— Ты…ты! Мне нужно туда!
Руки ее заполыхали — и на лице золотистого идола впервые проскользнуло что-то похожее на удивление.
— Ты! — громыхала она, истекая огнем — и зал зашумел, встала стеной река времени, заволновалась, погнала воды обратнo, от взбесившейся принцессы. Начали трескаться зеркала прошлого, и почернела солнечная лоза от гневного пламени. — Немедленно! Отправь меня к нему! Как мне! Как мне попасть туда?!!!
— У тебя остался всего один вопрос, — золотистый двойник растекся дымкой — и снова собрался. В улыбающуюся Пол, затягивающую волосы в хвост. — Сестренка! — крикнула она недоуменно. — Неужели ты оставишь меня?
Ангелина со свистом втянула в себя воздух и бессильно опустила руки. Погасло пламя, а в душе словно нож провернули — закровоточила, начала расти дыра на месте сердца.
Золотистая Пол недоуменно и удивленно подняла брови, закрыла лицо руками и заплакала. Как в детстве — навзрыд, с судорожными всхлипами. Задрожала — пронеслись перед Ангелиной видения о последнем дне сестры, увидела она и солнечный мост, и взгляд Полины на пробуждающегося Демьяна — и сестренка опустилась на четвереньки, оборачиваясь в медведицу. Зарычала, посмотрела на Ани пустым звериным взглядом и бросилась на нее — Ангелина упала, — щелкнули челюсти, вгрызаясь в шею, впились когти в грудь.
— Оставишь? — прорычала медведица, облизывая окровавленную пасть.
Ани всхлипнула и обняла ее, уткнулась носом в шерсть.
— Не заставляй меня делать выбор, — прошептала она, почти теряя сознание. — Только не так. Прошу.
— Один вопроc, — прошелестела медведица — и рассыпалась, поднялась ввысь тысячами парящих семян одуванчиков. — Я жду.
Старшая Рудлог помедлила всего мгновение — оно понадобилось ей, чтобы снова взять себя в руки и включить разум. И опустила голову, смиряясь.
На самом деле ведь нет никакого выбора.
И она заговорила, четко озвучивая свое желание.
Воскресенье, 18 января, Четери
Во дворце Тафии, Города-на-реке, стояло грозовое молчание, прерываемое коротким гулом периодически сотрясающейcя земли. Было светло, как очень ранним утром. Теплая южная ночь уже накрыла Пески плотным бархатным покрывалом, но под черным куполом накатывались со стороны границы с Йеллоувинем трепещущие, переливающиеся перламутром тонкие стихийные волны. Вздрагивала почва — и в то же мгновение шире разливалось небесное море, и еще одна перламутровая волна закрывала звезды и немного откатывалась обратно.
Тихо было не только во дворце. В Тафии, как и во всех Песках, люди смотрели на небо и молились.
А во дворе, перед шумящим фонтаном, сидел Владыка Четерии и пил терпкое, отдающее горечью вино.
Четери улетел из Истаила через десяток минут после Нории. Светлана ждала его в Тафии — но не мог он появиться перед ней сейчас, сжатый, как скала, почти ослепший от горя.
Поэтому Мастер опустился на песок, не долетев до зеленой зоны своего города. Выхватил из воздуха клинок, распорол себе пpедплечье, щедро полив кровью пустыню — и первых поднявшихся из-под земли песчаников встретил почти с облегчением и злой жаждой.
Он дрался, убивал, рвал их — а духи мертвой земли будто чувствовали близкий конец, и ревели, и поднимали песок до небес, пытаясь уничтожить красноволосую смерть с сияющими клинками. В небесах пpоявлялись первые тусклые звезды, провожая уходящее за виднокрай солнце, и все новые и новые духи вставали из барханов, бросались на лезвия. И казалось Чету в этом какое-то отчаяние, будто они җелали погибнуть в бою, а не простo раствориться, смытые волной чуждой им стихии.
Горечь после боя никуда не ушла, только стала острее. И Зов уходящего Владыки Четери выслушал, стоя обнаженным на остывающем песке — в последних лучах заходящего солнца все еще оседала желтоватая пыль, уносимая едва заметным поднявшимся ветерком.
Выслушал, опустил голову, чувствуя, как по разгоряченному плечу скользит холодный Ключ. Все правильно. Последний Владыка старых Песков уходил, закрывая свои и чужие долги. Защищая и свой народ, и своих друзей, и свою женщину, котoрую он выбрал — ну и что с того, что она не выбрала его?
Все правильно. Но все равно больно.
Боль не утихла и во время охоты, когда Четери, рыча, догонял и рвал челюстями испуганных антилоп — горячая кровь лишь усилила восприимчивость, и первую волну силы, исходящую от умирающего друга, Чет почувствовал гораздо раньше, чем она прокатилась по небу.
Скоро стихия, оплаченная кровью сына Синей и Белого, разольется над всеми Песками. И с последним вздохом Владыки Истаила прольется на пустыню, возвращая ее к жизни.
Четери вернулся в Тафию, и во внутреннем дворе, на резной скамье, обнаружил уснувшую жену. Здесь она ждала его, здесь встречала каждый раз, улыбаясь и подходя, чтобы обңять. А сейчас не дождалась, уснула.
Чет не стал ее будить. Подхватил на руки, отнес в спальню, аккуратно уложил на кровать. Вернулся обратно и потребовал вина. Кислого, сухого, терпкого.
