Надзиратель, не дослушав, ударил его в живот — и полковник со стоном согнулся от боли.
— Не врать, грязь, — орал иномирянин. — Пленные быть пытка, три говорить, он быть в этот твердыня.
— В другом, — повторил комендант твердо. Иномирянин плюнул в его сторону, повернулся к воротам, свистнул. Суетливо выбежал из ангара в черный прямоугольник дверей один из помощников. А затем через несколько минут в ангар втащили полуголого солдата.
Берни услышал, как рядом тяжело выдохнула майор Лариди. Да и сам он содрогнулся, а на затылке выступила испарина.
Смотреть на солдата было страшно — замученный, истерзанный человек. Вместо одного глаза зияла окровавленная глазница, на теле живого места не было от ран и ожогов. Ноги его волочились по полу, но он был в сознании и смотрел на строй тусклым уцелевшим глазом. Берни едва узнал его — это был один из дармонширцев, служивших в Семнадцатом форте и оборонявшихся на засеках.
— Кто здесь брат колдуна? — спросил у него иномирянин. — Кто? Говорить, грязь, и я отпустить тебя. Обещать.
Солдат повернул голову. Задержался на Бернарде, вздохнул несколько раз впалой грудью — и повел взгляд дальше. На него смотрели с жалостью и ужасом. Он несколько раз возвращался взглядом к Берни, но смотрел словно сквозь него. Закрыл уцелевший глаз, сглотнул.
— Его здесь нет, — прошепелявил он с усилием.
— Ты говорить, он есть, — взвизгнул иномирянин. — Здесь все, кто быть в твердыня. Ты смотреть трупы, говорить тоже нет. Смотреть еще. Иначе убить.
Солдата повели — поволокли вдоль строя, останавливая перед каждым пленным. И он все шептал:
— Это не он.
И, когда его поставили перед Берни, тоже устало покачал головой:
— Это не он.
Его провели несколько раз, и он уже просто тяжело дышал и мотал окровавленной головой. Лицо надзирателя становилось все недовольнее, он то орал, требуя смотреть внимательней, то обещал свободу, то раздраженно хлестал плетью по бетонному полу.
Солдата в очередной раз довели до конца строя — и по знаку иномирянина бросили на пол.
— Бесполезный грязь, — презрительно сказал иномирянин, подходя к нему. Солдат лежал лицом вниз, тяжело дыша, — и длинноволосый, склонившись, вытащил из-за пояса нож, поднял за волосы и одним движением перерезал ему горло.
Заверещали охонги, почуяв запах крови. Майор Лариди выругалась по-серенитски. Строй выдохнул, как один организм дернулся вперед, и Берни дернулся тоже — а помощники надзирателя заорали, работая плетьми и заставляя дармонширцев отступать к стене.
— Он врать, — громко сказал длинноволосый, не обращая внимания на бульканье и хрипы умирающего. — Смотреть на него. Вы сказать мне, кто брат колдуна. Или я сейчас убить его. — Он ткнул ножом с кровавыми разводами в коменданта Симерса, и полковника потащили к нему. — Говорить. Брат колдуна выходить. Он умереть, если брат колдуна трус.
Берни отчаянно дергал руками, пытаясь освободиться. Их было здесь несколько сотен на пару десятков иномирян и четверых охонгов — но что они могли сделать, связанные?
Полковник Симерс выпрямился, глядя на строй. Он был бледным — но едва заметно покачал головой.
— Я кормить тебя охонг, — заорал иномирянин. — Потом баба, — Он ткнул пальцем в одну из серениток. — Потом пытать еще баба, — Он махнул плетью в сторону Лариди. — Вы сказать мне.
Строй молчал, и надзиратель повернулся к воротам, свистнул. Один из всадников дернул рукой у загривка охонга, и чудовище, постукивая острыми лапами по бетону, двинулось к строю.
— Один раз еще задать вопрос, — сказал надзиратель, оглядывая дармонширцев. — Если не ответить, дать команду охонг. Кто брат колдуна?
В ангаре стало так тихо, что можно было расслышать, как воет снаружи ветер. Берни затрясло.
— Не смей, — жестко прошептала Лариди.
Иномирянин постоял перед молчащим строем и повернулся к всаднику на охонге.
— Кормить его, — скомандовал он визгливо и чиркнул ножом по груди полковника Симерса. Потекла кровь, охонг заверещал, качнулся вперед. Закричали люди, сжался Симерс — и Берни, прыгая на связанных ногах, рванулся вперед, сбивая с ног не ожидавшего нападения надсмотрщика.
Не один рванулся и не первым. Дармонширцы отчаянно кидались на иномирян, прыгали, падали, ползли вперед; пользуясь суматохой, пытались развязать друг другу руки и ноги. Крик стоял дикий. Нескольких врагов удалось сбить с ног, и на них наваливались, давили локтями, силясь задушить. Верещали охонги, автоматчики палили в воздух, и кто-то был уже ранен отрикошетившими пулями. Охонг, стоявший около Симерса, крутился вокруг своей оси, дергая лапами-лезвиями и убивая всех вокруг. Полковник лежал мертвый — по нему пришелся один из первых ударов.
Ворота распахнулись, внутрь ангара ворвалось несколько десятков иномирян с оружием. Им навстречу бросились успевшие освободиться солдаты и офицеры — кто-то хватал вместо оружия кирпичи из упаковок, кто-то шел с голыми руками. Берни, сумевший зубами вытащить нож у сбитого им иномирянина, вооружился им — но прежде успел выцепить в хаосе майора Лариди, которая зубами пыталась развязать руки одной из серениток, и освободил их, а затем только кинулся на врагов.
