Перед ним был веселый организованный хаос, и ему это нравилось.
— Сейчас перехват будут танцевать, — сообщил ему священник довольно. Энтери аж вздрогнул — он забыл, что тут не один.
— Что такое перехват? — поинтересовался он, глядя, как снова образовывается круг, Тася выходит в центр — сняла верхнюю одежду, осталась в длинном платье и толстой шали. А дудка начинает выводить что-то быстрое, сразу чувствуется — местное, горное, потому что и плеск бурной реки в этой мелодии, и шум ветра, к ней присоединяется скрипка, барабаны, люди хлопают в ритм, и его невеста, раскинув руки, как лебедь, медленно, горделиво идет — плывет по кругу, показывая себя — вот какая я, красивая, гордая, счастливая, полюбуйтесь! К ней выскакивает какой-то парень — Энтери хмурится — и вот они уже кружат в паре, мужчина коршуном вьется вокруг женщины-лебедя, наскакивает, притопывает, а она только кокетливо поглядывает на него и уплывает, отворачивается — не для тебя я, парень, хоть хорош ты, и силен, и красив, и танцуешь хорошо. А вот тебе еще пара, — и Тася вплывает в цепочку хлопающих зрителей, меняется местами с какой-то девушкой. И уже новая лебедь плывет по кругу, уходя от коршуна, и затем к танцорам выходит еще мужчина, и первый парень, хлопнув второго по плечам, уходит из круга. Так меняются мужчины и женщины, молодые и пожилые, и вот уже танцует какая-то старушка, а счастливые люди подбадривают ее и хвалят, и старушка румянится, плывет величавой птицей, и на мгновение кажется, что не бабушка там — молодая чернобровая красавица, озорная и гибкая — потому что танец не знает возрастов, танец душу показывает.
— Понятно, почему «перехват»? — спрашивает служитель Синей. Глаза его горят, и он, махнув рукой на наблюдающего этот яркий праздник жениха, спускается с помоста и через минуту сам присоединяется к танцующим под возгласы одобрения.
Энтери дал людям еще порадоваться — ему не жалко, и ждал еще целый час, пока запыхавшаяся, раскрасневшаяся Тася не поднялась к нему. Взглянула вопросительно и улыбнулась — поняла, что готов отвечать.
— Готов? — недоверчиво спросил такой же румяный священник, поднимаясь на помост.
— Готов, — кивнул Энтери. — Мне как отвечать, громко?
— Нет, что ты, — испугалась Тася, — на площади много неженатых, им еще в свое время разгадывать. Мне ответишь, а отец Силайтис свидетелем будет.
На площади зашевелились, начали подходить к сцене — почуяли, наверное, что жених решился. Служитель Синей подождал, пока подойдут все желающие, и обьявил громко:
— Жених готов, люди Теранови! Сейчас мы узнаем, готовить мне сегодня брачные покои в храме или нет!
Люди одобрительно зашумели.
— Говори, Таисия, — благосклонно кивнул священник.
— Что мужчина держит, а женщина оживляет? — спросила Тася, и голос ее вдруг дрогнул. «Тоже волнуется», — понял Энтери.
— Дом, — сказал он тихо.
Тася улыбнулась.
— Правильно? — строго поинтересовался отец Силайтис.
— Правильно, — подтвердила невеста, с нежностью глядя на дракона.
— Правильно! — закричали люди. — Правильно! Тогда поцелуй в награду! По-це-луй! По-це-луй!
Энтери шагнул вперед и мягко прикоснулся к теплым губам невесты, прижал ее к себе — Тася только ойкнула, и наконец-то настойчиво, долго поцеловал, наслаждаясь вкусом свежести и меда, и женского вкуса, такого родного, совсем не забытого.
— А второй вопрос? — возмущенно и радостно кричали из толпы.
Тася спрятала голову у него на груди и тихо гладила его по шее. Вдруг стали казаться лишними и эти вопросы, и этот праздник — схватить бы, унести поскорее, сделать своей!
— Второй, — настойчиво сказал священник.
— Что важнее жены? — тихо произнесла Таисия. Губы ее порозовели, глаза сверкали, обещая самую сладкую радость.
— Ничего, — сказал Энтери, и, не дожидаясь подтверждения, снова поцеловал ее — а что сделаешь, традиция! Народ хлопал, топал ногами, шумел — но все было неважно, пока девушка, которую разглядел не сразу — а разглядев, понял, что вот оно — солнце для дракона, радостно отвечала ему на поцелуй, снова делилась и теплом и счастьем.
— Что дороже всего на свете? — задала она третий вопрос. Отец Силайтис уже не вмешивался, все пошло волею Богини само, как надо.
— Дети? — спросил он тихо.
— Правильно! — радостно крикнула Тася и Энтери снова потянулся к ее губам — какой хороший обычай!
— Правильно! — обрадовал людей служитель Богини.
— Эйя! — крикнули в толпе. — Эйя! Эйя!
— Эйя? — прошептал дракон в губы разомлевшей невесте, гладя ее по затылку, по шее. Косы ее длинные, толстые, русые, лежали на плечах, а от волос вниз шел пушок — он помнил его, шел по всему позвоночнику, мягкий, золотистый, почти незаметный. Сегодня он вдоволь насмотрится…
— Свадебная песня, — пояснила Тася, — на старом языке. Песня-молитва, пожелание всех благ молодым.
