Готовилась и королевская семья. Воскресенье должно было стать днем помолвки Ангелины, и королева прекрасно понимала, что ее старшая дочь будет привлекать особое внимание и вызывать шепотки за спиной, как и она сама. Поэтому они все должны были выглядеть безукоризненно, и даже чуть холодно, чтобы буквально вызывать благоговение.
Добиться этого с почти полным отсутствием драгоценностей было трудно, но недаром модельеры Королевский Модный Дом пользовались особым расположением семьи. То, что терялось с отсутствием камней, компенсировалось качеством и дороговизной тканей, оригинальным покроем, украшениями платьев. Маскарадные костюмы было решено не надевать, ограничиться масками, все равно от подданных не укрыться и членов королевской семьи узнают под любым костюмом. И с утра девочки во главе с матерью ушли в дворцовый термальный комплекс, после которого их кожа сияла, глаза блестели, светлые волосы всех оттенков переливались золотом и серебром, а маникюр с педикюром заставил бы удавиться от зависти всех дворцовых модниц.
Обед был легким, переходящим в послеобеденный сон, чтобы не клевать носом на балу. После того, как они оделись, пришлось сделать общую фотографию — фотограф был приглашен заранее и его тоже забыли отменить. К дворцу уже съезжались гости, ведь бал начинался в семь вечера. Королевская семья должна была появиться в девять, когда все соберутся.
Три центральных бальных зала, украшенных цветами, задрапированных воздушными тканями, сияющие огнями, были соединены между собой высокими арками, увитыми лентами и бантами. На сцене в главном зале играл оркестр, но благодаря колонкам его было слышно во всех трех залах. По периметру стояли столы с закусками, ледяными фонтанами и напитками. У стен — диванчики для притомившихся гостей, между которыми были выставлены стеклянные подиумы с драгоценностями короны. Лаунж для мужчин манил запахами дорогих сигар и коньяка. В дамских комнатах терпеливо ждали горничные, на случай, если их госпожам понадобится помощь — поправить платье или сменить поехавший чулок. Бал набирал обороты, гул усиливался, огни сверкали, музыка играла, гости прибывали.
Гости подъезжали к центральному входу дворца, расположенному между четырьмя разноцветными крыльями. Сверху он был похож на цветок клевера. Вереница дорогих сверкающих автомобилей, мигая огнями, непрерывно въезжала в центральные ворота, медленно подъезжала к входу. Вежливые молчаливые шоферы выходили из машин, открывали двери, почтительно кланяясь. С сидений выбирались главы дворянских и купеческих фамилий, одетые в дорогие костюмы или офицерскую форму — если они были военными, сопровождаемые супругами в модных маскарадных платьях и отпрысками с горящими глазами, аккуратно и шикарно одетыми в костюмы героев разных эпох. Все были в полумасках.
Они поднимались по длинной лестнице с широкими плоскими ступенями, покрытыми золотым бархатом, проходя мимо горящих по краям лестницы фонариков. Останавливались пообщаться друг с другом у входа, раскланивались, целовали руки дамам, и, сопровождаемые любезными королевскими распорядителями, заходили внутрь.
В зале прибывшие фланировали от столиков с закусками до диванчиков, от лаунжа до скамей фрейлин, возглавляемых Сениной, которые записывали в дамские танцевальные карточки порядок приглашений на будущие танцы, и распределяли по парам тех, кто остался без партнера. Никто не должен был быть обиженным.
Молодые светские львы подходили к краснеющим под масками девушкам, ждали, пока общие знакомые их представят и просили предоставить им право танцевать с юными девами свободный танец. В воздухе ощутимо пахло любовью и выгодными браками.
Купцы и дворяне, не сталкивавшиеся ранее, знакомились и осторожно обменивались своими матримониальными планами. Танцы должны были вот-вот начаться, как раз тогда, когда все наговорятся, наедятся и будут готовы танцевать.
Наиболее родовитые семьи приезжали позже всех, и церемониймейстер добавлял в объявление прибывших все больше торжественности, пока его голос не стал чистым пафосом, летящим над присутствующими. И вот пришел момент, когда ему нужно было продемонстрировать глубокое дыхание и выдержку.
— Ее королевское величество королева Ирина-Иоанна Рудлог! Ее высочество кронпринцесса Ангелина-Иоанна Рудлог! Ее высочество принцесса Василина-Иоанна Рудлог!
Пока шло казавшееся бесконечным представление королевской семьи, Ирина с мужем и дочерями спокойно стояли у входа в главный зал, улыбаясь и благожелательно кивая знакомым и незнакомым гостям, образовавшим цветастый и пестрый коридор по обе стороны от входа. Дамы присели в реверансах, кавалеры склонились в поклоне и вдруг в наступившей почтительной тишине зазвучали первые звуки императорского тансо — величественного парного танца, когда пары словно парят по залу под торжественную мелодию, то убыстряясь, то замедляя шаг, будто качаясь на морских волнах.
Святослав Федорович повел жену открывать бал. Первый круг они протанцевали вдвоем, а затем к ним начали присоединяться гости. Младшие принцессы, еще не дебютировавшие, вежливо дождались окончания танца родителей, и ушли с няней в детскую комнату. А старшие тоже танцевали, даже Маришка, которую пригласил молодой лейтенант.
