По ткани на пол рассыпали зерна, морскую соль и пахнущие сладостью, солнцем и пылью сушеные фрукты. Принесли тонкие струнные инструменты, и четыре девушки уселись по углам – и полилась по покоям восточная мелодия, успокаивающая душу. И песня – бесконечная, радостная, с пожеланиями долгой и счастливой жизни, плодовитости и покровительства Богини.
А остальные, боясь сказать хоть слово, чтобы госпожа, не дай боги, не передумала, подождали, пока снимет она одежду, и начали покрывать ее тело и лицо тонким узором из золотистой пасты, красить ладони и ступни. Ани молчала – и только иногда по телу пробегала нервная дрожь, и тогда принцесса начинала размеренно вдыхать и выдыхать свежий мятный воздух. Были бы здесь сестры – Вася с ее мягкостью, Марина с острым язычком, смешливая Поля, сосредоточенная Алинка, Каролина, которая тут же принялась бы ее рисовать, – и не было бы так страшно. Остро накатили одиночество и тоска – что же она делает здесь, среди чужих людей? Куда же она без родных? Как?
Захотелось бежать – но она осталась на месте, захотелось плакать – но она вздернула подбородок и сильнее сжала зубы.
Решила – иди до конца.
По покоям вдруг прошла теплая медвяная волна радости – и заскрипели плиты пола, выпуская из стыков цветы и травы, заполыхали магические светильники, и взметнулись лазурные занавески, впуская порыв теплого разноцветного ветра, – он принес с собой тысячи цветочных лепестков, осыпал ими принцессу, огладил крепкими руками, сладким поцелуем коснулся губ, пощекотал затылок, разметал волосы.
Она изумленно посмотрела на все это безобразие и тряхнула головой, пытаясь сбросить застрявшие в волосах лепестки. Нории сообщили?
Служанки, уже не таясь, улыбались. С нанесением орнамента закончили, и Суреза выскользнула за дверь – и вернулась через некоторое время с блюдом, полным горячих медовых лепешек. За ней шла девушка, осторожно несущая прозрачный сосуд со странным розоватым напитком.
– Это традиционные невестины сладости. Чтобы были силы на ночь, госпожа, – с робкой улыбкой сказала Суреза, протягивая ей лепешку и наполненный кубок. – И динара. Пейте, сафаиита. Его делают из лепестков роз, фруктов и семи трав. И пьют его один день в жизни, перед свадьбой. Он обостряет чувства и показывает богине правду. Пейте, шеен-шари.
«Силы на ночь?»
Опять стало страшно и жарко, и губы пересохли – женщины захлопали, засмеялись, подбадривая, – и Ангелина одним махом осушила кубок, пошатнулась. Ее поддержали – напиток был сладко-кислый, травяной, без алкоголя, но в голове пронесся ураганом, и обострились чувства и запахи, и начало отступать страшнейшее напряжение.
Орнамент на теле подсыхал, принцесса подкреплялась медовыми лепешками – изумительно вкусными, а служанки поначалу осторожно, а затем, видя, как улыбается шеен-шари, весело начали подпевать девушкам с инструментами. На языке Песков, почти скороговоркой. Насколько она могла разобрать, то были шутливые советы молодой жене, как вести себя с мужем в первую брачную ночь и в дальнейшей жизни.
Паста высохла, ее смыли мягким освежающим маслом – а на белой коже остался цветочный орнамент, неожиданно яркий.
– Зачем это делается? – полюбопытствовала Ани, разглядывая узоры.
Она была сама на себя не похожа – голубые глаза казались больше и – Ангелина нахмурилась – испуганней, волосы – ещё белее, и губы ярче. И тело выглядело, как статуэтка из светлого дерева, покрытая резной вязью. Диковатый вид.
Взгляд ее почти неприлично блестел.
– Старая традиция, чтобы обмануть злых духов, – с охотой объяснила Суреза, с некоторой опаской открывая ларец с жемчугами и второй – с золотом. – Чтобы не узнали вас и не помешали свадьбе. Что вы выберете, госпожа?
Ангелина усмехнулась – цветочный ветер, смех и невестин напиток прогнали страх прочь, – повернулась, переступая по пробившимся из пола цветам, придирчиво взглянула на драгоценности. Кто способен ей помешать, если она все уже решила? Только она сама. Выпила еще динары, подняла руки – и на нее надели тончайшую короткую сорочку с пышными рукавами, крепящимися чуть ниже локтей золотыми браслетами, и золотыми же цветочными застежками на плечах, и одно за другим начали крепить к этим застежкам бесчисленные яркие цветные покрывала свадебного наряда. Надели под грудь драгоценный пояс – тяжелый, сжавший ее, украсили запястья и щиколотки позвякивающими браслетами с многочисленными висюльками.
А ей казалось, что она слышит, как ходит Нории в соседних покоях – и звучат там мужские голоса, и как звенят посудой в огромной кухне, и шумят крылья приземляющихся драконов. А ещё на грани слышимости то возникал, то пропадал странный гул – был в нем топот множества ног, и песни, и смех, и крики.
– Что это? – спросила она недоуменно.
Суреза понимающе посмотрела на нее.
– Город готовится к свадьбе, сафаиита. Вы сами все увидите.
