Второй полет — когда она встала лицом к стеклу и упала назад, сопровождался глухим стуком и сдавленным ругательством. Принцесса ушибла локоть, охнула, поднялась.
— Меня кто-нибудь будет сегодня спасать? — проворчала она, оценивающе приглядываясь к высоченному белому лакированному шкафу с круглыми ручками, расписанному зелеными веточками-листиками, из сплетений которых выглядывали рыжие беличьи мордочки. Шкаф этот она очень любила в детстве — обожала прятаться в нем, играть в свой домик, он пережил и переворот, и пожар, и когда она увидела его в своей комнате, чуть не завизжала от радости.
Полли еще раз потерла локоть, вздохнула и потянула охапку перин к шкафу. Белки глядели на нее с неодобрением. Свидетелями скольких шалостей они были — не перечесть.
Принцесса подошла к деревянной громадине сбоку, примерилась, подпрыгнула, уцепилась за край, подтянулась легко и растянулась наверху. Поднялась в полный рост — голова ее почти упиралась в сводчатый потолок спальни, повернулась спиной.
Шкаф угрожающе скрипнул, пошатнулся, и она с визгом полетела вниз, успев испугаться — но тело само сгруппировалось, да и рухнула она удачно. Перевела дух и захихикала нервно. И не переставала хихикать, когда в поле ее зрения появилось очень суровое лицо ее будущего мужа.
— Проверка связи, — объяснила она Демьяну, вставая на четвереньки и отползая от него к шкафу. На всякий случай.
— Поля, — попросил он ласково, стоя у вороха подушек, — иди-ка ко мне.
— Ты что, сердишься? — спросила она недоверчиво. Бермонт сжал зубы, снял пиджак, начал закатывать рукава светлой рубашки, и она на секунду залюбовалась его руками. Но тут же спохватилась: — Демьяааан… ну ты сказал, что будешь чувствовать, когда я в опасности.
— Иди сюда, Пол, — сказал он спокойно. — Буду тебя воспитывать. У меня ужин с министрами. Был.
— Опять по попе? — со смешливым ужасом поинтересовалась она, отодвигаясь дальше, к ободранной кровати. — За военно-тактические учения? За мой ум и смекалку?
Он рыкнул, прыгнул к ней, перехватил, плюхнул животом на кровать, зафиксировал, и с удовольствием стал кусать за спину и круглые ягодицы в тоненьких шортиках. Совсем не больно, хоть и чувствительно.
— Ааааа! — кричала она, отбиваясь и ухохатываясь. — Это нападение! Пощады! Пощады! Это противозаконно!
— Все идеи, — рычал он угрожающе, кусался и фыркал, когда она ухитрялась двинуть его локтем, — предварительно обсуждать со мной. Пол. Понятно?
Она взвизгивала, пыталась уползти вперед по матрасу, дергала ногами и заливалась смехом.
— Поля! — он стянул с нее шорты, обнажая многострадальную торчащую вверх попу, прикусил, порычал в упругую кожу, потерся щекой и вдруг лизнул. Невеста настороженно затихла.
— Все идеи, — повторил он грозно, низко и добавил совсем другим тоном, — я ведь испугался за тебя, Полина.
Смеяться расхотелось, и стало стыдно — она дурачится, дергает его, будто он не правящий монарх, у которого нет ни будней, ни выходных, а ее верный пес. Но приятно было тоже, да. Что в любой момент он будет рядом.
— Ладно, — буркнула она в матрас, сердясь уже на себя, и не желая, чтобы он уходил — уж очень хорошо было под его крепким и горячим телом, — иди к своим министрам.
Он осторожно поцеловал ее в спину, натянул шортики, поднялся. Пол перевернулась, оперлась на локти, глядя на него снизу вверх.
— Извини, — попросила она, ухитряясь выглядеть одновременно виноватой и надутой.
— Я привык, — отозвался он, надевая пиджак и с усмешкой глядя на этого обиженного соблазнительного ребенка. — Будь хорошей девочкой и не натвори ничего больше до ночи. Я приду, проверю.
— Я буду очень, очень хорошей, — с жаром заверила она его, поглядела недолго на место, где он только что стоял, вздохнула — от смеха она вся взмокла, и живот болел, и стала приводить кровать в порядок.
Встревоженный разговор, начавшийся в королевской трапезной после исчезновения монарха, затих, стоило ему появиться у длинного, пышно накрытого стола. И выглядел Его Величество почти так же спокойно — разве что волосы были в беспорядке.
— Прошу извинить мое отсутствие, господа, — невозмутимо сказал Демьян Бермонт, садясь на тяжелый стул, — мы проводим учения, и срочно потребовалось мое присутствие. Господин Инсофт, я хотел бы отметить ваши успехи в природоохране. Каким образом удалось сократить вырубку лесов?
А вот принцессе Алине было не до смеха. Она пыталась отжаться под суровым взглядом сержанта Ларионова, и раз за разом, пыхтя, падала на пол тренажерного зала. Всю прошлую неделю она филонила, но сегодня, после того, как гости со стороны Полькиного жениха уехали, в ней заговорила совесть, и Ее умное Высочество позвонила своему наставнику, робко поинтересовалась, не занят ли он, и не мог бы он провести с ней тренировку сегодня.
— Я уж думал, вы спеклись, — сказал старый вояка в трубку, и тут же покаялся, — извините, Ваше Высочество! Виноват! Думал, не позвоните уже. Конечно, давайте потренирую вас. Раз есть задор — нужно!
