но посыпавшиеся вопросы, и поспешно, пока отпускали, ушел в переход.
Часы показывали без пяти двенадцать. Всего двадцать минут прошло. А ему показалось, что несколько часов.
Люк поспешно стянул костюм, вытащил из конверта пять фотографий и тонкую трубочку – магнакопитель – и одно за другим тщательно сжег фото в пепельнице. А накопитель, повертев головой, подложил под ножку кровати, приподнял ее – и раздавил в пыль. Затем, не покурив даже, открыл окно – хорошо, что категорически запретил ставить решетки – и выпрыгнул в него.
В этот раз он несся так, что даже ветер не мог его догнать. И долетел быстро. Но все равно очень опоздал.
Старый змей дремал, свернувшись кольцами, на заснеженной темной скале, и Люк приземлился, осторожно тыкнул его носом. И затем с завистью наблюдал, как опершись на передние лапы, зевает во всю пасть и дивно потягивается, превращаясь почти в струну и задрав хвост стрелой вверх, один из хитрейших монархов мира.
«Почему опаздываешь, Лукас?» – проворчал король, недовольно щурясь.
«Простите, наставник, – Люк очень покаянно поклонился, чуть ли не ткнувшись клювом в скалу. – Работал над вашей задачей», – с тонкой долей иронии добавил он. Не удержался.
«Успешно?» – поинтересовался его змейшество, вглядываясь в него мерцающими голубыми глазами. Ветерок трепал его перья, и они легко струились вдоль шеи.
«Вполне, – усмехнулся наглый отпрыск Белого и нетерпеливо переступил лапами по камню, облизнулся. – Готов к учебе, ваше величество».
«Мне нравится твое усердие, Лукас».
«Благодарю, ваше величество. Надеюсь, что никогда больше не расстрою вас».
Это было лишним – старый змей снова подозрительно сощурился, и Люк принял очень невинный вид.
«Мальчишка, – устало проговорил Инландер. – Поднимайся в воздух. Будем сегодня учиться переходить в эфир».
Люк вернулся в замок ранним утром. Не через лес – просто туманом перетек во все ещё открытое окно, полюбовался горкой пепла в пепельнице, на всякий случай собрал осколки накопителя и смыл их в унитаз.
Теперь нужно было ждать реакции короля. И нельзя сказать, что, помимо действительно мальчишеского удовлетворения, Люк не испытывал и некоторые опасения. Потому что, как он уже успел убедиться, Луциус в гневе был крайне несдержан. И нужно было готовиться к очередной трепке. Но мысли, как всегда после оборота, были радужными – и снова нетерпимо хотелось почувствовать под собой женщину. Одну конкретную женщину.
– Может, скорая женитьба и не такая плохая мысль, – невесело сказал он себе в зеркало, после того как вышел из душа. Инстинкт, несмотря на все усилия и ледяную воду, никак не хотел утихать, и когда его светлость обнаружил, что изо рта непроизвольно вырывается шипение, быстро спустился в тренировочный зал и занялся выматыванием требующего размножения организма.
Там и застал его Ирвинс, торжественно позвавший милорда завтракать. Мокрый, злой и раздраженный милорд пронесся мимо дворецкого, скорбно вздохнувшего от невеличественного поведения хозяина, выкурил в спальне с полпачки сигарет, выругался и снова пошел в душ.
Три месяца до помолвки – и полгода до свадьбы! – теперь представлялись пыткой.
На этот раз ледяная вода немного остудила змеиный пыл, и Люк вспомнил и о делах. Прежде чем идти в столовую, он успел выдернуть у себя с десяток волос, сунуть их в маленький пакетик, заклеить. И после превосходного завтрака ушел в свой дом в Рудлоге, переполошив расслабившихся слуг. Там достал из гардероба маленький чемоданчик, сел в машину и уехал на другой конец города. Прямо в автомобиле наклеил усы, вставил линзы и защечные шарики, надел шляпу, другое пальто и широкий, скрывающий лицо шарф – и с пакетиками в конверте вошел в лабораторию. И через полчаса вышел, сжимая в кармане бланк о том, что образцы приняты – и через неделю можно возвращаться за результатом.
Таким же образом его светлость вернулся в Дармоншир и задумался о том, что делать теперь. Надо бы позвонить Марине и успокоить ее.
«И, может, получится уговорить ее прийти сюда?» – радостно оживился организм. Люк мрачно потянулся за сигаретой, поглядывая на дверь ванной. И заставил себя отвлечься.
Нужно было понять, где он ошибся – потому что его очень настораживало молчание Луциуса. Достаточно уже времени прошло, чтобы обнаружить пропажу. И если никакой реакции нет – это очень, очень тревожный признак. Поэтому Люк нервничал и выжидал.
А вот Луциус Инландер уже не нервничал. Конечно, он впал в бешенство, когда зашел в кабинет и почуял вторжение на свою территорию. Особенно после приятных новостей за завтраком – Леннард, поглядывая на смущающуюся жену, сообщил, что ночью у него на мгновение вспыхнули белым светом глаза. И король вполне разделял надежду и радость наследника. Аура его крепла с каждым днем, так что настроение у Луциуса поутру было вполне благодушным.
И тем труднее оказалось сдержаться и не метнуться в Дармоншир – наказать преступившего все границы герцога так, чтобы он навсегда забыл даже думать о том, чтобы встать против него, Луциуса.
