— Вы называете имена, я говорю да или нет. Если вы назовете не все, я честно сообщу, что охранников больше.
Она покрутила носом, поправила очки, задумалась.
— Хорошо. Ивар Олейников?
— Да, — ровно ответил Тандаджи.
— Олег Торинский?
— Да.
Она поколебалась.
— Матвей Ситников?
— Нет, — сказал Тандаджи, и девчонка заулыбалась.
— У меня все.
— Это не вся охрана, — как и обещал, сообщил Тандаджи.
Она серьезно кивнула.
— Я все равно вычислю. Спасибо вам, господин Тандаджи.
Встала и вышла, со своей прямой спиной, мелко топая ногами в кроссовках.
— Не сомневаюсь, — пробормотал Майло, с тоской глядя на свое отражение в окне справа от рабочего стола. Впереди была встреча со Свидерским и его коллегами, и он уже продумывал, как развести принцессу, не желающую быть узнанной, и ее преподавателей. Хотя… любопытно было бы посмотреть на выражение их лиц. И это решило бы массу проблем.
— Да, кстати, — в дверь просунулась голова вернувшейся Алины, но Тандаджи даже не дрогнул, — вы ведь не сообщите Василине о дневном происшествии?
— Если спросит — сообщу, — ответил он, незаметно поглядывая на часы.
— Ну тогда я могу надеяться, что если НЕ спросит, не сообщите? — мило поинтересовалась краснеющая студентка.
— Можете, Ваше Высочество, — покорно согласился тидусс.
Она просветлела и ушла. А начальник управления госбезопасности Рудлога подумал, что через несколько лет, когда эта краснеющая девочка заматереет, из нее получится очень цепкая и зубастая пиранья.
— Малявочка, ну почему ты не позвонила мне? — укоризненно и расстроенно басил в трубку Ситников. Алина сидела над домашним заданием, слушала его и одновременно перерисовывала схемы дополняющих друг друга заклинаний и тех, что ни в коем случае нельзя было использовать в сцепках. За окном было уже темно, над столом горела лампа, и глаза побаливали и требовали отдыха— училась она сегодня много и быстро, потому что хотела закончить к ужину.
— Мне парни рассказали. Я-то сегодня отпросился у куратора, у матери был, помочь надо было с переездом. Ты не волнуйся, она к тебе больше не подойдет, — мрачно и очень по-мужски пообещал Матвей. — Я с ней поговорил жестко и предупредил.
Алинке Матвей казался таким мягким и добрым, что она совершенно не представляла, как он может с кем-то «жестко поговорить.»
— А почему вы расстались, Матвей? Вы долго встречались? — с любопытством спросила принцесса, зажав в зубах карандаш и стирая ластиком неудавшуюся схему. Произнесено было невнятно. То ли из-за этого, то ли из-за самого вопроса семикурсник замолчал. Потом поинтересовался:
— А тебе интересно, малышка?
— Конечно, — горячо заверила Алина, — очень. Если только тебе не неприятно рассказывать.
— Сейчас уже нормально, — откликнулся Ситников. — Все просто. Встречались мы с пятого курса.
— Долго, — рассеянно пробормотала принцесса, выключая лампу и снимая очки. Потерла глаза кулаками. Взяла учебники и аккуратно выставила их в огромный книжный шкаф, который медленно, но верно заполнялся литературой.
— Долго, — согласился Матвей. — Я сам с юга, а Катюха отсюда, из Иоаннесбурга. Она очень хотела, чтобы я не шел служить. Ну а я всегда об этом мечтал. А ведь там как распределят… в город, а могут и в гарнизон какой. Вот и требовала, чтобы я отказался от этой идеи. А как отказаться от мечты, Алиш?
— Никак, — поддержала она друга, скидывая домашние тапочки и забираясь с ногами в кресло.
— Вот она и решила шантажировать. Либо, сказала, остаешься в столице, либо я от тебя ухожу.
«Вот дурочка», — подумала Алинка, расплетая свободной рукой косичку.
— А я понял, что, получается, город она любит больше меня. Понимаешь, малявочка?
Голос у него был гулкий, и приятно было просто его слушать.
— Понимаю, — сказала она. — Если б я любила, то я бы куда угодно поехала.
— Угу, — как-то потерянно произнес Матвей. — Ты, кстати, поедешь со мной на базу?
— Да! — радостно крикнула принцесса в трубку и засмеялась.
— Хорошо, — парень тоже хохотнул в ответ. — Малявочка, — вдруг спросил он, — а хочешь, я сейчас к тебе Зеркало открою? Напоишь меня чаем, я посмотрю, как ты живешь. Могу шкаф передвинуть. Если надо.
Алина покраснела, нервно огляделась. Да, эти покои при всем желании за скромную квартирку не выдашь.
— М-матвей, понимаешь… у меня сестра… — промямлила она, жутко переживая, что он обидится.
— Ладно, — покладисто пробасил он, — тогда завтра увидимся. Ты только не сбегай после пар сразу, ладно?
— Хочешь погулять? — догадалась принцесса.
— Увидеть тебя хочу, — признался Матвей. И замолчал напряженно. Алина улыбнулась. Она ему точно нравится!
— Увидимся, обязательно, — она поболтала ногами, закинула их на подлокотник кресла. — Я тоже соскучилась.
