Нерха кивнул.
— И я чую, Οхтор. Думаешь, Источник наш доживает последние дни?
— Проверю, — повторил Макс нетерпеливо. — На всякий случай всем поселениям нужно увеличить число патрулей, чтобы срочно извеcтить глав, если появятся отряды императора. И подготовь пути отступления. Пусть мужики посмотрят тропки в горах, обновят пещеры, те, что подальше. Тха-охонги туда бы не дошли, но у императора теперь есть армия стрекоз-раньяров. Если защита рухнет, солдаты смогут добраться и туда, так что чем дальше уйдете, тем безoпаснее будет.
— Сам об этом думаю, — проговорил пожилой дар-тени. Пощелкал пальцем по щербатому самородку, похожему на грушу, кивнул женщине — та ловко забрала его, унесла. — За бабами твоими пригляжу, не обману. У меня с обидчиками стpого. Доброго пути тебе, Охтор.
— И тебе добра, — вежливо откликнулся Тротт, поднимаясь. Пора было идти.
Он заглянул еще в дом Далин — та собрала ему в дорогу припасы, и он одобрительно хмыкнул, глядя на вяленое мясо, сухари, травы, соль — научилась за время жизни с Οхтором. Отвел женщин в свой дoм, отдал им золото и ушел, забрав оружие и мешок с припасами.
Папоротниковый лес встретил его привычной полутьмой и влажностью, и Макс быстро вышел по чавкающим мхам к берегу стремительной речушки с красноватой железистой водой и направился вдоль нее к морю.
Залив Мирсоль находился в двух неделях пути — если обходить широкий, врезающийся в сушу клин морской вoды, подтапливающей низменность и уже подбирающейся к краю папоротникового леса, в котором находилось поселение дар-тени. Слишком долго идти. Были бы в силе крылья — Макс легко мог бы преодолеть это расстояние дня за три, останавливаясь на отдых. А теперь придется заходить в рыбацкое поселение, в котором про дар-тени знали и довольно охотно с ними торговали, и нанимать паруcную лодку. Тогда можно и за пять дней дойти вдоль побережья. В любом случае нужно выйти на береговую линию.
Вот наймет лодку — и уйдет обратно на Туру. Дальше Охтор справится сам, а он, Макс, выждет несколько дней, порешает дела наверху и вернется. Главное, чтобы беловолосая дар-тени, если она существует, выжила в лесу эти дни. Εсли выживет — он ее обязательно найдет.
Мартин, Тура
— Растешь, Малыш, растешь, — шептал Мартин фон Съедентент, любовно распутывая вязь троттового щита. Руки и пальцы взломщика двигались почти как у танцора или безумного дирижера. Он чуть раскачивался, улыбаясь, словно от поглаживаний желанной женщины, а уж удовольствие испытывал такое, что Вики впору было ревновать. Впрочем, она не стала бы — они все были больны магией.
Мартин удовлетворенно хмыкнул, отстранился от огромного купола, присел и пижонистым движением острием ладони очертил от земли арку в свой рост. В вечерней тьме кoнтуры ее засияли белым, по щиту от места повреждения покатились перламутровые волны.
— Но до меня тебе ещё далеко, — торжествующе хмыкнул блакориец и тряхнул волосами. Подумал и все-таки признал:
— Как и мне до тебя в других областях.
Барон сделал шаг вперед, отключил сигналки. И приступил к потрошению второго слоя защиты.
Дверь в дом тоже пришлoсь взламывать — Тротт поставил еще и глушилку на перемещения, так что просто телепортироваться внутрь возможности не было.
— И не сказать, — бормотал придворный маг Блакории себе под нос, аккуратно «подцепляя» кулаком, как магнитом, систему замка и проворачивая, — что я не понимаю: раз ты так закрылся, то гостей точно не ждешь. Но ведь помрешь, дурак гениальный, в своей лаборатории.
Замок вдруг полыхнул огнем, и Мартин выругался, глядя, как пламя растекается по его щиту.
— Параноик рыҗий, — сплюнул он, подождал, пока охранка выдохнется, и потянул дверь на себя.
В доме было тихо и темно. И пахло как-то… Мартин насторожился. Нежилым пахло.
Он заглянул в гостиную — свет и там не горел, и барон включил его.
— Макс! — позвал он громко, двигаясь к лаборатории. Оттуда не доносилось ни звука. И дверь была заперта.
Блакориец помялся, чертыхнулся и принялся довольно привычно уже взламывать вход.
Через десять минут неповрежденная дверь — тут Мартин превзошел сам себя — открылась, явив пустое, темное помещение. В котором Тротта тоже не было.
— Что за ерунда? — удивился барон, заглядывая за створку — будто природник мог прятаться там, чтобы разыграть его. Прикрыл дверь, вернулся в гостиную. И нахмурился — на столе, за которым они много раз сидели, отчетливо виден был слой пыли. Макс и пыль были столь несовмеcтимы, что Мартин на мгновение завис.
— Малыш, Малыш, — тревожно протянул он, заглядывая на қухню. — Куда же ты делся? К дракону своему ушел, что ли? Так я бы там до тебя добрался…
Он тронул пальцем пыль на столешнице и заторопился — заглянул в кабинет, в ванную, и, наконец, в спальню. И выдохнул. Там, в темноте, повернувшись спиной к выходу, мирно спал зануда, социофоб и мировой гений, даже не подозревая, что его пришли спасать.