Гнев не утих и когда король дослушал рассказ двух змеестражниц, подпитываясь изумлением от того, что дурной змееныш ещё и посмел ночью его дразнить. Но сейчас, под успокаивающее шипение хвостатых овиентисов – духов воздуха – Инландер расслабился и попросил повторить все с самого начала. И слушал теперь с тонкой усмешкой, периодически качая головой.
Лорд Палмер, с утра безошибочно распознавший признаки монаршего гнева и затаившийся было, осмелился через пару часов заглянуть в кабинет – ибо очередь жаждущих встречи с его величеством росла. Увидел короля, обвитого призрачными змеюками, одна из которых что-то нежно шипела в его ухо, а вторая с наслаждением пила кровь из запястья, побледнел и понятливо захлопнул дверь. Есть вещи, к которым трудно привыкнуть, даже если ты двадцать лет уже работаешь в экстремальных условиях.
Луциус посмотрел вслед сбежавшему секретарю, ласково почесал шипящую стражницу за глазом – там было самое чувствительное место, – и задал неожиданный вопрос:
– Так вы любите молоко, девочки? Почему не говорили?
– Неее отказалиссссь бы, – прошипела «девочка» с наслаждением, отрываясь от его запястья и зализывая ранки языком. – Тыссс не ссспрашивал. – Она поползла вверх по его руке – а вторая, та, что рассказывала, спустилась вниз и впилась в другую руку.
Луциус даже не поморщился. Привык.
– Мы правильно всссе ссссделали, хосссяин? – лениво поинтересовалась наглотавшаяся крови овиентис, отираясь башкой об его подбородок, как кошка. – Онассс хотела его убить! – наябедничала она на подругу.
– И почему не убили? – спросил Луциус. Змеица, пьющая кровь, подняла голову от его запястья и раздраженно фыркнула.
– Мы хотели, – заверила его ласкающаяся стражница. – Энергия чужая-ссссссс. Но попробовали кровь. Такая же-ссс, как у тебя-ссс… Нельзсяя!
– Правильно, – успокоил он «девочек». Наконец, напилась и вторая и тоже поднялась вверх, мирно положив белую голову ему на плечо. – Но каков наглец, да?
– Тожессс сссамое про тебя-ссс говорил твой отессс, Лиссси, – прошуршала овиентис ехидно. Он хмыкнул, вставая – и змеи шустро сползли вниз, направились к углам, становясь все более прозрачными. Одна вдруг остановилась, повернулась и задумчиво стукнула несколько раз хвостом по полу, привлекая его внимание.
– Что? – с улыбкой спросил Луциус. Стражниц звали Инри, что означало «серебряная», и Осси – «дуновение». Эти духи жили в его семье очень давно, и были Луциусу как няньки – с ними он играл в колыбели, когда ему не было и года, с ними рос, гулял – и вот сейчас они добровольно оставались его охранницами. И семейных секретов они знали очень много.
– Молокассс прикажсссии ссссюда приносссить, – прошелестела змея. – А то уйду-ссс к ветерку. И младенцсееев поскорее хотим-ссс. С ними мы молодеем-ссс.
Последний, кого они пестовали, был Лоуренс. И Инландер вспомнил о младшем сыне, нахмурился.
– Почему вы мне не сказали про Лену и дядю Людвига? – поинтересовался он. Но без нажима – старушки были очень обидчивы.
– Они-ссс тоже дети Воздухассс, – коротко ответила змея. – Магдалена кормила насссс грудью, не кривилассссь. Мы ссскорбим о ней. Сссильная была, хоть и несссчастная. И зссслоссстью отравленная. Молокоссс, хозяин!
– Будет, – кивнул он. – Отдыхайте.
Можно было бы оставить дерзкого змееныша в покое. Но, во-первых, проступок требовал воздаяния, а во-вторых, нужно всегда доводить задуманное до конца. Пока Ленни не встанет на крыло, расслабляться не стоит. И пусть его аура укреплялась с каждым днем.
Всегда должен быть запасной вариант.
Король Инляндии попробовал было заняться делами – но нерастраченный гнев покалывал тело, прорывался выскользнувшими клыками и шипением, пугая придворных. И он приказал отменить все встречи, набрал трясущимися от плещущихся внутри сил руками телефон любимой женщины. Той, что всегда умела гасить его страсть и ярость.
– Лотти, ты дома? – спросил он нетерпеливо. Послушал ответ, раздраженно хмыкнул. – Возвращайся. Ты нужна мне сейчас.
Через полчаса он шагнул к ней – леди Лотта, одетая на выход, ждала его у окна, и глаза ее были печальны. И он, ощутив привычную вину, поцеловал ее, надел на палец кольцо стоимостью с два ее графства – и нетерпеливо потянул в кровать.
Он не мог сейчас воздать дерзкому змеенышу – зато со всей яростью потомка бога выместил свою злость, переплавившуюся в любовный угар, на его матери. И затем, присмиревший и тихий, обнял ее, уткнулся губами в мокрый висок – и забормотал тяжелые, виноватые слова любви и просьбы о прощении.
С каждым днем свободы его потребность в ней росла – и каждое утро он начинал с молитв божественному первопредку. Дать ему еще время. Дать ему возможность исправить все. Дать ему сделать ее своей женой, королевой, потому что он жизни без нее не представлял.
– Я не сержусь на тебя, Лици, – хрипловато и мягко проговорила леди Шарлотта, когда он замолчал, целуя ее в плечо. Погладила его по волосам, поцеловала в лоб. – Мне хорошо, жесток ты или ласков. Я люблю тебя.