Глава 25
Я честно отстояла с Эльсеном утреннюю язву и теперь невозмутимо курила в заполненной курилке, стряхивая пепел в пачку сигарет. К урне было не пробиться.
Создавалось впечатление, что на меня сюда ходят смотреть, как на неведомого зверя в зоопарк. Иначе чем объяснить, что здесь тусовались и сестры с педиатрии, и акушерки с родового? На их этажах тоже была фильтрующаяся курилка, так что надобности подниматься не было.
Со мной вежливо здоровались, особо любопытные спрашивали, как я срабатываюсь со старым ворчуном и не сложно ли работать. Тут приходилось себя останавливать. То, что и как могла сказать Марина Богуславская, не могла себе позволить Марина Рудлог. Ехидство просилось наружу, но пока я побеждала.
Особенно трудно было с бывшими-нынешними коллегами, которых я хорошо знала ранее. Подруг у меня никогда не было, но приятельские отношения завести я успела, и теперь было непросто сдержаться и не спросить у вышедшей из декрета Самойловой, по-прежнему ли ее муж звонит ей каждый час, чтобы проверить, что она на работе, или у медбрата Дубовника — купил он себе машину или все еще копит. В результате я была напряжена, курящие зрители были напряжены. Такая дымная плиточная будка с высоким напряжением.
Я была довольной и подуставшей, хотя впереди была еще операция. Организм, избалованный ночными бдениями с Мартином, утренним долгим сном и прочими радостями бездельной жизни, неохотно входил в рабочий режим. Зато я перестала чувствовать себя бесполезной.
Вчера Март заглянул ко мне вечером, таинственным голосом сообщил, что у них с друзьями какие-то важные дела с Тандаджи, и до конца недели мы не увидимся. А вот на выходных, если Высочество, то есть я, пожелаю, можем оторваться. И вообще он хочет посмотреть на меня в форме медсестрички. Так что могу захватить с собой белый халатик.
Я пообещала захватить не только халатик, но и самый большой шприц, потому что за удовольствие надо платить. Мартин, отсмеявшись, заявил, что на него без трусов я и без сомнительных поводов могу посмотреть. Я запустила в него подушкой, она полетела обратно, и в результате непродолжительных боевых действий меня защекотали до икотки.
Почему-то было тревожно. Так бывает — человек веселится, а глаза остаются задумчивыми. Но не стала спрашивать, потому что если б хотел — рассказал бы.
Люк не звонил больше.
«Жаль, правда?»
Я проигнорировала внутреннего ехидну, сделала затяжку. Мимо меня ручейком на выход потянулись коллеги. Оглянулась — у входа стоял суровый Сергей Витальевич Эльсен, жевал свою серую папироску и нетерпеливо шуршал газетой. Он-то и был причиной бегства белохалаточного братства. В результате в курилке мы остались вдвоем.
Я достала вторую сигарету, закурила. Вот что-то, а от начальства я никогда не бегала. Снова погрузилась в свои мысли. С утра мне передали телефон Катюхи Симоновой, моей школьной подруги, и я теперь терзалась — с одной стороны дико хотелось позвонить, узнать, как сложилась жизнь, встретиться — мы всегда были похожи, смеялись и плакали над одними вещами. С другой, семь лет — такой срок, за который и родные могут стать чужими… боялась разочароваться, испортить воспоминания детства.
— Богуславская, вы пообедать успели? — скрипуче осведомился Эльсен, поглядывая на меня поверх газеты.
— Да, — на автомате ответила я и замерла. Он хмыкнул, что-то пробормотал себе под нос и снова уткнулся читать новости.
Я все-таки упорно докурила сигарету, и вышла — так, чтобы это не походило на бегство. Эльсен болтать не станет, это точно, но как я так попалась? Никакая из меня шифровальщица.
«Это точно. Помнишь, как некто Кембритч подловил тебя на знании великосветского этикета?»
«Очень хорошо помню.»
Нужно было начинать готовить операционную, но я все-таки зашла в раздевалку, взяла телефон и набрала Катькин номер.
— Дом Симоновых, — такое ощущение, что мужчина дежурил у телефона, потому что ответил мгновенно.
— Здравствуйте, — я поколебалась, — могу я поговорить с леди Симоновой?
— Леди не может сейчас отвечать на звонки, — величественным голосом дворецкого произнес мой собеседник.
— Я вам рекомендую подойти и спросить, не хочет ли она пообщаться со своей школьной подругой, Мариной, — ледяным тоном посоветовала я. — Я подожду. Но недолго.
«Тренируешь властные нотки?»
«Уймись, а?»
В раздевалку зашла старшая сестра, глянула на меня и вышла. Нет, все-таки надо что-то делать с этой человеческой пугливостью. Я поковыряла наклейку, изображающую оскалившегося врача со скальпелем, которая висела на шкафчике медбрата Дубовника столько, сколько я себя помнила. Тут всегда почему-то царил полумрак и холод, окошко было маленьким, лампочка была тусклой, и когда я переодевалась после смены, всегда чувствовала себя посетительницей морга.
В трубке было тихо. Затем раздалось клацанье, и знакомый до невозможности голос радостно и как-то недоверчиво произнес:
— Марина? Марина? Это ты??
— Я, Кать, — опять напала эта неловкость, из головы просто вылетело все, о чем можно поговорить.