т армии Тха-ора на покорение всех земель нового мира.
Генерал Ренх-сат молит простить его за то, что печалит тебя отсрочкой окончательной победы, и клянется, что остатки страны, называемой Инляндией, падут в ближайшие дни.
Много необычного и ужасного до сих пор встречается нашим людям в том мире: огромный змей, что разорял склады с оружием, оказался местным колдуном и правителем клочка земли, называемой Дармоншир. Змея этого видели в бою создающим ужасные вихри и поедающим наших охонгов; из пленных на допросах удалось выбить, что это местный правитель превращается в богомерзкое чудовище и летает по воздуху невидимым. Тиодхар Ренх-сат обещает изловить его и подарить тебе рабом как ездового охонга.
Мой император, свет двух небес. Генерал Манк-Теш, что воюет в земле, называемой Блакория, шлет тебе двести прекрасных девушек и юношей и двадцать сундуков местных тканей, мягких на ощупь, как новорожденный козленок, а также посуды с удивительными узорами. Говорит он, что захвачено несколько чудесных больших мастерских, называемых фабриками, местные изготавливают там ткани и посуду при помощи механизмов из металла.
Шлет он и хорошие новости. В земле, где воюет Манк-Теш, потеплело, наемники перестали погибать от морозов, и бои стали успешнее. Армия продвинулась почти к границам страны, называемой Рудлогом, и страны, называемой Бермонтом, однако со стороны Бермонта мешают горы, откуда делают набеги отряды местных. Тиодрах Манк-Теш надеется, что сумеет порадовать тебя и преподнести тебе страну, называемую Блакорией, быстрее, чем Ренх-сат займет Инляндию.
Мой император, ведущий нас к победе. Генерал Тенш-мин целует край твоих одежд и сообщает, что войска его в стране, называемой Рудлог, с наступлением тепла уверенно движутся к границам страны, называемой Блакория, хотя сопротивление местных ожесточенное и бьются они за каждое поселение. А войска на другом конце Рудлога в течение двух декад должны дойти до моря и в течение четырех декад подойти к столице страны. Говорят, что правит этой страной женщина, но сейчас нет ее в столице, потому что она испугалась мощи твоей и сбежала. Что еще ждать от женщины, пустого отродья. Еще говорят, что именно она закрыла врата у столицы Рудлога, но наверняка врут — разве женщина на такое способна? Говорят, она так красива, что способна затмить оба солнца в двух мирах, и генерал Тенш-мин обещает поймать ее и преподнести тебе рабыней. Ждет он от тебя подкрепление, чтобы взять, наконец, город Лесовина, который защищают сильные маги, и захватить столицу Рудлога.
Мой император, сияющий ярче, чем два солнца двух миров. По приказу твоему на все захваченные поселения наложена дань, а также производится сбор золота и провизии. Также местных отправляют на борьбу с сотнями отвратительных чудовищ, что вылупляются из трупов убитых в боях подобно тому, как наши ящеры вылупляются из яиц. Их местные называют нежитью, и нежить эта опасна для всего живого. Мне рассказывали о случаях, когда несколько тварей уничтожило целый лагерь наших наемников. Нашим солдатам теперь приказано трупы скармливать охонгам, а те, что остались, — уничтожать огнем. Также выходят на борьбу с ними жрецы из местных храмов, коих, по велению твоему, мы не трогаем и разрешаем проводить службы и помогать населению.
Мой император, надежда и сила Лортаха. Уже несколько тысяч человек из местных присягнули тебе на верность и готовы служить тебе и нашим богам. А скоро и все люди этого мира признают твою мощь и станут твоими слугами. Слава тебе, мой император"
Четвертое апреля, Дармоншир, Люк
Вчера ночью, после звонка Марине, Люк хорошо поработал над позициями врагов, несмотря на набежавшие тучи и плохую видимость. Так хорошо, что сегодня нужно было закрепить успех. Совместная работа с артиллерией оказалась эффективной — пока герцог управлял ветрами, ему в помощь с фортов запускали осветительные ракеты и "гладили" неохваченные участки залпами орудий. Но он, наученный опытом, работал осторожнее — создавая смерчи, слушал себя, чтобы не пропустить первые признаки иссякания сил. Впереди были еще полеты за боеприпасами.
Иномиряне, несмотря на потери, тоже учились на ходу: у них уже были выкопаны убежища, охонгов и тха-охонгов старались маскировать, а раньяров отводить на ночь глубоко в тыл. Урон был нанесен значительный, но утром к врагам подошло новое подкрепление.
— Они когда-нибудь кончатся? — хмуро и громко проговорил полковник Майлз, опуская бинокль, когда Люк, вернувшись утром с последним контейнером снарядов, поднялся на стену форта. — Такое ощущение, что убиваешь одного, а на его место приходят трое.
Небо светлело, над переломанным лесом, засеками, рвами и серыми стенами фортов, полукругом уходящими влево, к морю, и вправо, к Рудлогу, стелился туман, смешанный с дымом.
Дым шел из леса за фортами. Всю ночь с мест боев выносили раненых и убитых, своих и чужих, потому что уже приходилось уничтожать пришедшие с оккупированной стороны стаи нежити. Трупы описывали, фотографировали и сжигали в ямах — передвижных крематориев не хватало.
