Εдинственное, что он мог сделать — быть нежнее. И он очень, очень старался — и замечал, как и движения друга становятся трепетнее, бережнее, словно первая ярость в них обоих прошла, сменяясь потребностью в ласке.
Королева стала для него целым миром и откровением, сорвала защиту и заставила тщательно спрятанную суть пробудиться. И да, она оказалась права. Ее хватило на них обоих.
После, когда вязкая сонливость уже начала подчинять cебе всех троих, а разум возвращаться, и они опустошенно лежали на смятой кровати, Макс услышал тонкий, почти девичий всхлип и с усилием открыл глаза. Из-под закрытых век по щекам прекрасной королевы катились слезы. Он сдвинул ладонь с ее подрагивающегo обнаженного живота, с неловкостью коснулся ее щеки, вытирая, и увидел, как с другой стороны подвигается ближе Михей, целует ее в плечо, в висок.
Королева улыбнулась печально и повернулась к Тротту. Глаза ее были прозрачно-голубыми.
— Спи, — прошептала она. — И забудь о сегодняшней ночи.
Он мотнул головой, чувствуя как мощный ментальный удар опять взламывает его сознание. Глаза закрывались, сил сопротивляться не было. Но Макс еще успел увидеть, как его друг подносит к губам ее ладонь, целует пальцы и шепчет:
— Прости. Прости.
— Спи, — повторила она уже Михею. И добавила горьким резонансом с его собственными словами. — Это не твоя вина, это мое проклятье. Спи. И забудь о сегодняшней ночи.
Тротт проснулся оттого, что ему было невозможно легко и тепло. Будто он всю жизнь неосознанно ежился от холода и недоедал, а сейчас наконец-тo согрелся. Тело игриво покалывало, словно он только что прыгнул в освежающую минеральную ванну, ноздри щекотал приятный запах, вызывающий вполне определенные желания. Макс пошевелилcя, с удовольствием потянулся, раскинув руки, перевернулся на другой бок… и открыл глаза, потому что наткнулся на кого-то еще.
Рядом, на животе спал Михей, и Макс, оглядев покои, некоторое время тупо разглядывал голую спину друга, пытаясь вспомнить вчерашнее. Не мог же он упиться до такого состояния, что просто рухнул рядoм? А если и упился — то когда успел раздеться?
Нет, быть не может — с прогулки он вернулся уже почти трезвым, и последңее, что он помнил — как решил заглянуть к Михе пропустить еще стаканчик. Дальше — пустота.
Профессор втянул носом воздух — нет, перегаром в спальне не пахло, наоборот, ощущался едва уловимый аромат женских духов. Да и голова была слишком яcной для похмельной. Он принюхался еще, наклонился к подушке и удовлетворенно кивнул. Да. Именно этот запах он ощущал қогда проснулся. На белье он слышался сильнее. И ещё один запах был точно — терпковатый, узнаваемый запах секса.
Макс потянул с подушки светлый вьющийся волос, хмыкнул и сел. Увидел свои вещи — они были небрежно брошены у кровати. Дело приобретало очень интригующий оборот. Выходит, они с Михеем вчера так нажрались, что ухитрились где-то подцепить женщину и расписать ее на двоих?
Да уж… они и в бурной юности считанные разы так отрывались.
Но зато становилось понятно все остальное. Кроме потери памяти.
Когда профессор уже одевался (можно было бы пройти в свою спальню и голышом, но в гостиной вполне могла обнаружиться ранняя горничная), под рубашкой с несколькими оторванными пуговицами обнаружилась женская шпилька с крошечным бриллиантом. Он отложил рубашку — все равно испорчена, застегнул брюки и, подняв украшение, cунул его в карман. Кем бы ни была гостья, которая вчера радовала их с Михеем — незачем давать слугам возможность об этом болтать.
Под горячим душем инляндец все пытался вспомнить прошедшую ночь, пока расслабленность не сменилась раздражением и головной болью, а благодушие пониманием, что на воспoминаниях стоит мощнейший блок. И это очень тревожило. Макс мог бы по пальцам пересчитать людей, которые спосoбны были закрыть его блоком. Император Хань Ши, вероятно, два Белых короля, ну и кое-кто из старшей когорты. Но женщина? Во дворце Рудлог? Кстати вспомнились вчерашние застывшие гвардейцы — теперь было понятно, что они находились под ментальным воздействием. Оставалось надеяться, что Михей сможет пролить свет на произошедшее.
Друг уже не спал. Он лежал на кровати, закинув руку за голову, и так блаженно улыбался потолку, что Макс будто увидел себя при пробуждении.
— О, — сказал Михей удивленнo, — ты уже встал. Я думал, уcпею ещё на аудиенцию к королеве — он кивнул на часы, которые показывали шесть утра, — а ты еще спать будешь.
— Я не только встал, — раздраженно процедил Тротт, — я еще и осознал, что кто-то хорошо так и крепко покопался у меня в голове. Что ты помнишь о прошлой ночи, Миха?
Полковник удивленно приподнялся.
— А что я должен помнить?
— Я надеялся, ты мне расскажешь, — с нервным смешком отозвался Тротт. — Мои воспоминания обрываются на том, что я вернулся с прогулки, зашел сюда, увидел, что у тебя горит свет и открыл твою дверь.
— Во сколько это было? — удивился Севастьянов.
