— Так, может, и меня на храмовые земли заставишь отправиться? — насмешливо поинтересовался Тротт, подходя к окну.
— Это было бы самым разумным, — невозмутимо согласился Александр. — Легализоваться и уехать на побережье. Если бы речь шла о ком-то другом, ты бы сам на этом настаивал. Как с Катериной, помнишь?
Макс скривил губы, поджег сигарету.
— Вот это одна из причин, почему я не сказал вам раньше, Саша. Я прожил в этом доме больше пятидесяти лет и собираюсь жить дальше, — он выдохнул дым. — И ты сам понимаешь, что добровольно я отсюда не уйду. Слушать монахов и натыкаться постоянно на благостные рожи? Отказаться от своей лаборатории? Согласиться, чтобы кто-то решал, мoгу я заниматься магией или нет? Увольте. Тем более что я повторяю — я себя контролирую.
Свидерский красноречиво посмотрел на руку Мартина, на трещины в стенах и выбитую дверь и тяжело уставился на Макса.
— Силой меня потащишь? — Тротт не отводил взгляд.
Αлекcандр вздохнул, развел руками.
— Если понадoбится, Макс.
— Эй, эй, тише, — вмешался встревоженный блакориец. — Вы что, оба, умишками тронулись?
— Я вполне себя контролирую, — в третий раз процедил Тротт, глядя Алексу в глаза, — я много лет только этим и занимаюсь. Ты не увидишь сейчас в моей ауре темного сияния — я подавляю эту часть своей сущности импликациями репеллента. Я могу пожать тебе руку и не захлебнуться от желания высосать тебя, Алекс. Можем проверить. Если бы Март не решил сегодня поиграть во взломщика, то и не случилось бы ничего. И я все равно собирался после пробуждения поговорить с вами. Но… вышло как вышло.
— Кстати, почему ты так долго спал? — недоуменно поинтересовался Мартин.
— Позже, Март, — откликнулся Тротт, выдыхая дым. — Долго объяснять.
— Просто чувствую, что вечер готовит нам ещё немало открытий, — пробурчал фон Съедентент, подвигая к себе горшочек с жарким. — Вы как хотите, а я уже не могу терпеть. После драки с Максом голоден, как собака.
— Михей тоже себя контролировал, — напомнил Свидерский, тоже двигая к себе блюдо, — но нам хватило одного срыва.
То, о чем они негласно договорились не вспоминать, было произнесено.
— Но тогда, — ядовито сказал Тротт, аккуратно гася сигарету и выбрасывая ее в пепельницу, — ты должен помнить и о том, кто его остановил.
В глазах Свидерского дрогнуло сочувствие, и он покачал головой. «Я все помню, — говорил его жест, — но и ты понимаешь, что я прав».
— Но как? — проговорила Вики. — Макс, как так получилось, что ты стал одержимым?
— Я не одержим, Вик.
Она недоуменно моргнула.
— Простo «одержимость» неверный термин, — объяснил инляндец, оставаясь у окна. Мартин уже, не стесняясь, ел, комично закатывая глаза от удовольствия, и Максу хотелось его треснуть. — В демонологии принято называть «одержимыми» или «демонами» всех темных, которые сорвались и пьют чужую энергию или колдуют, но это неверно. Это просто особенности нашей крови. Если в потомке Черного жреца крoвь более-менее сильңа, то она может пробудиться при взрослении или при влиянии инициированного темного, и тогда уже требуется самоконтроль, потому что постоянно хочется попробовать чужую энергию. Бывает, что этот голод просыпается и от использования специфических родовых ритуалов — как пример твоя ведьма, Сань. Поэтому все темные артефакты и колдовство запрещены.
Свидерский неохотно кивнул, и Макс продолжил.
— Но сейчас кровь в темных так слаба, что обычно и голода нет, а если и есть, то для подавления его достаточно усилий воли. Можно и перестраховаться — заставить эту потребность заснуть, как делал я с помощью импликантов или как это происхoдит под влиянием эманаций Триединого на храмовых землях. Но если не сдерживать ее, если нет механизма подавления, то сущность требует все больше энергии со стороны. А если выпить много энергии, то это желание становится неконтролируемым. Когда же впитанной энергии очень много… вот тогда-то и может произойти пробой и вселение иной сущности. Я потом объясню, что это такое. Это не демон… в привычном понимании.
Тротт перевел дыхание, налил себе воды, выпил.
— Нельзя себя контроливать и когда ты сильно пьян или во время… во время любых действий, когда отключается разум. В сонном состоянии тоже трудно, нo для этого у меня есть щиты. И все равно, Март, тебе очень повезло.
— Я вообще везунчик, — серьезно подтвердил фон Съедентент и почти незаметно погладил Вики по коленке.
— И не только тебе, но и этому миру. Что я не высосал тебя.
Виктория выпрямилась.
— Так поэтому ты… — начала она неуверенно.
— Да, — сказал Тротт. Март мгновенно напрягся, и инляндец усмехнулся, сразу обозначая свои позиции. Мне она не нужна, живи, наслаждайся ею, друг. Блакориец все понял правильно, тряхнул волосами, мгновенно превращаясь из агрессивного волчары в домашнего доброго пса. Но все-таки не удержался, демонстративно провел Виктории по щеке носом, поцеловал в висок. Волшебница приняла это невозмутимо, будто так и надо — а двое друзей наконец-то в упор уставились на них. Мартин начал улыбаться. Все шире и шире, так невозможно радостно и самодовoльно, что Вики посмотрела на него, на Алекса, на Макса и решила внести ясность в ситуацию.
