В трубке повисло молчание.
— Ваше Высочество, — сказал он покаянным тоном, — я размазан и унижен. Кто-то дарит тебе цветы, а я ни разу даже веточку укропа не принес. Исправлюсь, хочешь? Сегодня же скуплю все цветочные магазины. Только мне казалось, что тебе куда приятнее новый шлем получить, чем гербарий.
Я задумчиво положила букет на стол.
— Правильно казалось, — протянула я. — Но теперь я в недоумении.
— Еще кому-то разбила сердце, жестокая ты женщина?
— Это кому я разбила? — возмутилась я шутливо, доставая сигарету.
— Мне, конечно, — возгласил он радостно и совсем уже не сонно. — Я требую сатисфакции!
Так мы дурачились еще минут пять, потом тепло попрощались.
Я положила трубку, села в кресло. Энергия куда-то делась, будто из меня, как из воздушного шара, выпустили воздух.
Розы лежали на столе, как большой знак вопроса.
Хотя я знала ответ.
И лучше бы это был Мартин.
«Нет, не лучше.»
«Да заткнись ты уже!»
После того, как я объела какого-то несчастного теленка на поллитра молока и умяла три булочки, жизнь стала казаться не такой плохой. Стрелки часов потихоньку подходили к восьми утра, и в восемь ноль одну я уже звонила Олегу Николаевичу.
— Приемная главврача, Вторая Областная Больница, — проговорила секретарша хорошо поставленным голосом, и я снова попросила соединить меня с бывшим (и потенциальным) начальником.
— Марина Михайловна, — сказал он со вздохом, — ну конечно, я беру вас. Когда вы готовы выйти?
Я было хотела ответить, что хоть сегодня, но задумалась. Васюте-то я еще ничего не сказала.
— С понедельника? — неуверенно предположила я.
— С понедельника так с понедельника, — согласился он тяжело и мрачно. — Заходите ко мне, потом в отдел кадров… ну вы знаете…
— Спасибо вам огромное, Олег Николаевич! — я знала, что он не откажет, но все равно нервничала. — Вы не пожалеете, обещаю!
— Надеюсь, — мученическим тоном выдавил начальник, но мне его не было жалко. Ни капельки.
В своем кабинете главврач Новиков осторожно положил трубку и посмотрел на невозмутимого начальника разведуправления Рудлога.
— Все нормально? — спросил напряженно.
— Прекрасно, — кивнул Тандаджи. — Теперь, Олег Николаевич, продолжим. Охрану замаскируем под санитаров, поставим камеры здесь и здесь, — он делал пометки на поэтажном плане помещения. — До понедельника стекла вам поменяют на пуленепробиваемые, проверят пожарную сигнализацию, установят анализатор дыма и ядов. Есть какие-то еще пожелания? А, да, оборудуем вам охранно-пропускной пункт, теперь вход в больницу будет только по пропускам или через приемный покой.
— Не напугайте только мне пациентов и персонал, — нервно попросил Новиков.
— Что вы, — невозмутимо сказал Тандаджи, — они даже не заметят. Заодно фасад покрасим, в порядке компенсации. Что-то еще нужно? Вы спрашивайте, не стесняйтесь, пока предлагаю.
Новиков задумался, осторожно почесал себе подбородок, словно решаясь.
— Нужно, конечно, господин Тандаджи. Раз такое дело, то вот список, — он достал из стола два исписанных листа. — Это то, чего нам не хватает. Мы постоянно шлем запросы в Минздрав, но бюджет ограничен, выделяют крохи. Аппараты ИВЛ, донорский пункт, да и койки пора обновить, и белье хотелось бы новое, а то мы кипятим, парим, а оно уже серое.
Тидусс спокойно взял список, пробежал глазами.
— Не все сразу, но за несколько месяцев все сделаем, господин Новиков. Спасибо за сотрудничество.
— Не за что, — криво и кисло произнес главврач Второй Областной Больницы.
В комнаты Василины я стучалась с некоторой опаской. Хорошо, что меня вчера накрыла блаженная задумчивость у дверей их с Марианом покоев. А то могла бы и помешать… отдыху.
«А хорошо, наверное, когда у тебя муж всегда под рукой.»
«Это если муж такой, как Мариан.»
Но сестричка только собиралась вставать, а мужа ее в покоях не было, поэтому этот мой рейд оказался более успешным.
— Привет, — я присела на краешек огромной кровати. Смешно, она такая сонная, теплая, в пижаме, со взлохмаченными торчащими кудряшками. Не королева, а булочка с корицей.
Что-то меня с утра образы булочек прямо преследуют.
— Привет, Васюш. Я слишком рано, да?
— Да заходи, — она сладко зевнула, потянулась на кровати. — У меня еще десять минут есть полениться. Никак не пойму, как Мариан заставляет себя вставать и идти на плац, на зарядку с гвардейцами. Тем более в такую погоду.
Мы обе посмотрели за окно. Дождь настойчиво барабанил по стеклу, и сквозь потеки воды были видны черные, уныло раскачивающиеся деревья с почти облетевшей листвой. Я представила себе пробежку под этим холодным ливнем и передернула плечами.
— Вот-вот, — Василина заметила мое движение, улыбнулась, снова зевнула. — Ну, моя верноподданная, рассказывай, зачем пожаловала?
— Я звонила на свою старую работу, — осторожно начала я, — и, Василин, они готовы меня взять обратно. С понедельника. Ты… ты что скажешь? Я знаю, что я обещала побыть с тобой, но я буду здесь, просто на работу буду ездить. Не обидишься?