Кипел безнадежный бой — в ворота вбегали все новые враги, разгоняющие пленных плетьми и вяжущие их; появлялись еще охонги, тут же начинающие верещать и теснить людей к стенам. Надзиратель, получивший от кого-то кирпичом по голове и залитый кровью, багровый от злости, орал так, что слышно было во всех уголках ангара, — и, судя по тому, что автоматчики продолжали стрелять над головами, а охонгов оттаскивали от дармонширцев, он требовал не убивать восставших.
Но на полу, залитом кровью, уже лежали тела и дармонширцев, и иномирян. Берни, с группой офицеров пробивающийся к воротам, краем глаза увидел, как схватили и вяжут серенитку, — но тут бок его прошило болью, и он упал, прижимая руку к пулевому отверстию сбоку живота.
Его подхватили, потянули куда-то в угол — а иномиряне орали, хлестали плетьми, наводя порядок. Оставшихся в живых солдат и офицеров оттеснили к стене, туда же кинули стонущих раненых.
Надзирателю с поклонами смазали голову какой-то мазью, и казалось, что с одной стороны его лицо обмакнули в грязь. Он раздраженно ходил вдоль строя — а помощники продолжали работать плетьми, избивая пригибающихся, жмущихся к стенам дармонширцев.
— Говорить, кто брат колдуна. Или всех вас убить на солнце восход, — крикнул главный, поднимая руку со сжатым кулаком.
Строй молчал. Молчал и Бернард — он видел происходящее сквозь промежутки между ногами закрывающих его соратников, а склонившаяся над ним майор Лариди зажимала его рану и зубами рвала рубашку, чтобы перевязать. Кто-то плюнул в сторону иномирянина — и солдата повалили, с остервенением хлеща плетьми. Надзиратель со злостью посмотрел в ту сторону.
— Брат колдуна здесь, — сказал он громко. — Мы будем сказать это врагу, и колдун Дар-мон-шир прийти сюда. Если нет, мы бросить ему не одна голова, а все ваши голова. Если вы говорить, кто брат, получить свободу. Если не говорить, вы все умереть на солнце восход.
Берни зашипел от боли.
— Терпи, малек, — прошептала Лариди, торопливо затягивая импровизированный бинт над прокладкой из ткани и оглядываясь на иноземцев. — Терпи. Пуля прошла навылет, задет край. Если не истечешь кровью, будешь жить, — она помолчала и добавила: — До утра так точно.
Люк опустился напротив ворот Третьего форта — они были открыты, а в лесу через дорогу тлели красные пятна ям, к которым таскали трупы. Там и сейчас находились люди из похоронных команд — их силуэты, подсвеченные отблесками пламени, казались зловещими.
Тревожно молчали форты. Не слышно было больше выстрелов, как и верещания инсектоидов, и только запах гари и пороха свидетельствовал о недавно шедших боях.
Несмотря на ночь, у крепости царила суета, но по окрикам, по коротким обрывкам тревожных фраз, даже по напряженному взрыкиванию транспорта было понятно, что люди на грани отчаяния. На дороге урчало несколько грузовиков — туда грузили раненых, слышались стоны и уговоры санитаров. От орудий, стоящих за стеной и на стене, несло смазкой и окалиной, и у них тоже суетились люди — проверяли, чинили, бряцали инструментами.
Его, конечно, заметили — закричали часовому на десяток голосов, а часовой уже заорал куда-то вглубь форта, и там послышались возбужденные вопросы и восклицания.
— Герцог вернулся? Герцог.
Люк, направляясь к воротам, подошел к грузовикам с ранеными. Санитары работали быстро, аккуратно — двое снизу подавали носилки, двое сверху принимали их, размещали пострадавших в кузове. Неподалеку лежало несколько тел, накрытых брезентом. Не успели.
— Как вы, бойцы? — громко спросил он у лежащих в грузовике.
— Еще живы, ваша светлость, — сипло ответил кто-то из темного кузова. — Кто больше, кто меньше.
В грузовиках вперемешку со стонами раздался болезненный хохот.
— Отставить меньше, — криво усмехнулся он. — Всем встать на ноги.
— Так точно, — бодрясь, отвечали ему на несколько голосов.
— Так-то лучше, — сказал он и постучал ладонью по прохладному борту грузовика. — Сигареты есть у кого?
Один, с перемотанными рукой и головой, под недовольное бурчание спрыгнувших вниз санитаров подполз к краю и протянул Люку самокрутку и зажигалку.
— Спасибо, — поблагодарил герцог, с наслаждением прикуривая и затягиваясь дешевым горлодерным табаком.
— Как думаете, отстоим Дармоншир, ваша светлость? — спросил угостивший его, принимая обратно зажигалку.
— Конечно, — ответил Люк единственное, что он мог ответить, и отступил: санитар крикнул водителю "трогай", и грузовик зафырчал, двинулся вперед. — Конечно, — повторил он тихо и направился в крепость.
Часовой радостно приветствовал его, и герцог кивнул в ответ:
— Какой сегодня день, рядовой? Который час?
— Шестое апреля, ваша светлость, — сообщил солдат, глядя на него с обожанием. — Только-только полночь наступила. Как хорошо, что вы вернулись, ваша светлость.