— Пробиваться к реке, — заорал Тротт своим, дергая Алину за руку и устремляясь вперед.
Она рванула следом — и как-то вдруг оказалась в тесном окружении бойцов. К ним угрем выскочил остающийся в дозоре Хорша — Алинка опознала его по повязке на голове. Над группой переливались слабенькие щиты дар-тени. Стрелы стучали о стенки куполов, они дрожали от ударов охонгов — а крылатые, ощетинившись оружием, рычали, стреляли в ответ и кидались на врагов, уничтожая их, двигаясь к реке как единое существо, оставляя за собой кровавый след. И Тротт тоже бился — а Алинка, сжавшись, двигалась в центре отряда, стараясь не мешать и не попадаться под руку.
До берега было еще далеко, когда у дар-тени начали лопаться щиты. Упал, обливаясь кровью, угощавший Алинку сладким Утреша, откатился в сторону, чтобы не мешать своим — и успел сбить одного из всадников стрелой, прежде чем ему вгрызся в живот охонг. Охнул Верша — из его руки торчала арбалетная стрела, но он переложил клинок в левую и продолжил бой. Закричал проткнутый острыми лапами-лезвиями еще один дар-тени, кинулся наперерез пытающемуся схватить Алинку всаднику Хорша — и убил нескольких врагов, прежде чем ему вырвали руку и швырнули в сторону…
Алина оглохла от ужаса, от запаха крови, от обыденной и страшной гибели бойцов, которые умирали один за другим. Они все были очень сильны, но врагов было подавляюще много — и дар-тени погибали с холодной яростью на лицах, оберегая Алину и сражаясь до последнего. Лорд Тротт был быстрее остальных, и не только бился сам, но и помогал своим — но отряд редел с ужасающей скоростью.
Вскрикнул зарезанный ловчий, завизжал и затих убитый ударом в нервный узел охонг — и внезапно стало очень тихо. Враги закончились. А рядом остался только седоусый Верша и Тротт.
Алинка заморгала, дрожащей рукой вцепившись в куртку вытирающего нож Тротта. В груди у нее пекло, горло сжималось до боли. Река была совсем близко. А позади, откуда они пришли, среди деревьев опять мелькали далекие силуэты людей и охонгов.
— Я задержу их, — пропыхтел Верша. — Уводи девку, Охтор.
— Нет, — сухо откликнулся Тротт. На щеках его играли желваки. — Раненый ты их не задержишь. А я — да. Перебью по одному. Переведи ее через реку, Верша. Помоги дойти до Источника.
Алинка с ужасом, умоляюще посмотрела на Тротта — а он до боли сжал ее пальцы — и отцепил их от своей куртки.
— Я найду тебя, — сказал он жестко. — Иди. Немедленно.
Принцесса выдохнула, заставляя себя сделать шаг назад, заморгала и отвернулась, последовав за бледным, тяжело дышащим Вершей.
Тротт не стал терять время и ждать, пока его спутники скроются среди папоротников. Он, держась в тени, побежал к небольшому пригорку в стороне от реки, подобрав по пути у мертвых наемников несколько полупустых колчанов. Ловчие приближались, все громче верещали чуящие кровь охонги. Врагов было очень много — они шли к реке широкой полосой, и за спинами первых из них уже болтались черные крылья, отрубленные у его мертвых сородичей, и мешки, пропитанные кровью. Мешки с головами.
Внутри колыхнулась мутная злоба. Но Тротт тут же отсек эмоции, натягивая тетиву с вложенной стрелой. Не время.
Охонги бесились от запаха крови, но слушались воли хозяев, бросаясь вперед, иногда вгрызаясь в трупы. Тротт ждал, пока первые подойдут на расстояние выстрела. Он понимал, что ему не справиться со всеми — без щита, без возможности рассеять прахом их оружие. Но можно задержать и отвлечь.
Он подождал, пока с ним сравняются первые преследователи, и отпустил тетиву.
Макс успел подстрелить пятерых, прячась за деревьями от стрел врагов, когда к пригорку, на котором он находился, выскочил первый охонг, а за ним и второй. Самые резвые — они под окрики всадников стали подниматься наверх, а за ними, в сотне шагов, к Максу неслись еще несколько десятков врагов, свернув от реки.
Хорошо. Алина уже должна быть у брода.
Он нырнул за дерево, подтянув крылья вплотную к телу, и когда первый охонг, мотая треугольной башкой, показался справа, Макс снова выстрелил — и тут же, бросив лук, прыгнул влево, ко второму, пока на первом давился кровью всадник. Наемник оказался чуть удачливей товарища, успел заметить прыжок и выставить руки — и противники, сцепившись, свалились на землю и покатились по мхам.
Инсектоид, оставшись без управления, завизжал, бросился к ним, перебирая лапами-лезвиями, впечатывая их в землю и норовя проткнуть людей, не разбирая — свой, чужой. Макс увернулся; зашипел, тоже перекатываясь вместе с ним, вцепившийся ему в шею враг — мощный, с бычьими руками и вздувшимися от усилия венами на висках. Поблизости уже слышались голоса приближающихся наемников, Тротт задыхался и хрипел, почти теряя сознание, пока при очередном перекате не удалось высвободить руку и ударить пальцами противнику в глаза — и тот, отшатнувшись, напоролся на лапу вставшего на дыбы охонга и задергался на ней в агонии.
