«Меня не будет».
Дармоншир набрал номер и несколько секунд слушал тягостные длинные гудки. Наконец, она ответила.
— Не любишь органную музыку, принцесса? — спросил он, скидывая пиджак и разваливаясь в кресле. Поиграл зажигалкой, прикурил.
— Люблю, — ответила Марина с иронией.
— Не хочешь меня видеть?
Она хмыкнула и не ответила на вопрос.
— Помнится, вам запрещен въезд на территорию Рудлога, ваша светлость.
— Беспокоишься за меня? — коньяк был невероятно вкусен, играл летом и лесным зноем, и тело начало потряхивать от удовольствия. Пить, курить, слушать ее голос в телефоне — что может быть лучше?
— Увы, — проговорила принцесса мрачно, — я имела несчастье тоже прогневить сестру. Меня охраняет вся армия Рудлога, Люк. И, возможно, пара дивизий из дружественных государств.
— Оооо, — протянул он с удовольствием, запрокинул голову и чему-то совершенно идиотски заулыбался, — детку заперли в клетку? Сильно проштрафилась, Маришка?
— Из десяти баллов тысяча, — со смешком сказала она.
Что же она должна была натворить, чтобы мягкая, как теплый воск, королева, решилась на такие жесткие меры?
— Расскажешь?
— Потом, Люк.
— И все же, Марина, — жестко потребовал он и услышал, как она яростно выдохнула.
— Я чуть не погибла. Натворила глупостей. И не жалею об этом. Этого хватит?
«Нет, — хотелось прорычать ему. — Куда смотрел идиот Байдек, все твои сестры и дражайший Майло впридачу?»
Но он сдержался.
— Тебя прослушивают? — Люк прямо воочию увидел, как кривится Тандаджи, проматывая этот вопрос, и с мрачным удовольствием стряхнул пепел в пепельницу. — Наверняка да.
— Не думала об этом, — голос ее стал недоверчивым. — Нет. Не может быть.
А вот теперь в нем звучала злость.
— Нет, Люк, уверена, что нет.
Успокоилась. Доверчивая девочка.
— Видишь ли, — сказал он хрипло, — я слишком хочу тебя увидеть.
Она замолчала. И, кажется, затаила дыхание.
— Но какова будет моя награда, принцесса?
— Разве ты не герой? — невольно настраиваясь на его тон, тихо проговорила Марина. От бархатистых ноток в ее голосе он сжал стакан и рассмеялся.
— Нет, детка, я не герой. Я алчный и корыстный тип.
— Да? — провоцирующе продолжила она.
— И хочу быть вознагражден.
Как его заводила эта игра — до сухих губ, до влажных ладоней.
— Ну… — она волнующе вздохнула, — кажется, я знаю, что тебе предложить.
— А я — тебе, — Люк затянулся. — Свободу.
Марина молчала, и ее дыхание раскаляло трубку так, что он лизнул край стакана, прежде чем снова выпить.
— Испугалась, принцесса? Лучше останешься в клетке?
— Нет, — едва слышно выдохнула она после долгого, мучительного колебания.
— Я решу эту проблему. Веришь мне?
— Да.
— И сама ни во что не лезь. Дай мне заработать награду. Обещаешь?
— Да, Люк.
— Умница, моя принцесса. Научись ждать. И не делай глупостей — предоставь это мне.
— Пойдешь на международный скандал? — недоверчиво уточнила она.
— Ради тебя, Марина, — ответил он, и имя ее имело вкус коньяка и лета, — я пойду даже на эшафот.
— Вы меня пугаете, ваша светлость, — с непривычной нежностью, от которой он совсем размяк и расслабился, произнесла дочь дома Рудлог.
— Я и сам себя пугаю, Марина, — совершенно искренне признался Люк. — Погубите вы меня когда-нибудь, ваше высочество. Так что, — хрипловато и иронично заключил он, — клади трубку, пока я не плюнул на все и не сорвался к тебе прямо сейчас.
Она усмехнулась и отключилась.
Герцогу Дармонширу пришлось приложить немало усилий, чтобы прогнать совершенно подростковое, щенячье чувство счастья, собраться и вернуться к работе. Требовалось сделать всего несколько шагов, чтобы решить, наконец, загадку смертей аристократов из списка наследования Инландеров. Люк был настроен на триумф, как охотничий пес, загоняющий дичь — но и в этой азартной гонке необходимость увидеть Марину проскакивала острыми уколами возбуждения и горячими снами.
Люк докурил, с наслаждением выдохнул последний дым и поднялся. Нужно было срочно сделать несколько звонков… навестить склон горы в Блакории, съездить в Лесовину… и раскрыть преступление.
ГЛАВА 21
Императорские сады — та часть, в которой поселили старшую принцессу дома Рудлог, — утопали в золоте, купались в алом и желтом, отражаясь в бесконечных каплях прудов, подчеркиваемые строгой прелестью черных резных пагод, медленно двигающихся по водной глади.
Здесь царила осень, овевая бежевый и красный резной павильон под названием «Забвение» сладковатым и чуть зябким ветерком, полным запахов прелой листвы, грибов, мхов и влажной земли. Широкие двери павильона выходили на большую веранду, где можно было посидеть, посмотреть на зеркально расположенный павильон на дальнем берегу огромного длинного пруда, на тихую гладь воды и мигрирующие по ней фонарики, и послушать тревожные крики готовящихся к зиме птиц.
Зима тут была очень короткой — всего месяц снега на границе черного и белого сезонов, после которого начинала вступать в свои права весна, куда более смелая здесь, в вотчине Желтого, чем в любом другом городе Туры.