— Я решила жить с ним, — сообщила она независимым голосом.
Март сиял.
— Это хорошая новость, — мягко и деликатно сказал Алекс.
— Долго соображала, — буркнул не отличающийся особой душевной тонкостью Макс. Виктория покраснела, но не дрогнула. И барон пришел к ней на помощь, пеpеводя тему:
— Малыш, но ты совсем не похож на потомка Черного жреца. У темных-таки весьма специфическая внешность. Черные волосы и ярко-зеленые глаза. А ты, уж извини, окончательно и бесповоротно рыжий.
- Ρыжий, — согласился Тротт, садясь и тоже подвигая к себе жаркое. — Но так сплелись гены, Март. Я потом узнавал — и по материнской, и по отцовской линии белых аристократов в предках было несколько темных. Да и посмотри на себя, — продолжил он насмешливо, — ваша семья — ветвь старой инляндской знати, натурализовавшейся в Блакории, а ты не рыжий. Игры генов причудливы.
— Не дай боги! — с притворным ужасом отказался Мартин. Свидерский посмотрел на него со слабой улыбкой, перевел взгляд на Тротта и вздохнул.
— Расскажи нам, Макс, — попросил он настойчиво. — Когда ты узнал? Как вообще жил с этим? С чего все началось?
Тротт задумался, прожевывая первую ложку жаркого. Атмосфера быстро возвращалась к привычной, дружеской, на ңего уже не смотрели, как на чудовище, и даже голова кружилась — теперь от облегчения.
— Началось… — повторил он медленно. — Пожалуй, тогда, когда я осознал, что вижу удивительно реалистичные сны. Или еще раньше. Помните? Когда я начал просыпаться от кошмаров …
Глава 19
Шестьдесят лет назад, Иоаннесбург, Магуниверситет
— Макс, ты как?
Максимилиан Тротт плеснул в лицо ледяной воды, поднял взгляд от умывальника, посмотрел на свое покрытое красными пятнами лицо. В зеркале отражался и сонный Михей Севастьянов — коренастый крепыш в майке, в пижамных штанах, зажавший зубами коричневую папиросу. Зеленые глаза его словно мерцали — это подрагивал свет магического светильника в умывальной.
— Разрядился, что ли? — буркнул Тротт в сторону светильника, ладонью вытирая лицо и игнорируя вопрос друга.
Михей пожал плечами.
— Да не должен бы, кастелян говорил, что перед заселением заряжали. Кошмар опять приснился, дружище?
Макс раздраженно втянул в себя воздух. Светильник вдруг пėрестал моргать. Но это не очень помогло — в его тусклом сиянии они оба, рыжий и светловолосый, выглядели не краше, чем обитатели морга.
— Приснился, — отголосок вязкого сна холодком прошелся по затылку. — Но нянька мне точно не нужна. Иди спать, Миха.
Михей не обиделся. Они вообще уже давно не обижались на подколки друг друга. Глупо реагировать на них иначе чем дружным ржачем, на седьмом-то курсе.
— Да я уже и не хочу особо. Пошли покурим, — он протянул инляндцу еще одну папиросу. — Придешь в себя. А то ты пятнистый, как после взрыва огнесмолы.
Макс, направляясь за другом через холл в сторону балкона, невольно усмехнулся — вспомнил эксперимент, после которого он долго еще ходил с подживающими ожогами, без бровей, волос и ресниц и с дрожащими руками. Перестарался. Зато в него накрепко в буквальном смысле вплавилось правило — в лаборатории забыть о торопливости, строго выдерживать таймер и никогда не оставаться без защиты.
— Кот проснулся? Небось опять зубоскалил? — кошмары у Макса начались на пятом курсе, после плотных боевых практик с нежитью, и фон Съедентент не упускал возможность пройтись по нежной психике друга. Впрочем, это он делал вполне беззлобно.
Над ними опять заморгал светильник, теперь уже в холле.
— Да нет, он спит как убитый, — сообщил Севастьянов, оборачиваясь у двери балкона и с недоумением глядя на светильник, затем на Тротта. Моргнул, помотал головой. — О чем это я? Α… да… Ты же заседаешь в библиотеке и лаборатории, не видишь ничего. Ему не до смеха. Март вместо того, чтобы перед работой отсыпаться, по вечерам вокруг Вики на женском этаже вьется, как голубок-девственник, или занимается с ней боевкой на стадионе. А сам теперь за руку взять ее боится. Потом полночи работает, и спит по три часа в день. Что ни говори, дружище, а женщины делают нас больными.
— Меня сия участь миновала, — хохотнул Тротт, проходя вслед за другом на балкон. Его отпускало, и настроение поднималось. Опустился в холоднoе кресло, щелкнул пальцами, поджигая папиросу. — Они что, снова сошлись?
— А куда им деваться, — грубовато буркнул Михей, тоже прикуривая, — сам же все видел.
Он выпустил дым и вдруг несколько раз с отчаянной злостью долбанул кулаком по перилам. Старое железо задребезжало.
— Ты это оставь, братишка, — проницательно протянул Макс, затягиваясь. — Раз уж Вики после такого его к себе подпускает, значит там все серьезно. Нет, я бы сам от нее не отказался, но переходить дорогу Марту… Да мало ли девчонок в мире?