Вдруг зазвонили телефоны — как-то разом у нескольких человек — и к ним все присоединялись новые звонки. Я, все еще сонная и безразличная ко всему, краем уха слушала разговоры и восклицания и с отстраненным удивлением отмечала радостный гул, поднявшийся за спиной.
Несколько кораблей впереди почему-то стали разворачиваться — я недоуменно смотрела на них, а они уже шли нам навстречу. Разворачивались и остальные — все, которые я видела. Наше судно чуть сменило курс, и я с удивлением увидела, что мы проходим мимо целой флотилии — от Рудлога, сопровождаемые боевыми листолетами, двигались несколько десятков больших военных кораблей, выкрашенных в голубой цвет, ощерившихся пушками, с флагами всех Эмиратов на мачтах.
Да что происходит?
— Марина, — позвала леди Лотта. Она спешила ко мне и… улыбалась?
Я наконец-то очнулась — зазвонил мой собственный телефон. На экране высветилось "Майки Доулсон", и я сделала свекрови знак подождать и поднесла трубку к уху.
— Ваша светлость, — задыхаясь, приветствовал меня Майки. — Вы знаете, конечно, уже… боги… мы разбили иномирян у фортов. Я только что разговаривал с Леймином, он сказал, враги разбиты начисто, наши войска собираются переходить в наступление. К нам на подмогу пришли берманы и идут Эмираты.
— Невероятно, — заторможенно проговорила я, провожая глазами эмиратские корабли. Отняла трубку от уха и включила громкую связь. Леди Шарлотта имела право это слышать — и она замерла, сжав пальцами мой локоть.
— Невероятно, — благоговейно продолжал Майки. — Это ведь чудо, ваша светлость. Мы все думали, что Дармоншир падет за несколько часов, а теперь… Леймин сказал, Виндерсу в ближайшие недели точно ничего не угрожает, можно приостанавливать эвакуацию… Это все его светлость.
— С лордом Лукасом все в порядке? — остановила я его.
— Да, — удивленно сказал Майки. — Он жив. А разве он не связывался с вами?
— Нет, — только и сумела ответить я, разозлившись до ужаса. Я почти умерла от страха за него, от неизвестности, я так горько плакала и молилась, а он даже не выкроил секунду, чтобы написать мне два слова.
— Он, наверное, очень занят… — промямлил Майки.
Я понимала, что он очень занят, но злость никуда не девалась, как и обида. К глазам снова подступили слезы. Доулсон-младший, видимо, почуял неладное и заторопился, запинаясь:
— Очень много раненых и погибших, госпожа герцогиня. Леймин сказал, идет зачистка остатков инсектоидов у фортов. Наверняка лорд Лукас занят там. Или не может отлучиться от брата… ээээ… не то хотел сказать…
Пальцы леди Шарлотты сжались на моей руке до боли.
— Майки? — позвала она так повелительно, что я покосилась на нее с изумлением.
— Вы слышали, леди Кембритч? — уныло откликнулся Доусон-младший.
— Да. Что с Бернардом?
— С ним все в порядке… — Это прозвучало так фальшиво, что и глухой бы поморщился.
— Майки, это мой сын. Не смейте мне врать, — свекровь говорила тихо, но от ее тона у меня мурашки побежали по коже. Так на моей памяти умела только Ангелина.
Новоиспеченный мэр сдался:
— Он ранен, сейчас в Вейне, госпожа графиня. Но его жизни ничего не угрожает. Вам не нужно было об этом знать.
— Догадываюсь, кто принял это возмутительное решение, — проговорила леди Лотта с усталой иронией.
Я тоже догадывалась. Как и о том, почему он до сих пор не позвонил.
— Я прикажу развернуть корабль, — сказала я. Свекровь кивнула.
— Но его светлость приказал доставить вас в Пески, — беспокойно воскликнул Майки. — В Виндерсе все равно опаснее, чем за Милокардерами.
Ну точно же. Надеялся, что мы уплывем достаточно далеко для того, чтобы возвращаться, поэтому и не звонил. Нет, мой муж не змей. Мой муж — коварная и бессовестная свинья.
"Он же заботится о тебе, Марина".
Конечно, заботится. Но я с ума в Песках сойду от бездействия и отсутствия известий.
— Не переживайте, Майки, в Виндерс мы не вернемся, — едко ободрила его я. В душе воцарились покой и ощущение, что я наконец-то поступаю правильно. Леди Лотта положила голову мне на плечо, обняла, улыбаясь.
— Слава богам, — выдохнул Доулсон-младший.
— Детей и слуг высадим в порту, — продолжила я. — Они будут, как и прежде, жить в нашем доме, и в случае нападения, вы отвечаете за то, чтобы переправить их в Пески. А я на листолете отправлюсь напрямую в Вейн.
— Но ваша светлость, — пробубнил Майки. — Это неразумно. И его светлость не позволит…
— Мне не нужно позволение, — отрезала я. — Я еду в Вейн.
— И я, — вторила мне свекровь. — Там мой сын. И я должна быть рядом с ним.
Леди Лотта ушла разыскивать Риту, чтобы рассказать ей новости, я же направилась к капитану Осокину. Он только вышел из капитанской рубки и хмуро посмотрел на меня, видимо, понимая, о чем я хочу поговорить.
— Ваша светлость?
— Капитан, — проговорила я, — ситуация у фортов изменилась. Я приняла решение возвращаться в Вейн.