Ангелину, несмотря на неофициальный статус визита, встретили с такими почестями, будто она за наследника Йеллоувиня собралась замуж. Телепорт, в который она вышла, находился на залитом солнцем пригорке — и когда она появилась, сочная трава под ее ногами оказалась покрыта яркими трепещущими цветами. Но стоило сделать шаг, как зазвучали перезвоном крошечные ти-саймаси — полые трубочки на подвеске, по которым проводят палочкой, — в руках окруживших телепорт женщин, а цветы заволновались и вспорхнули вверх тысячами волшебных бабочек, собравшихся в изображение взмывающего алого сокола, рассыпавшегося воротами-радугой, в которые и прошла принцесса навстречу встречающим.
Встречала ее лично супруга императора, великолепная Туи Сой Ши, «Сапфировая бабочка» императорского сада, сохранившая к своим шестидесяти с лишним годам и прямую спину, и нежную кожу цвета топленого молока, и твердый взгляд. Торжественно, в окружении дочерей и внучек, проводила принцессу в павильон, и их процессия по залитому солнцем парку напоминала стайку дивных пташек, двигающихся так слаженно, будто они были сработавшимся боевым отрядом.
Хотя, может, так оно и было — женщины семьи Ши по слухам обучались боевым искусствам наравне с мужчинами и могли себя защитить.
Ани старалась не показывать настороженности от оказанной ей чести. Так могли бы приветствовать королеву или царицу, но не ее — не в том статусе была одна из сестер повелительницы Рудлога, чтобы ее одаривала благосклонными улыбками сама императрица.
Но Хань Ши никогда не делал ничего просто так. Значит — что-то задумал. Хотя она наверняка узнает, что ему нужно. На встрече, только дождаться бы ее.
— Здесь будут только женщины, — сказала ей императрица, остановившись перед дверью павильона. — Никто не оскорбит вас мужским присутствием. Служанки будут появляться по вашему зову, — она протянула Ангелине маленький длинный колокольчик. — Позвоните, и вас услышат. Мы счастливы обеспечить вам покой и одиночество, красная принцесса.
— Благодарю, — почтительно ответила Ангелина и, как велел йеллоувиньский этикет, подождала на пороге, пока величественная Туи Сой Ши с сопровождением скроется из виду. Расспрашивать, когда ее примут, было совершенно неприличным, так же как и озвучивать императрице просьбу, с которой принцесса приехала в страну долгой весны.
И потянулись дни томительного ожидания и звенящего одиночества. Осень теплыми руками будила принцессу по утрам, гладя солнечными лучами по лицу и телу, и бархатными сладкими ночами звала в постель. Осень звенела журавлиными криками, парила дымом из маленькой бани на берегу пруда — водопад с крыши лился прямо в водную гладь, создавая прозрачную стену. Осень приносила тысячи мыслей и удивительно выстраивала их в четкую систему, отделяла шелуху, всматривалась в пруды золотым оком солнца и уносила тревоги. Одиночество и золото великолепного леса незаметно и очень легко сняли броню, которой принцесса закрывалась от людей — здесь не было в ней нужды, — заставили ее всматриваться в окружающий мир и в себя, и с каждым днем взгляд этот становился все пристальнее, все безжалостнее и откровеннее.
Звонки на работу и домой лишь немного отвлекали от молчаливого созерцания, в которое погрузилась принцесса. Не отвлекали ее и служанки, тихими тенями проходящие по павильону, приносящие еду и любимый чай, убирающие в покоях, когда она уходила на прогулки по солнечному затихающему перед зимой лесу.
Приносили девушки и подарки от императрицы. Шкатулку с мазями, тонко пахнущими древесными и травяными оттенками. «Это для красивых снов, госпожа», — тихо шептала служанка, кланяясь и протягивая дар. Шелковые легкие наряды, холодных синих и огненных красных цветов, оттеняющих бледную красоту Ани. Гребень с бирюзовыми украшениями, от которого голова становилась легкой. Милые и ни к чему не обязывающие вещи, знаки внимания и того, что о гостье не забыли.
Через несколько дней сжатая пружина внутри растаяла в тонкой золотистой дымке над прудом, и Ани перестала дергаться из-за времени, которое она теряет и которое проводит не с семьей. Она прогуливалась по шелестящим аллеям, расслаблялась в пару бани, читала книги на йеллоувиньском — в павильоне нашлась целая библиотека с легендами и историями из прошлого желтой страны, и принцесса внезапно увлеклась жизнеописаниями хитрых и мудрых императоров, их битв — дипломатических и военных, рассказами про их жен.
Пустой павильон напротив смотрел черными окнами, поблескивающими на солнце, и Ангелине иногда казалось, что там тоже кто-то гостит. Но он был слишком далеко, чтобы быть уверенной точно.
Ленивая огненная осень мягко просила отдохнуть, расслабиться, потеряться, вглядываясь в причудливые корни деревьев или в невозможно прозрачное небо с широкими перьями тонких облаков. Но Ангелине Рудлог было мало движения — в ней копилась нерастраченная энергия, требовала выхода. И принцесса в один из дней после посещения парной, где размякла до невозможности, где служанки промяли ее, вправили ей все косточки, вышла прямо под водопад и спустилась в пруд — сначала по щиколотки, потом по колени, по бедра — и, наконец, нырнула. Задохнулась от холода, но поплыла дальше. Мимо тихих кувшинок и широких листьев водяных лилий, в черной воде, окруженная пенным золотом дубов и каштанов. Сделала несколько кругов до пагоды и обратно, и, дрожащая, замерзшая — но приятно уставшая, вернулась на берег, к поджидающим ее девушкам. И с удовольствием снова пошла в прогревающую бочку с ароматными опилками.