— Когда-нибудь кончатся, — пообещал Люк. — Сейчас я отдохну несколько часов, полковник, и снова займусь тем, чтобы они поскорее кончились.
Атака иномирян в этот день началась позже — видимо, не могли оправиться после ночных потерь, несмотря на подкрепление. Атаковали они вяло, пробуя на прочность то один край обороны, то другой. Люк, проснувшись, снова вступил в бой, мечась над фронтом туда-сюда, точечно помогая своим, удерживая невидимость и недоумевая: нападения врагов напоминали укусы собаки: вцепились — отпрыгнули, вцепились — отпрыгнули. Не было необходимости даже призывать водяных псов тер-сели, хотя Люк и так приберегал их на критический момент. Несколько раз, когда он запускал смерчи, в его сторону, уворачиваясь от вихрей, срывались стаи раньяров — и он поднимался выше, чтобы его не задели. Создавалось ощущение, что прицельно ищут его.
К вечеру легкий туман, державшийся с утра, уплотнился и стал похож на кисель, и атаки иномирян заглохли окончательно. Люк вернулся в свою комнату в Третьем форте, чтобы поспать пару часов перед ночным рейдом, и перед сном успел посмотреть на телефон. Звонок от матери, несколько от Майки, сообщения от Марины.
Он под редкие выстрелы орудий опустился на кровать и прочитал первое и второе ее сообщения, крутя головой, дабы размять ноющую шею, и отгоняя от себя мысли, что он стареет, потому что от боли в мышцах хочется кряхтеть как старикашка. С усмешкой перечитал несколько раз. Чем бы Марина ни занималась, лишь бы так же дальше теплела к нему. Ради этого он готов хоть всех мэров арестовать.
А Фемминс ему все равно не нравился.
Было еще рано — сумерки только-только опускались поверх молочного покрывала тумана, — и мелькнула мысль сейчас наплевать на сон, рвануть к Марине, на час, на полчаса… да хоть на десять минут. Схватить ее, сжать, прижать к стене, горячую и злую, и заставить откликнуться, ответить ему.
Тело, вопреки усталости, отреагировало возбуждением — но Люк покачал головой, останавливая себя. Сон был нужнее. И победа была нужнее.
А остальное потом. Потом. Он принесет ей победу как лучшее из украшений… положит к ее ногам, и Марина сама наградит его. Сама поцелует и скажет, что простила, проведет пальцами по плечам и животу, и, может, опустится на колени… Люк прерывисто вздохнул и с тоской посмотрел в зеркало: сгорбившийся, с впалыми щеками и синяками под глазами, уныло мечтающий, чтобы его приласкала жена.
— Жалкое зрелище, — пробормотал он насмешливо, затянулся и откинулся на спинку кровати, закрывая глаза. Дыхание частило, а он все представлял себе их встречу и улыбался краешком губ. Марина, Марина… Да он сам готов встать на колени… а на ней в этот момент должны быть сапфиры, много сапфиров на белой коже… на груди у сосков… и чтобы сапфировую нить сжала зубами… и целовать ее так, чувствуя холод камней и жар ее языка…
Его светлость так размечтался, что дотлевшая сигарета обожгла губы, и он, зашипев, ткнул окурок в пепельницу. И поскорее, пока несвоевременное желание не заставило бросить своих людей ради жены, начал набирать сообщение на телефоне.
"Майки, я согласен", — написал он секретарю, подспудно отмечая усилившийся грохот артиллерии. И только собрался позвонить Марине — раз уж отказался от идеи слетать к ней, — чтобы она своим бархатным голосом сказала что-нибудь нарочито язвительное и злое, от чего он снова разомлеет, словно от признания в любви, как заявился лейтенант Вин Трумер. Трумера выделил полковник Майлз, пробурчав, что негоже герцогу быть без помощника.
— Милорд, — адъютант вытянулся на пороге. — Полковник Майлз просит вас срочно спуститься к нему.
— В чем дело? — Люк, чертыхнувшись, положил телефон в карман, сунул в рот новую сигарету и, застегивая наполовину расстегнутую рубашку, поспешил за адъютантом.
— Иномиряне пошли на ночной прорыв, — доложил лейтенант, быстро спускаясь на подземный этаж комендатуры — там находился штаб. — Больше ничего не знаю, ваша светлость.
Полковник Майлз в окружении других командиров склонился над картой фортов и оборонительных полос, разложенной на тяжелом и широком столе. У стен сидели телефонисты, принимая звонки с других фортов по древним — времен еще герцога Кристофера Дармоншира, — но надежным телефонам, и то и дело докладывая командованию о текущей ситуации. Телефоны звонили непрерывно, лампы на стенах и потолке мигали, гулко отдавались в толще камня и земли выстрелы орудий.
— Что происходит? — поинтересовался Люк у коротко приветствовавшего его Майлза.
— Решили перехитрить нас, по всей видимости, — громко ответил контуженный командующий. Мало того что он почти оглох на одно ухо, так и левый глаз у него был заплывшим, красным. — Вчера вы после темноты порезвились у них, а сегодня, похоже, враги решили упредить ваш налет. И атаковали там, где мы не ожидали, — между четырнадцатым и восемнадцатым фортами.
Люк ощутил неприятный холодок — в семнадцатом служил Берни.