В спальне темнело – там, за синими занавесками, садилось солнце. Зажглись магические светильники, сильнее запахло мятой и цветами. Комната купалась в лазури. Волосы невесты увили жемчугом, и накрыли голову синим вышитым шелком, спустившимся до пола, и надели сверху изящный золотой обруч, украшенный сапфирами и тонкими цепочками со вставками, стелющимися по вискам и затылку.
Женщины молчали, с шуршанием ступая по ткани, устилающей пол – теперь нельзя было заговаривать с невестой, пока не станет она уже женой, – и в тишине этой гулко билось ее сердце, и принцесса выпрямлялась, каменела, необычайно остро чувствуя скользящий шелк на теле. Как быстро прошел день. Как скоро изменится ее жизнь.
Распахнулись двери спальни, открыли в холле двери покоев – там стоял Нории, ждал ее.
Великолепный – верхняя часть волос собрана на затылке в узел, остальные рассыпаны по плечам, одетый в синюю длинную рубаху до пят, и поверх нее – такой же длинный белый шавран, расшитый золотом. Увидел ее, склонил голову, улыбнулся с облегчением – и она шагнула вперед. К нему.
Прибывшая в Истаил с Четом, вернее, на Чете, Светлана стояла у выхода из дворца рядом с мужем и знакомой ей Тасей – много здесь было драконов и дракониц, много людей, и все беспокойно ждали молодоженов. Тут пахло травой и ярко светили фонари, затмевая звезды, и Света немного стеснялась любопытствующих взглядов и отступала за мужа.
Ей самой было любопытно, ибо много она слышала об Ангелине Рудлог – и от мужа в том числе, много читала сама, но так и не видела ее вживую. У супруги Энтери глаза тоже светились интересом.
– На месте жениха и невесты я бы сбежала через черный ход, – прошептала Тася Свете, кивая на обилие народу, и Светлана кивнула понимающе. Каково будет невесте под всеми этими взглядами? Со стороны Чета раздался совсем неторжественный смех – он переговаривался с братом Владыки, и Света сжала его руку и улыбнулась сама, прислушалась.
– Не откажет, – говорил он громогласно, – не в этот раз, Энти-эн. Красные – собственники, она уже заплатила за него кровью – теперь точно не отпустит от себя.
Энтери мягко улыбался – Светлане он очень нравился. Добрый и теплый. Они с женой были неуловимо похожи и обладали той уютной притягательностью, которая отличает гостеприимных людей.
– Поверю, когда увижу на ней брачный браслет, – ответил он шутливо и вдруг прислушался, прижал палец ко рту и повернул голову в сторону широких дверей дворца.
Все затихли. Распахнулись створки, и рука об руку вышли из дворца удивительно маленькая женщина с покрытым узорами лицом и сверкающими ледяными глазами – и Нории. Он выглядел очень необычно – но невеста! Света даже выступила вперед, чтобы разглядеть лучше. Несмотря на небольшой рост, Ангелина Рудлог приковывала все взгляды и принимала их с абсолютным спокойствием, с величественностью даже. Дракон рядом с ней смотрелся просто огромным – наверное, ее макушка едва достигала его груди.
Чет позади Светы усмехнулся – она повернулась, и увидела, как он подмигивает невесте – и та едва заметно улыбнулась в ответ.
Свету кольнула ревность – остро она почувствовала, что очень уже большая и беременная, и изяществом и в лучшие времена не сравнилась бы с тонкой, как тростиночка, Ангелиной. Тут же подступили слезы – и Чет словно почувствовал это, подгреб ее к себе и куснул за ухо. Мол, что за глупости, Света?
Она потом, когда за воротами скроется удивительная пара, поворчит на него и пожалуется, а Чет, с удовольствием воспринимающий все ее собственнические порывы, расхохочется и заявит:
– Эти двое столько крови из меня выпили, что я чувствую себя их отцом, не меньше. Волновалась она очень, вот я и помог. Эх, жена!
Вот как его не ревновать?
Света улыбалась, прижавшись к нему – но на всякий случай все же загадала, чтобы ничто и никто не помешали свадьбе.
Город не спал, светя синим и белым, город, накрытый звездной ночью, купался в голубоватом лунном свете, город был украшен лентами и огнями, как невеста, и сладко, волнующе пах южными цветами. И от запаха этого кровь становилась горячее, а рука крепче сжимала руку. Жители Истаила устелили путь от дворца до храма Синей тканями, усыпали лепестками – а сами скрылись в домах, наблюдая сквозь прорези ставень, как ступает по тихой улице Владыка, ведя за руку волшебную свою невесту, великую колдунью. Они пройдут к храму, проведут обряд и вернутся обратно – и, как только ступят за ворота дворца, жители вынесут на улицы столы, накроют их всем, что есть в доме, и будут пировать всю ночь, и еще три дня после.
А пока – тихо! – нельзя! Не спугнуть бы удачу, не навлечь бы преждевременной радостью беду на эту пару. Жених с невестой молчат, и вокруг все должно молчать.
Город шуршал нетерпеливым дыханием тысяч людей и ветром, бросал жениху с невестой под ноги лепестки и водяную пыль с фонтанов. Совсем близко был храм. Ани, завороженная окружающей красотой, и не заметила, как они дошли. Перед ними открылись двери – и женщины в одеяниях служительниц Синей подождали, пока пройдут они внутрь, в сумрак, – и захлопнули створки за их спинами.