Макс поднялся, отвернулся, поморщившись, — слышались дикие крики и хруст перемалываемых челюстями костей. И, подобрав лук, пригибаясь, понесся от дерева к дереву, параллельно приближающимся врагам, надеясь, что его не заметят достаточно долго, чтобы он мог зайти с фланга и напасть на них сзади. Так он точно продержится дольше и убьет больше, чем если бы атаковал в лоб.
Ему повезло. Он успел подстрелить еще двоих, прежде чем его заметили. Макс побежал через вершину, скрываясь в темнеющем лесу и уворачиваясь от стрел, нырнул с пригорка, выиграв секунды вне поля зрения врагов — и остановился за первым попавшимся широченным папоротником, чтобы через мгновения прыгнуть на очередного всадника и снести ему голову. На него бросились несколько наемников, разматывая сети — а он уворачивался, их, прыгал, рубил клинками, отбивая ими стрелы, снова бежал, петляя меж загоняющих его врагов уже с простреленным крылом и раной на груди от скользящего удара охонга.
Снова выскочившие на него всадники — и снова прыжки, развороты, свист волшебных клинков. Кровь ритмично стучала в ушах — бух, бух, бух, — Макс двигался на пределе, и тело стонало, тело кричало о том, что ему не хватает гибкости, умения, мощи. И предавало то дрогнувшей рукой, то недостаточным наклоном назад — и стрелой, впившейся в бедро, то потянутой жилой в ступне.
"Держи ритм, щенок. Держи ритм"
Бух, — удар крылом, бух, — вспоротое горло врага, бух, — наискосок клинком. Вытаращенные глаза мертвого противника, отсеченные лапы охонгов, смазанные полосы Дезеид, запах крови…
"Неважно, сколько врагов. Важна только твоя скорость".
Бух-ритм, бух-ритм, бух… в ушах зашумело, ушла боль, тело стало легким, гибким и таким горячим, что под ногами должна была бы гореть земля. От восторга перехватило дыхание, и Тротт, то ли оскалившись, то ли захохотав, разрубил последнего из ближайших противников — и, оценив спускающиеся с пригорка следующие десятки и приближающихся по воздуху трех раньяров, повернул голову вправо. Там в вечернем солнце под багровеющими небесами блестела красноватая гладь реки, и ему показалось, что он видит на том берегу две далекие фигурки, двигающиеся от воды к лесу.
Стало легко, и Макс, обломав торчащую из бедра стрелу, хромая, направился дальше, в сторону от реки, к скалам. Там можно будет укрепиться и подольше задержать врагов.
Теперь по запаху крови его все равно найдут. Нужно просто, чтобы нашли попозже.
Нор Хенши, командир ловчих и верный пес тха-нора Венши, получил от него наказ поймать беловолосую девку любой ценой. Император гневался, пообещав сжечь твердыню, а норов и тха-нора Алиппы скормить охонгам. Никто не сомневался, что он исполнит обещание.
Правитель дал позволение привлечь ловчих из соседних твердынь, тех, что не ушли на войну, и, если понадобится, найти способ пробиться к поселениям дар-тени и выяснить, не там ли девка. Боги были недовольны, а император Итхир-Кас желал угодить им и обеспечить их спокойствие.
И теперь под рукой нора Хенши было почти полторы тысячи наемников и около сотни инсектоидов — тха-нор Венши собрал по окружающим твердыням всех, кто был способен держать оружие и отдал верному псу в помощь. Хенши, после того, как упустил колдуна, прыгнувшего с девкой со скалы, не сидел без дела.
Если беглецы выжили, то должны были направиться в ближайшее к заливу поселение дар-тени. Или в любое другое. И нор Хенши отправил в земли дар-тени лазутчиков из местных жителей, замаскированных под ищущих защиты, и в ожидании вестей запустил вдоль границ крылатых непрерывное патрулирование.
Часть лазутчиков из разных поселений переставало выходить на связь через несколько дней, часть — через декаду-две, а на границе патрульные находили их головы с вложенными во рты камнями. Остальные молчали. Но пять дней назад из ближайшего к морю поселения все же пришла весть от второго лазутчика, который оказался то ли умнее, то ли осторожнее раскрытого.
"Бабы, — с презрением усмехался нор Хенши, слушая донесение от связного, который и встретился с лазутчиком, а потом на раньяре принес сведения командиру. — Как хорошо, что везде есть болтливые бабы".
Лазутчик донес, что несколько дней назад в селение пришел колдун Охтор и привел с собой беловолосую крылатую девку. Затем в поселение слетелись крылатые со всех земель и решили для какого-то своего ритуала во имя их лжебога вести девку к долине, что лежит меж двух городищ дар-тени дальше по хребту.
Бабы. Никто никогда не обращает внимание на баб, а им и дай посудачить. И лазутчики из них лучше всего. Услышала у колодца болтовню женщин главы поселения — и выяснять больше ничего не нужно было. Сами все рассказали, в подробностях, и куда пойдут, и когда, и кто, и сколько их.
Конечно, этих сведений было недостаточно — в местных густых лесах и при сложном рельефе можно и сотне тха-охонгов пройти незамеченными, не то, что десяти крылатым и девке. Но такой подарок богов нор Хенши упускать не имел права. За два дня после получения донесения он подтянул к границе у хребта несколько отрядов, остальные были на подходе. Граница едва заметно отступала: то ловчие не могли ступить за реку, то через пару дней уже сумели немного пройти вглубь берега. В поисках дар-тени по обеим берегам днем и ночью курсировали отряды, днем лес непрерывно просматривали раньяры. Даже пропусти они переход дар-тени через реку, охонги рано или поздно должны были учуять чужаков.