Народ уже запевал — пели одни мужчины, сначала тихо, низко, протяжно — слов не разобрать, одни перекаты и вибрирующие голоса, к ним присоединялись другие, кто выше, кто ниже, подхватывали песню, словно передавали из рук в руки огромную чашу, и каждый добавлял в нее что-то свое. И скоро уже торжественным гимном гудела вся площадь, сплетая стоящих на ней людей в единое целое, молящееся Богам о благополучии и счастии для этой пары, и песня тяжелым, вибрирующим языком колокола ударяла в купол неба, заполняя все вокруг чистой радостью.
Звук оборвался тогда, когда Энтери показалось, что невозможно больше выносить эту красоту — он слышал в эйе песню драконьей стаи из тысяч голосов, слышал голоса родителей, друзей, и сжимал затихшую в его руках Тасю.
Оборвался звук, и на площади стало тихо-тихо. Зашелестел ветерок, просыпая на город неизвестно откуда взявшиеся кристаллики льда — они тонким шлейфом налетели с гор, засверкали, запереливались алмазной россыпью на солнце — и вспыхнули над площадью вертикальными радугами, уходящими прозрачным семицветьем куда-то в небесные чертоги.
— Хорошая эйя получилась, — вполголоса произнес отец Силайтис. — В храм теперь, обеты приносить.
Радуги растворились в воздухе и люди отмерли, заволновались, зашумели радостно. Вплотную к помосту несколько мужчин подкатили большую телегу, устланную синей тканью, и Тася, выскользнув из рук жениха, легко соскочила на эту телегу, уселась аккуратно, оглянулась на него весело — видимо, еще какая-то традиция.
— Ну, — громко сказал священник, — муж на себе всю жизнь и жену везет, и детей, и хозяйство. А мы сейчас посмотрим, сможешь ли ты только жену да до храма довезти. Впрягайся, жених.
Энтери улыбнулся. Все-таки смешные у них обычаи. Но понятные. Спрыгнул с помоста под одобрительные крики и похлопывания по плечам, примерился к оглоблям, взял в руки и потянул. Телега двинулась легко, а он оглянулся на счастливую Таисию.
— Командуй, куда везти, — крикнул ей под смех людей.
— Прямо, — крикнула она в ответ. И дракон, как заправский тягловой жеребец, повез невесту в храм. Разве это сложно?
Он двигался быстро, почти бежал, не обращая внимания на изумленные возгласы жителей Теранови — ему что-то кричали про лошадь, но он все ускорялся, а то вдруг еще какое испытание придумают по пути. Телега становилась все тяжелее — Тасе передавали подарки, закидывали к ней в ноги, и гора свертков все росла, да и дорога пошла в гору — но он вез, торопился. Впереди бежали дети — показывали дорогу, а за драконьей упряжью длинным хвостом шли люди — пусть все не поместятся в храме, зато смогут поприветствовать молодых, когда обряд закончится.
К концу он немного запыхался, совсем чуть, но это не помешало вызволить невесту из груды подарков и спустить ее на землю.
— Ты такой сильный, — шепнула она ему весело. — Хороший ты мой.
— Справился? — спросил он не без гордости.
— Справился, — подтвердила Тася. — Но вообще обычно после нескольких десятков шагов жениха меняют на лошадь. Просто ты так бежал, что пронесся мимо нее, — закончила она смешливо.
Во дворе храма, в абсолютной тишине, под взглядами Великий Стихий отец Силайтис надел им на левые руки красные тиньки — с золотой вышивкой, с кисточками, мазнул по лбам маслом розы — для любви, вручил им по кинжалу с ножнами и поясами.
— На себя наденьте да при себе держите. Перед брачной ночью муж жене косы обрезает и в дар Богине приносит, — сурово наставлял он, — режь как можно короче, не жалей. А жена мужу кровь пускает, с тремя маслами смешивает, да в чашу Синей сливает. И чтоб не забыли обмыться потом, — грозно добавил он, — а то не будет вам благословения! А теперь муж — это жена, а жена — это муж, как хотите, чтоб вас любили, так и супруга любите, как хотите, чтобы вас слушали, так и вы слушайте, делите все поровну, и беды, и счастье, и пусть Богиня даст вам долгую жизнь и детей так много, как вырастить сможете! Свершилось!
— Свершилось, — тихо откликнулись люди вокруг. — Счастья молодым! Счастья!
Толпа окружила их, понесла обратно на площадь — впереди был еще праздник и только потом желанная ночь.
К мэру Теранови подошел разговаривающий с ним с утра человек из Управления безопасности Рудлога, стройный, с военной выправкой, представившийся, как капитан Василий Рыжов. Мэр только-только вышел из танца и утирал платком пот со лба, поглядывая на кружащиеся пары и жениха с невестой среди них. Увидел сыскаря и невольно пощупал толстое письмо, лежащее в кармане.
Теранови был условно независим, но это не означало, что не нужно было уважать правила и запросы государства-протектора. Так что мэр храбрился, но известия о том, что телепортом прибыла еще группа сотрудников управления, его нервировали. Такая хорошая свадьба, не сорвали бы!
— Хорошая свадьба, — вторя его мыслям, непринужденно заметил Рыжов. — Веселая.
Это он что, угрожает, или намекает на что-то? Мэр Трайтис был человеком хозяйственного, а не политического склада, и намеков пугался.
— Да, — ответил он скромно. — Не припомню такого же массового веселья. Главное, чтобы до конца все хорошо прошло.