— Моя госпожа, — тон его был сдержанным, но в глазах явно читались сомнения в моей адекватности, — простите, но это неразумно и крайне опасно. Я не могу этого допустить и, как ваш телохранитель в военной обстановке настаиваю, чтобы мы продолжали путь в Пески. Иначе я буду вынужден либо действовать по своему разумению, либо сложить обязанности.
Ну вот почему бы ему не сказать просто "Да, миледи" и сделать по-моему? Внутри меня кипела такая смесь из остаточного страха, обиды, злости и нетерпения, что на споры сил почти не было. И напоминать, на кого капитан работает, не хотелось.
— Андрей Юрьевич, ваша помощь очень важна мне, — сказала я жестко. — Но этот корабль сейчас развернется и пойдет обратно в Виндерс. Не сердитесь и, прошу, не оставляйте меня — ведь до этого момента я была идеальным объектом охраны, правда?
— Вы вели себя очень разумно, — согласился он неохотно. — Поэтому я и удивлен вашим решением. Но моих людей достаточно, чтобы довести этот корабль до Песков вопреки вашему приказу, моя госпожа. Даже если я заслужу вашу немилость, в критической обстановке я обязан действовать в интересах вашей безопасности, иначе какой из меня охранник? И я не вижу причин, почему я не должен этого сделать.
Я очень старалась сохранять спокойствие. Но это было непросто — опять меня, как ребенка, пытались куда-то сослать и что-то запретить. Я вспомнила леди Шарлотту — все же ее умение обходить острые углы было на высоте — и попробовала зайти с другой стороны:
— Вы, как глава моей гвардии, обязаны оберегать меня, но ведь и я, как герцогиня Дармоншир, обязана подавать пример стойкости людям герцогства. А я убегаю, вместо того чтобы оставаться на своем месте.
— Мы не в героической поэме, — поморщившись, сказал он. — Никто вас в вашем положении не осудит, ваша светлость.
Я выдохнула. Можно было добавить, что меня мучает совесть, что мне плохо, если я не занята делом, что я прикипела к Вейну и людям в нем. Но это было слишком личным и не убедило бы капитана гвардии. И я сказала единственное, что было способно изменить его решение:
— Андрей Юрьевич, я ведь могу в любой момент обернуться в птицу и улететь напрямую в Вейн. Могу заставить вас подчиниться мне, и вы даже не поймете этого. Но мне бы не хотелось терять ваше хорошее отношение или находиться в замке без вашей защиты.
Я не стала добавлять, что никогда в жизни ни того, ни другого не делала и вовсе не уверена, что смогу. Мне и угрозы-то дались с трудом.
Осокин остро взглянул на меня, словно примеряясь, не получится ли оглушить и связать дурную герцогиню, прежде чем она прыгнет за борт, поразглядывал немного — я встретила его взгляд, и он поджал губы и отступил. Поверил.
— Я сообщу капитану, что мы возвращаемся, — сказал он сухо. — И поговорю с Леймином.
— Спасибо, Андрей Юрьевич, — я улыбнулась с облегчением. — Вы ведь не уйдете от меня теперь?
— Нет, — буркнул он, вложив в короткое слово все неодобрение, и вновь открыл дверь в капитанскую рубку.
Мне пришлось выдержать еще один непростой разговор с Леймином, который уговаривал, увещевал, возмущался, а в конце договорился до того, что не пустит меня в замок без согласия герцога.
— С ним пока не связаться, — завершил он свою воспитательную речь, — но, уверен, как только он узнает о вашем решении, тут же запретит вам приезжать в Вейн.
— Запретит мне? Не пустите меня в мой дом? — уже раздраженно переспросила я. — Жак, вы знаете, как я вас уважаю, но это уж слишком. Довольно. Я приняла решение, я понимаю его возможные последствия и больше не желаю слушать ничего подобного. Я не спрашиваю у вас разрешения, а ставлю в известность. Вы так же служите мне, как и его светлости, не так ли?
Мне было неприятно от собственной резкости, тем более что Леймин для нашей семьи был больше, чем глава службы безопасности, но удушающей опеки я наелась еще в Иоаннесбурге.
— Примите мои извинения, госпожа герцогиня, — обиженно проворчал старик после паузы, и я представила, как угрожающе он вращает глазами. — Я действительно позволил себе лишнего. Как я понимаю, только лорд Дармоншир способен вас сейчас остановить. И повторю, — добавил он непоколебимо, — очень надеюсь, что он это и сделает.
Я положила трубку, чтобы не наговорить ему того, о чем потом буду жалеть. Иногда мне казалось, что мир состоит из людей, считающих, что лучше знают, как мне поступать.
Корабль разворачивался, а я стояла у поручней, подставив лицо ветру, — он ласково касался моих щек, и это успокаивало. Люку я звонить не стала. Сам позвонит. И я найду, что ему сказать. Заодно успокоюсь, переживу обиду и злость и смогу разговаривать разумно — во всяком случае я очень на это надеялась. Потому что я так соскучилась по нему, меня так штормило, так кидало от нежности и гордости за него к желанию надавать пощечин, сделать больно и наорать, что становилось страшно.
"Да, беременность сделала тебя еще и агрессивной".
Но ветер уже остудил мою голову, и я только улыбнулась и приложила руку к животу, прислушиваясь к себе. Иногда, очень редко, что-то сдвигалось во мне, словно на бурю эмоций опускали задвижку, и я на несколько минут погружалась в непривычный блаженный покой. Как сейчас.