Василинка подползла ко мне, обняла. Он нее пахло теплом и молоком. Хотя она и говорила, что перестала кормить грудью, все равно пахло.
— Мариш, ну что ты? Я же вижу, как ты тут тоскуешь. Как я могу обижаться? Ты будешь при деле, и если тебе это нравится, то у меня хватает мозгов не держать тебя здесь.
— Спасибо, милая, — вот опять. Я знала, что она не откажет, но как же трудно перешагнуть через себя и спросить!
— Главное — что ты остаешься с нами, — продолжала она, и я прикусила язык, потому что собиралась сказать, что планирую съехать потом. — Теперь бы Полю с Ани вернуть, и у меня сердце будет совсем спокойно. Одна на севере пропадает, другая на юге. Хоть разорвись. Хорошо, что я чувствую, что они живы, а то бы с ума сошла.
— Зато Алинка во дворце, — ободрила я ее.
— Да, — сестричка помрачнела, — она не говорила, что случилось? Она на себя не похожа. Разговаривает мало, прочитанным не делится, сидит с книгами целый день, носом шмыгает. Обидел ее кто-то, Мариш. Я все порываюсь позвонить ректору и узнать, но она, как приехала, попросила меня этого не делать.
— Может, влюбилась неудачно? — неуверенно предположила я.
— Кто, наша Алишка? — фыркнула Вася. — Она может влюбиться в книжную полку, в лабораторию. В сборник математических формул. Но в мужчину? Она же еще малышка совсем.
— Малышка, — передразнила я. А ты, — продолжила насмешливо, — ты во сколько своего Мариана встретила?
Василина чуть порозовела, глаза затуманились воспоминаниями.
— А ведь десять лет прошло, Марин, — сказала она тихо и мечтательно. — Кто бы мог подумать тогда… что я буду носить мамину корону и что рядом будет он.
— Медведь, — фыркнула я, потому что в груди болезненно закололо.
— Лучший медведь в мире, — согласилась до неприличия влюбленная королева. Задумалась. — Кстати, о медведях. Марин, мы уедем дня на три, в поместье. К выходным, наверное. Детей здесь оставим.
— Что, внеплановый медовый месяц в честь десятилетия? — улыбнулась я, обнимая ее крепко-крепко. Как хорошо, что она у меня есть.
— Нет, — сестра погладила меня по спине. — Просто полнолуние скоро. Мариан в эти дни не очень стабилен. Боюсь, порвет кого-нибудь, у меня как раз цикл начнется, а он с ума сходит в эти дни. Кругами вокруг меня ходит, на людей рычит. Наши-то привыкли уже все, знают, что делать. Да и там проще — заперлись в спальне и нет проблем. А тут же не закроешься… Пока кормила, беременная ходила, нормально было, но сейчас, чувствую, накроет его.
— В смысле в спальне? — не поняла я.
Василина взглянула на меня, покраснела.
— Да вот так… у оборотней немного другие инстинкты, Мариш.
— А как же дети? — я надеялась, что не очень глупо выгляжу. Вот так, живешь-живешь, и узнаешь пикантные подробности из жизни родных. Наверное, эту конкретную подробность я бы предпочла не знать. А то воображение зашкаливает. И анекдоты неприличные на ум приходят.
«Все потому, что хватит в девках ходить, дурочка.»
— Ну ты что, на них он не рычит. И там всегда экономка, повариха, есть кому заняться. А здесь вообще в сад ходят, няня есть. Отец присмотрит, если что…
— Да и я присмотрю, — добавила я.
— …и ты… тяжело оставлять, конечно, но что делать?
— Ехать праздновать юбилейный медовый месяц, — жизнерадостно возгласила я. — Не переживай, справимся. Увози своего зверюку, все правильно. А то как представлю, как он с утра в мохнатом обличье на плацу отжимается… или марширует, задирая лапы…
Мы дружно захихикали, все еще обнимаясь. В двери деликатно постучали, и в спальню заглянула помощница Василины. Мы сразу сделали строгие лица.
— Доброе утро, Ваше Величество, — официально и очень профессиональным тоном произнесла она. — Ваше Высочество, здравствуйте, — кивнула она мне. — Я с расписанием. И вас ждет парикмахер.
— Доброе утро, — серьезно произнесла Василина. Я глянула на нее — да, за прошедшие недели сестричка стала чувствовать себя вполне уверенно. — Через пятнадцать минут я выйду, подождите.
Дверь закрылась, и Вася вздохнула.
— Ну все, Мариш. Сейчас у меня забег в душ и гардероб, и прекрасное рабочее утро. Но на завтраке буду. Увидимся?
— Конечно, — заверила я, целуя ее в нос. Ее Величество смешно сморщилась и крепко обняла меня.
Сообщение пришло, когда я собиралась к завтраку. С незнакомого номера.
«Тебе понравились цветы, злая девочка?»
Я не ответила. Зачем?
Завтрак прошел почти в нормальной обстановке. Во всяком случае, не было ощущения, что у нас кто-то умер. Даже Алина достаточно бодро уминала уже оцененные мной булочки, и болтала с отцом о разнице между хвойными и лиственными деревьями в зимний период.
Я иногда задумывалась над тем, что наша семья то ли бесчувственная, то ли слишком самонадеянная. Мы никогда не ожидали плохого, всегда была какая-то уверенность, что все исправится, наладится, что все будет только так, как захотим мы. Даже после того, как жизнь наглядно показала нам тщетность этой веры. Все равно. Даже когда мы говорили о сестрах, мы произносили «Когда Ангелина вернется» или «Когда Пол найдется». Никогда «если». «Если» — это не для Рудлогов.