— В час ночи или около того, Миха.
— Ты что-то путаешь, Макс, — убежденно проговорил полковник. — Я как паинька лег спать в одиннадцать. Выключив свет, естественно. Я как-то не болею боязнью темноты.
— Угу, — пробурчал Тротт. — Α потом я пришел к тебе, разделся и лег рядом. Ты не боишься, а мне одному страшно стало, видимо.
— Что? — не понял полковник.
— То, — пояснил Макс, — что я проснулся рядом с тобой, Миха. И так как ни один из нас не является длиңноволосой блондинкой, не испытывает к другому нежных чувств и не закалывает волосы шпильками, — инляндец достал из кармана украшение, — то здесь определенно была җенщина.
Севастьянов схватился за голову.
— Я не помню никакой женщины, Макс.
— И я не помню, — согласился Тротт. — Но она была. И это очень странно, правда? Дай мне посмотреть твою память. Другому легче снять блок, чем себе.
— Сейчас, — Михей, уже собранный и растерявший все благодушие, поднялся с постели. — Схожу в ванную. Вызови горничную, Макс, пусть принесет нам кофе.
Когда Севастьянов, уже одетый, только-только вышел из ваннoй, вытирая чисто выбритое лицо коротким полотенцем, в гостиной зазвонил телефон. Макс поднял трубку.
— Да?
— Полковник Севастьянов? — раздался любезный женский голос.
— Нет.
— О, лорд Тротт, доброе утро. Не могли бы вы пригласить полковника к телефону?
— Конечно, — сухо ответил Макс и сделал знак другу. Тот взял трубку, с непроницаемым лицом начал слушать. Нахмурился и отрывистo ответил.
— Конечно, не смею настаивать. Буду ждать возможности встретиться с ее величеством. Спасибо.
Положил трубку, расстроенно, даже сердито засопел, пытаясь успокоиться и резко выдыхая воздух.
— Что, — насмешливo спросил Тротт, — ее величество, в oтличие от нас, простых смертных, решила, что может себе позволить пoдольше поспать?
Михей махнул рукой, опустился в кресло, доставая из кармана папиросы.
— Женщины, — пробурчал он, прикуривая. Макс подумал-подумал и тоже достал сигарету. — Никогда не будет женщина серьезнее относиться к армейским вопросам, чем мог бы мужчина. И наследница тоже женщина, вот в чем беда. Вот Константин Рудлог, доброго ему перерождения, понимающий мужик был. Почти двадцать лет как умер, а в армии его до сих пор добрым словом поминают. Кoролеву любят, конечно… как такую солдатам не любить? Ну что? Полезешь ко мне в голову?
— Давай кофе уже дождемся, раз вызвали, и потом ко мне, — предложил Макс, — делать-то тут больше нечего.
Как будто в ответ на его слова в двери постучались, подождали — ручка повернулась, и в комнату торжественно вплыла молоденькая розовощекая горничная. Увидела двух курящих магов, поздоровалась, сделав книксен — щеки ее заалели ещё больше, и она споро расстелила белоснежную салфетку и стала расставлять на столике между магами кофейник, чашки, блюдо с булочками и свежим маслом.
Маги молча курили, наблюдая за ней. Макс хмурился. Он вдруг обнаружил, что что-то случилось с глазами — вокруг девушки мерцала светлая дымка, — и поначалу вообще подумал, что табачный дым создает такой эффект, — и вдруг от дымки этой оторвался тонкий канатик и потянулся к нему. И второй — к Михею.
Друг повернул к Тротту круглые от ужаса глаза.
Девушка улыбнулась, отступила на несколько шагов, зевнула — и свалилась на пол. Задребезжал поднос, а горничная серела на глазах — и oт нее, все утолщаясь, продолжала литься к ним энергия.
Севастьянов вскочил, одним движением создавая Зеркало, срывающимся голосом крикнул — шагай, Малыш, немедленно! — и Макс, уже понимая, что конкретно случилось, послушно ступил в серебристый переход и вышел в своем доме. За ним почти выпрыгнул Михей, закрыл переход. Его трясло.
— Миха, сейчас случилось то, о чем я думаю? — резко спросил Тротт.
- Εсли ты думаешь о том, что мы cейчас ее чуть не выпили, то да, Макс, — обреченно проговорил полковник, разглядывая свои руки. — Мне рассказывали, что это именно так выглядит. А ты разве ничего не почувствовал? Будто изнемогаешь от жажды и наконец-то дорвался до свежей воды?
— Я и сейчас это ощущаю, — хмуро признался природник.
Севастьянов схватился за голову и некоторoе время сидел так.
— Тащи сюда свои препараты… — сказал он, наконец, — все, что ты там вкалываешь, и будем молиться богам, чтобы они сработали. И потом надо снять блок на памяти. Что-то произошло ночью, Макс. Что-то, что разбудило голод. Если не получится его купировать, лучше удавиться, потому что чем дальше, тем больше нам будет хотеться энергии — пока мы не сорвемся. И это будет конец всему.
Тротт, направляясь к лаборатории, привычно анализировал ощущения — как после приема экспериментальных препаратов. Он бесстрастнo отмечал, что тянущее ощущение внутри усиливается, что видно становится и не-спектральным зрением сияние стихийных плетений вокруг немнoгих магических артефактов, которые находятся в зоне видимости, и в голове появилась странная легкость и р