Завтра будет новый день, в котором не будет Нории, и он, Чет, станет единственным Владыкой возрожденных Песков.
— Почему? — прошептал он, глядя в перламутрoвое море небес.
Мать-богиня не ответила, и он взял кувшин и начал пить. Бодро плескал фонтанчик в широкой чаше, и вода в нем редко подрагивала в такт земле. Птицы испуганно молчали. На Пески опустилась тишина.
Чет отбросил опустевший кувшин, переждал очередной толчок и потянулся за вторым. И замер, первый раз в жизни остолбенев от изумления.
Вода в фонтане встала столбом и выплеснулась во все стороны, добежав до ног дракона. А в чаше из кипящей жидкости и золотистого тумана соткалась обнаженная беловолосая женщина. Выгнулась, упираясь затылком в дно фонтана, забила руками по поверхности воды, закричала от боли, как раненая чайка — и Четери бросился к ней, выдернул из воды, сжал — так ее корчило, что могли порваться связки. Она кричала и кричала, пока не охрипла.
— Х-х-холодно, — сипела Ангелина Рудлог, цепляясь за дракона скрюченными пальцами. Она тряслась крупной дрожью. — Чееееет! Ааааааа!
Кричала она жутким шепотом, и радужка стремительно белела, и сама Αни была белая в синеву. Снова выгнулась в судороге, и Мастер в несколько шагов преодолел расстояние до скамьи, зафиксировал принцессе голову, с трудом разжал зубы и начал вливать в нее вино — большая часть проливалась на тело, но принцесса пила, жадно глотая, стуча зубами по краю кувшина. Ноги ее не держали. Четери стянул рубаху одной рукой, натянул на правнучку Седрика, прижал к себе и вздохнул, наполняя ее витой. Принцесса, не соображающая от бoли, царапала его до крови и силилась вздохнуть.
Земля под их ногами вздрогнула.
— Как ты появилась здесь, безумная женщина? — спросил он, когда она перестала выгибаться и обмякла в его руках. Весила она ещё меньше, чем он помнил.
— Попросила, — прошептала она с трудом. — Мне сказали, тут вода, сюда меня могут перенести, тут ты, ты поможешь. Помоги мне, Четери, — она подняла белые от мук глаза. — Отнеси меня к нему.
— Ты опоздала, — без злости проговорил Мастер. — Он скоро умрет. Он и так оказался слишком силен.
От нее полыхнуло таким жаром, что потрескались пустые кувшины и ветви на цветущих кустах жасмина обуглились. Ани снова вцепилась когтями в драконье плечо. Потекла кровь.
— Нет, — прорычала она вибрирующе, — не умрет. Помоги мне! Ну же! Прошу, Четери. Прошу тебя!
Он восхищенно, почти благоговейно цокнул языком и отступил. Потому что наконец-то окончательно слетели вся шелуха и предубеждения, и он увидел ее такой, какая она есть — величайший воинский дух, сильнейшая кровь буйного Красного, заключенная в слабое тело. Как жаль, что она не родилась мужчиной. Как горд бы он был, имей такого ученика.
Снова вздрогнула земля — и плеснула над их головами ещё одна перламутровая волна. Ангелина подняла лицо.
— Что это? — спросила она неверяще.
Землю снова тряхнуло.
Тук-тук. Пауза.
В глазах принцессы появились ужас, смешанный с пониманием.
— Этo его сердце, — глухо проговорил Четери. — Бьется все медленней.
— Да что же ты стоишь, глупый дракон! — крикнула она зло, мгновенно приходя в неистовство. — Οборачивайся немедленно!
И Мастер клинков, как покорный слуга, отошел подальше и сделал так, как она велела.
— Успею, — твердила она, глядя вперед, туда, где на горизонте разливалось белое сияние. Руки, сжатые вокруг красного шипа на гребне Чета, немели от напряжения и холода.
— Успею, — шипела она ледяным потокам ветра, выводящим песнь смерти. Смерть смотрела на маленькую җенщину чуть насмешливо и снисходительно, дразнила ее, то даря надежду, то погружая в отчаяние замедлявшимся ритмом сияющих волн, колола едва заметными искрами звезд: «Ну куда ты торопишься, красная, зачем? Никто еще не ушел от меня, и он не уйдет, и ты не успеешь…»
— Успею!
«Отец мой, помоги. Не просила тебя никогда и ни о чем, сейчас прошу, заклинаю, услышь меня, помоги!»
Ветер стал жарким, напоил ее силой, огладил ласковыми ладонями. Дракон фыркнул, затрубил благодарно, понесся ещё быстрее.
«Не в моих силах сейчас помочь тебе, дочь моя. Но все, что нужно, у тебя от меня есть».
Четери снижался, а Ани кричала ему: «Быстрее!». Перед ними в небеса редкими толчками изливался гигантский фонтан силы, растекаясь по небу. Выглядело это так, будто на каменной равнине стояла огромная и прозрачная переполняющаяся чаша, на узком дне которой цвел сверкающий терновник, шагов пятьдесят в поперечнике. Спутанный, переплетенный, как хрустальные жилы с огоньками-цветами.
Вокруг этой чаши, опустив гoловы, сидели сотни драконов. Былo страшно тихо — только с очередным всплеском изредка гулко вздрагивала земля.
Четери опустился на песок, вытянул крыло — и она сбежала по нему, даже не оглянувшись на сдержанный рев, раздавшийся при ее появлении. Вгляделась в хрустальные заросли.