; наготове ждали кофе с запеченным сыром и даже трубка, наполненная табаком. Клара принудила себя отказаться от части предложенного. Садясь на диван с белой обивкой, она по выражению лица Иссандриана уже видела, что вести будут недобрыми.
– Миледи, – начал Иссандриан, – я делаю все, что в моих силах, но я предупреждал, что не пользуюсь большим влиянием. И простите мне эти слова, но имя Каллиамов сейчас запятнано. Среди придворных оно ходит как замена слову «предатель».
– Но должны ведь остаться какие-то пути? – спросила Клара, отпивая кофе. – На стороне моего мужа сражались и другие аристократические семьи, они относились к нему сочувственно.
– Теперь об этом говорят по-иному. Их послушать – Каллиам восстал против трона в одиночку. Семьи, чьи знамена развевались рядом с вашим, заявляют, что хранили нейтралитет и никогда не брали в руки оружие. А кто отсиживался по домам – те, оказывается, сражались на стороне Паллиако. Расплаты избегут не все, но все будут пытаться.
– Понимаю.
Клара и вправду хорошо понимала, как это происходит. В придворной жизни главное, кем ты слывешь и что о тебе говорят. Нынешний случай не исключение.
– Я пока не оставил надежду, – продолжал Иссандриан. – Поговаривают о готовящейся экспедиции в Халлскар. Если пойдут морем, то может понадобиться капитан. Вряд ли я добьюсь того, чтобы Барриату доверили корабль, полный придворных. Но не исключено, что понадобятся и грузовые суда, и если мне удастся замолвить слово нужным людям, то на одно из таких судов можно устроить Барриата.
Клара подумала, что для одного высказывания многовато неопределенностей и оговорок, но все же благодарно улыбнулась – как и положено. Поболтали еще минуту-другую, Клара наслаждалась трубкой и кофе. А затем настало время уходить. Надо идти дальше. Нельзя останавливаться.
Аннерины уехали из столицы, даже не дождавшись завершения сезона. Дочь Клары они увезли с собой, внука тоже. Им явно хотелось избежать визитов Клары, однако она все же подошла с вопросами к рабу-привратнику. Нет, миледи, семья не вернулась и до зимы не ожидается. Да, от вас примут очередное письмо и проследят, чтобы оно было отправлено вашей дочери.
В особняке Канла Даскеллина высказали сожаление, что вся семья нездорова, визиты лучше оставить до другого дня.
Клара провела на ногах все утро, обошла с полдесятка домов в надежде – совершенно беспочвенной, – что одним своим присутствием заставит мир найти место для ее сыновей.
Ближе к полудню, едва не шатаясь от усталости, она вернулась в дом лорда Скестинина, где опять застала ссору.
– Я моряк! – кричал Барриат. – Я могу выпить втрое больше и буду трезвее, чем ты после ночного сна!
К ссорам сыновей ей было не привыкать, однако сейчас голос Джорея в ответ прозвучал совсем тихо, холодно и незнакомо:
– Ты выказал неуважение к моей жене и ее дому. Тебе здесь не место.
Клара прошла через коридор, держа спину идеально прямой. Только не здесь. Если нужно, она выстоит в борьбе против целого мира. Выдержит горькую необходимость просыпаться одной в незнакомой постели, когда в ушах еще стоит эхо от убийства мужа. Но только не здесь. Должно же быть место – хотя бы одно! – где можно отдохнуть и набраться сил. Если не в семье, то где?
– Я и не остался бы, – заявил Барриат, когда она ступила на порог комнаты. – Даже на спор. Однако пойми: это не я унижаю Сабигу. Она твоя жена и моя сестра. Ты адресуешься к ее переменчивым подружкам, а не ко мне.
Оба сына повернулись к Кларе.
– Что? – Усталость наполнила слово такой тяжестью, что на другие у матери не нашлось сил. – Что?
Джорей взглянул на брата, затем себе под ноги. Заговорил, выдвинув челюсть вперед, – так делал и Доусон. То ли мальчик подражает отцу, то ли есть нечто в крови, что заставляет мужчин из рода Каллиам повторять это движение, даже если они никогда не виделись.
– Сабига затеяла садовую вечеринку, – объяснил Джорей. – Пригласила полдесятка давних подруг. Тех, что не отвернулись даже после… скандала. Теперь все отказали.
– А винит он меня! – вмешался Барриат. – Ничего дурного я не делал. Не вылавливал же я этих девиц и не уговаривал их отвернуться от Сабиги!
– Тебе и не понадобилось бы, – ответил Джорей. – Все знают, что мы здесь.
– Не мы, – заявил Барриат. – Ты – здесь, а я где-нибудь в другом месте. Прошу прощения, матушка.
Клара хотела спросить, куда он идет. Как его найти. Задать тысячи вопросов, которые помогли бы ей создать видимость того, что семья пока вместе. Однако усталость тела и измученность разума взяли свое. Барриат шагнул мимо Клары к дверям, и ей показалось, что напор его движения способен сбить ее с ног. Джорей – бледный, полный горечи – не пошевелился. Сабига встала рядом с ним.
– Матушка, все зря, – сказал Джорей.
– Не зря, – возразила Клара. – Сейчас трудно, но потом все уляжется. Барриат горюет об отце. И все мы тоже горюем. Не требуй от него слишком многого.