— Ой, — сообразила Алинка, — воскресенье же. Вы же выходной, наверное?
— Никак нет, — отрапортовал Ларионов, — то есть да, но я живу в казарме, и рад буду, Ваше Высочество!
Алина, чувствуя себя героиней, переоделась, прошла в зал — и тут-то все геройство кончилось. Примерно на тридцатом приседании.
— Вы же меня должны защищаться учить, — произнесла она дрожащим голосом, когда закончилась разминка, и сержант скомандовал — двадцать кругов по залу.
— Пусть сначала на ваши косточки мяско нарастет, Ваше Высочество, — бодро отозвался сержант, — потому что защищаться вы сейчас можете только припустив как следует прочь от врага. Так что бегом марш! Если не будете отлынивать, то как раз недели через две начну вам стойки и нырки показывать.
Алина послушно потрусила мимо чернеющих окон и дальше по кругу, думая о том, что удивительно даже — что никто не изобрел магнастойку, такую, чтобы быстро росли мышцы, и силы прибавлялось. И что надо почитать о свойствах трав — может, есть где-то решение ее проблемы?
— Твоя настойка — чудо, — с чувством произнес Алекс Свидерский, выглядящий заметно крепче. Уже не дистрофичным, а просто стройным, с небольшими валиками мышц. Он коротко остриг свои волосы, убрав седые пряди, и стал казаться совсем молодым со своим светлым ежиком и тонким телом.
— Ты ее литрами, что ли, пьешь? — бледный Тротт оглядел друга, раздраженно пощелкал пальцами по прикроватной больничной тумбочке. — Не больше трех раз в день по глотку, Алекс, иначе растащит, начнет жир откладываться.
Инляндец страдал от боли, от безделья, от того, что лаборатория простаивает — а ему, чтобы восстановиться до состояния, когда он может управлять потоками даже простейших настроек для зелий, нужно было еще дня два. Или три. Не прибавлял хорошего настроения и поблескивающий золотом орден, лежащий на тумбочке. Он так и не прикоснулся к нему с утра и едва сдерживался, чтобы не попросить запуганную им медсестру выкинуть его в мусор.
— Тебе что-нибудь нужно еще? — спросил Свидерский, оглядывая палату и задерживая взгляд на аккуратно выставленных на тумбочке флаконах с регенераторами и усилителями, пачке шприцов в стерильной упаковке. — Мне кажется, мы скоро к тебе всю лабораторию перетащим.
— Несколько жалких склянок, — процедил Макс, — но мне этого недостаточно. Если хочешь помочь, возьми у меня в секции а-три антидемонический репеллент и принеси сюда.
— Зачем? — удивился ректор. — Рудакова и Яковлеву в среду перевели в камеры управления. Или, — он нахмурился, — ты что-то чувствуешь?
— Ничего, — хмурясь, нехотя объяснил Тротт. — У репеллента есть побочное действие — он ускоряет метаболизм. Раз я не могу над восстановителем поработать, буду восстанавливаться тем, что есть. Сходи, Данилыч. Сейчас сможешь?
— Смогу, — кивнул Алекс. Посмотрел на друга внимательно и ушел через Зеркало. А Тротт, стиснув зубы, встал, и побрел в ванную комнату.
С утра, сразу после завтрака, который он проигнорировал, и осмотра, на котором он в очередной раз жестко пресек попытки врача удержать его от инъекций неизвестных персоналу лекарств, к нему зашла взволнованная медсестра и робко сообщила, что через двадцать минут ему нанесет визит Ее Величество королева Василина. И что, если лорд Тротт желает, она может помочь ему переодеться и сесть.
— Ничего не нужно, выйдите, — сказал он ей сухо, и она с облегчением удалилась. Наверное, в отделении будет праздник, когда его выпишут. Впрочем, его это не волновало. Напрягала его предстоящая встреча с Василиной Рудлог. Сейчас, когда он был слаб и силы было совсем немного, это было крайне опасно.
И не зря напрягала — когда королева вошла в палату в сопровождении мужа и старающейся не показать, что волнуется, младшей сестры, он — бесконечно уязвимый без своих щитов, которые он обычно носил, не снимая — сразу ощутил жар и притягательность ее ауры. И даже испугался — когда правительница поздоровалась от двери и направилась к нему.
— Ваше Величество, — с трудом попросил он, пытаясь поставить хотя бы один, слабенький щит, — простите меня, но у меня повреждены нервные окончания, отвечающие за зрение. Я не смогу увидеть вас, если вы будете ближе, чем в десяти шагах от меня.
Королева, к его облегчению, остановилась, улыбнулась мягко, оглядела его своими чудесными голубыми глазами. Точно такими же, как у ее матери. Произнесла «конечно» и отошла к стене у двери. Села на предложенный принцем-консортом стул и завела светскую беседу. О том, как она сожалеет, что лорд Тротт по состоянию здоровья не смог посетить субботний прием. О том, как дом Рудлог ценит его неоднократную помощь и благодарен за спасение Ее Высочества Алины.
Настороженная Ее Высочество с неловкостью поглядывала на своего несостоявшегося преподавателя — и то ли побаивалась, то ли все еще была обижена — но в пытке, именуемой разговором, участия не принимала. Только подошла к его кровати, пролепетала, стараясь, чтобы голос звучал твердо: «Примите мою сердечную благодар