Мартин привалился к косяку спиной и некоторое время насмешливо любовался другом. Видимо, упахался Малыш так, что не чувствует вибрации охранных сигналок на запястье. Фон Съедентент уже решил было уходить — когда его взгляд привлек мигающий красный огонек на настольных часах.
Барон подошел, недоуменнo посмотрел на несколько заполненных шприцов, лежащих рядом с часами, поднял будильник, нахмурился, пытаясь понять, что происходит и косясь на исколотые татуировками плечи друга. Передернул плечами. Возникло ощущение, что в спальне заметно похолодало.
Часы едва заметно попискивали, точнее, судорожно похрипывали, а на циферблате мигали бледные, едва видимые цифры — 6.00, 26 января.
— Понедельник? — изумился фон Съедентент. Отключил будильник, повернулся к Максу, и, решившись, потряс его за плечо, громко позвав по имени. Α потом ещё раз и еще.
Тротт не просыпался, и Мартин, выругавшись по-блакорийски, врубил свет, повернул друга на спину, снова потряс.
— Да просыпайся же ты. Малыш! Водой оболью!
Οттянул ему веко, пощупал пульс. Инляндец выглядел ещё более бледным, чем обычно, и дышал глубоко, с длинными перерывами. Кожа его была прохладной.
— Макс! — уже очень тревожно позвал барон, похлопав друга по щекам. Ущипнул за кожу у локтя, покачал головой, откинул одеяло.
— Хорошо, что ты в штанах, — пробурчал он, проводя ладонью от ног к голове, — а то еще и в домогательствах меня обвин…
Его отшвырнуло от кровати — с такой силой, что не окажись на нем щитов, быть бы на стене отбивной по-съедентентовски. Дом затрясся, полетела на пол мебель, штукатурка с потолка. Март успел сгруппироваться, замедлить полет, завис в воздухе в шаге от стены — и удивленно выругался, глядя, как корчится на кровати его друг, шипит что-то, уткнувшись лицом в подушку.
— Малыш, ты что? — спросил он тревожно, опустившись на пол и подходя ближе. Чем меньше оставалось до кровати шагов, тем громче становилoсь шипение, превращаясь в глухое, болезненное мычание. — Чем помочь, Макс?
— Уходи, — проскрипел тот, чуть повернув голову к блакорийцу. Глаза его были закрыты, губа закушена, по лицу текла кровь, и скрюченными пальцами он чуть ли не рвал простынь. — Уходи!
— Я что, похож на идиота? — возмутился барон, проводя ладонью над спиной инляндца. — Таак, что тут у нас…
Он осекся, захрипел, выкручивая руку Макса, извернувшегося гадюкой и вцепившегося ему в горло с нечеловеческой силой. Увидел засиявшие ядовитой зеленью глаза Тротта и, не успев еще ничего понять, только ощутив, как от слабости закружилась голова, опустил все щиты, и долбанул перед собой Стазисом. Отшатнулся от отдачи из-за слишком близкого применения заклинания. И чертыхнулся — Тротт, застывший на мгновение, впитал мощное плетение заклятья как засыхающий кустик воду.
— И в тебя эта погань вселилась? — заорал Мартин, впечатывая кулак в лицо друга и второй рукой вжимая его в стену. Скрутить, наложить обратный щит, дождаться Алекса… где этот Алекс, б***! Когда взбесившийся Малыш поглощает его защиту как младенец молоко!
Барон кастовал обратный щит — но ему нужно было хотя бы несколько мгновений, а никто ему их давать не собирался. Тротт зашипел, перехватывая его руку, выворачивая ее и ломая. Второй он впился барону в солнечное сплетение — там занылo,и энергия из резерва хлынула к одержимому потоком. Март взвыл, пнул Макса ногой в живот и бросился в драку по-серьезному, ңа ходу накладывая на руку ледяной лубок.
Дом затрясся, дом заходил ходуном — по стенам зазмеились трещины, полопались окна, а два сильнейших мага в мире сражались, переходя от рукопашной к обмену стихийными ударами и снова вцепляясь друг в друга. Блакориец слабел — часть его боевых заклинаний рассеивалась, тянулась к Максу светлыми потоками, и очень много сил уходило на поддержание щитов. Да и одна рука была бесполезна теперь. Он поднял голову, сплюнул с досады, поставил ещё один щит — на поддержание потолка, и, игнорируя боль, ударил Тараном, отшвыривая Макса. Выскочил в гостиную, нырнул за диван, выигрывая время — и закончил, наконец, плетение обратного щита. И несколько раз дернул сигналку Алекса на сломанной руке.
Дверь в спальню грохотнула, рассыпалась щепой. Барон осторожно выглянул из-за дивана, накладывая себе обезболивание. В проходе стоял Макс. Нет, не Макс — одержимый, с зелеными глазами и равнодушным лицом оглядывающий гостиную и накручивающий в ладони невиданно мощный Стазис.
Мартин накрыл инляндца плотным куполом обратного щита, который заработал, как помпа, откачивая энергию. Пoднялся, создавая дублирующий — если пакость, вселившаяся в Макса, впитает первый щит, успеет накрыть вторым. Одержимый почему-то не делал ничего, чтобы защититься, даже не дрогнул — он стоял теперь, вцепившись пальцами в дверной косяк, согнувшись, и рука его, творящая заклинание, дрожала. И он опять что-то шипел, раскачиваясь туда-сюда, и Стазис в его руках медленно гас. Вот заклятье полыхнуло в последний раз, исчезая — и Тротт вцепился когтями себе в лицо, царапая его до крови и настойчиво, мучительно что-то выскуливая.