Один танец сменял другой, гости танцевали, пили, веселились. Королева будто поймала кураж — кружась в объятьях галантных кавалеров, заверявших ее в своей преданности и в своем восхищении. Ее наконец-то отпустило напряжение прошедших дней. И все это — море света, цветов, маски и разноцветные костюмы, почтительные поклоны аристократов и членов купеческих семей — подействовало на нее, как пузырящееся шампанское на морозе. Кажется, она снова почувствовала себя счастливой.
И вот зазвучали первые аккорды медленного тируме — этот танец танцевался партнерами так близко, что незамужним девушкам и юношам запрещено было принимать в нем участие. А перед отдыхающей королевой склонился высокий мужчина в полковничьем мундире и черной маске, закрывающей верхнюю половину лица.
— Торжествуете, моя королева? — глухо спросил он у ее уха, когда они прошли первые шаги танца, и мелодия подхватила их, унося в мир, где существовали только они двое.
«Ох, Игорь, Игорь»…
— Благодаря тебе, — королева говорила так же тихо, чувствуя его дыхание на своей щеке, — я могу торжествовать. Я победила.
— Не скромничайте, моя королева, этот триумф исключительно ваш. Что вы будете теперь делать?
Она чувствовала тепло его крепкого тела, и ей хотелось оказаться совсем в другом месте — там, где они были счастливы.
— Завтра двор перебирается в летнюю резиденцию. А послезавтра я выставлю свои условия на Совете. И затем мы с девочками тоже уедем.
Касание рук, касание тел, дрожь по позвоночнику и синхронно бьющиеся сердца.
— Игорь, я хочу наградить тебя. Графский титул будет в самый раз, правда?
Чуть сжавшиеся пальцы и снова теплое дыхание у уха.
— Не нужно, Ваше Величество. Для меня счастье служить вам, моя королева.
«Вы невыносимо прекрасны, моя королева…»
«Игорь, Игорь, что же мне с тобой делать?»
Безмолвный разговор-воспоминание, разговор-обещание. «Опять королева говорит о делах», — шушукались затюканные за прошедшую неделю придворные. Никто, увидевший эту пару, не подумал бы, что за сжатыми губами Ее Величества и серьезным лицом начальника разведуправления стоят вопросы меньше чем государственной важности. И только принц-консорт, внимательно наблюдающий за танцующими, на одно мгновение прикрыл глаза, словно отгораживаясь от реальности.
— Я бы хотела, чтобы все было по-другому, — сказала она с тоской, растворяясь в его надежных объятьях. «Да, чтобы мы с тобой были не теми, кто мы есть, а просто мужчиной и женщиной, Игорем и Ириной. Чтобы мы могли спокойно, как все люди, любить друг друга, не быть постоянно на виду, не прятаться, как воры и не красть часы и минуты счастья у судьбы, чтобы надо мной не висел долг перед государством, перед детьми, перед моим мужем — моим любимым и незаменимым другом. И пусть от него я не горю, как от тебя, и ноги не слабеют, и сердце не бьется, как сумасшедшее, но он не заслуживает того, что я хотела бы сделать. Он моя опора, мой дом, моя крепость. Но видят Боги, как я хочу быть с тобой!».
Она не произнесла это вслух, но ему и не нужно было слышать, чтобы понять.
— Я всегда буду рядом, моя госпожа, — произнес он, почти касаясь ее щеки губами, и от этих простых слов по ее телу разлилось тепло, а сердце сладко замерло от счастья.
Поздно ночью притомившиеся и изрядно выпившие гости вышли на огромную террасу — наблюдать за фейерверком и пиротехническим шоу. В парке крутились огненные колеса, били разноцветные фонтаны из искр, волшебные световые звери плавали между деревьев, окрашивая стволы и листву в красные, синие и желтые цвета. Кружили огромные бабочки, которые, поднимаясь в небо, увеличивались в размерах, пока не рассыпались водопадом холодных искр, льющихся с неба до земли. В небе кружились хороводы из звезд, складываясь в кружевные рисунки и постепенно затихая. Высокая публика встречала каждое новое чудо ахами и аплодисментами.
Фабиус Смитсен из своей камеры тоже любовался фейерверком. Он вообще любил красоту этого мира и восхищался выдумкой людей, создававших различные диковины. Люди оказались очень занятными существами с вкусными, сытными эмоциями. И этот мир очень не походил на его мрачную, безрадостную родину, наполненную борьбой за выживание.
Смитсен улыбался, да и в последнее время улыбка практически не сходила с его лица, так, что охранники даже забеспокоились — не двинулся ли медиамагнат часом от ареста. Нет, не двинулся. Так мог бы улыбаться человек, который точно знает, что дело всей его жизни скоро будет сделано.
На следующий день к вечеру дворец снова опустел, но пустота эта была не тревожной, как раньше, а легкой и праздничной. Слуги убирали покои и бальные залы, а стук каблучков королевы, доделывающей дела, звучал, как победная дробь барабанов. Она отпустила няню, и вечер они провели с семьей, купаясь в огромном бассейне термального комплекса, греясь на медленно опускающемся к горизонту солнышке, обсуждая семейные дела и планы.