— Не скажу, — пробурчала она со вздохом и сунула в рот ложку. — Боги, как вкусно…
Он молча ел обжигающе-сытную мясную кашу, поглядывая на спутницу. Даже сейчас, несмотря на зареванность, усталость, обветренное лицо и распухшие губы, ее диковатая красота никуда не делась. И спину принцесса держала прямо, хотя руки заметно дрожали от усталости, а голова то и дело клонилась вниз. Доела, поставила плошку рядом с собой, снова зевнула, прикрываясь ладонью. И снова.
— Как не хочется выходить наружу, — пробормотала она, помотав головой. — Но надо.
— Надо, — согласился он, поднимаясь и протягивая ей руку. — А потом сразу спать, Алина.
Когда они вернулись, Макс, подбрасывая дрова в костер, предупредил:
— Я лягу у стены. Там холоднее.
— Ладно. — Алина, усевшаяся на край ложа, потерла покрасневшие от ветра ладони и бессильно положила голову на колени, обхватив их руками. Так она и сидела, пока Тротт оттирал плошки, переносил ближе к костру поленья — подбрасывать ночью — и укладывался спиной к стене.
— Ложитесь уже, — позвал он.
— А? — Принцесса ошалело вздернула голову, оглянулась на него непонимающими мутными глазами. — Аааа… сейчас… да…
Она легла, подобралась к нему ближе, прижалась спиной, засопела, когда он накрыл ее крылом, а сверху — двумя одеялами. Снаружи выл ветер, тихо потрескивал костер, и в пещере было уютно и тепло.
Принцесса завозилась, еще чуть подвинулась к Максу, повернулась на спину — так, что уперлась локтем ему в живот, а его крыло скользнуло ей по груди.
— А помните, мы тоже грелись в пещере над морем? — прошептала она сонно.
— Помню, — негромко ответил Тротт.
— Хорошо было, да?
Он едва разобрал ее бормотание. Принцесса еще раз повернулась, уткнувшись носом ему в куртку, а коленями в бедра, вздохнула… и Макс едва не дернулся, потому что холодная ладонь ее скользнула по его пальцам, сжавшимся в кулак, вверх под локоть, и Алина обняла его, сунув руку к основанию крыла, в чувствительный пух. Самым естественным сейчас казалось обнять ее в ответ, но он заставил себя остановиться. И его рука осталась прижатой к боку.
— Вы такой теплый, лорд Макс, — шепнула Алина ему в грудь, и ему показалось, что жар ее дыхания ощущается даже сквозь толстую куртку. Тротт, не шевелясь, подождал несколько минут, остро ощущая ее слегка подрагивающие пальцы в подкрылье и глядя на пляшущее пламя костра. Наконец принцесса под его крылом расслабилась, ее дыхание стало ровным и глубоким. И тогда он прикрыл глаза, а затем чуть склонил голову и коснулся губами ее светлых волос.
Седьмое апреля по времени Туры
Макс проснулся от того, что затекло тело — он оставался в той же позе, что заснул. Пошевелился, приподнял голову: костер прогорел, из узкого входа в пещеру падало бледное пятно света — значит, снаружи занималось утро. Под одеялами было жарко; Богуславская все так же обнимала его, сунув руку под крыло, прижавшись грудью к груди, бедрами к бедрам — только голова была чуть откинута назад. Лицо ее выглядело спокойным и очень юным, и Макс, точно зная, что нельзя этого делать, все же посмотрел на ее приоткрытые розовые губы, пухлые и чуть обветренные. Вздохнул тяжело, поражаясь собственной реакции — зачастило сердце, а за ним сорвалось и дыхание; мелькнула перед глазами картинка, как он целует эти мягкие губы, вжимая сонную, горячую девушку в ложе, как лихорадочно расстегивает ей куртку, только чтобы запустить руки под сорочку, к телу…
Тротт беззвучно, зло выругался, кое-как отодвигаясь к стене. Рука принцессы скользнула по его боку, и она зашевелилась, засопев и перевернувшись на спину.
Макс подождал с минуту, сел, почти упираясь макушкой в наклонный свод пещеры, и, стараясь не разбудить спутницу, перегнулся через нее, навис на прямых руках, чтобы перелезть, — и тут Алина приоткрыла мутные сонные глаза и непонимающе посмотрела на него.
— Лорд Ма-акс? — она чуть удивленно и хрипло протянула его имя, зашевелилась, запрокидывая голову и потягиваясь прямо под ним. Он замер, задерживая дыхание, — но все же оно прорвалось, сбивающееся, жаркое, и Богуславская, тут же насторожившись, заморгала недоуменно, напряглась — и вдруг в глазах ее плеснул настоящий страх.
— Лорд Макс? — повторила она тревожным шепотом, застыв и очевидно заставляя себя не дергаться и не отталкивать его. Зрачки сократились в точку, губы побелели, задрожали, на коже резко проступили веснушки — а Тротта словно в ледяную воду макнули. Вернулось и самообладание, и умение подобрать нужные слова.
— Не думал, что я с утра такой страшный, — сказал он как можно язвительней, перекатываясь через нее и вставая с ложа. Повернулся к ней — Алина, все еще бледная до синевы, тяжело дышащая, успела вжаться в стену пещеры и глядела так, будто готова была броситься на него с ножом. И Макс заставил себя говорить дальше, коротко, спокойно — чтобы точно дошло до ее сознания — и чуть иронично:
— Не смотрите на меня так, ваше высочество. Я каюсь, что разбудил и испугал вас. Надо было двигаться аккуратнее. Встал подбросить дров, костер прогорел. Да и утро уже.
Паника постепенно уходила из ее глаз, на лицо возвращались краски. Она расслабилась, неуверенно улыбнулась — и Тротт склонился над кострищем, складывая поленья.
— Извините, — виновато проговорила она ему в спину. — Лорд Тротт… профессор. Я не вас испугалась… понимаете?
— Я все понимаю, — сказал он тихо, чувствуя себя омерзительно. Подошел, присел перед ней на корточки, не удержавшись, погладил ее по голове. Принцесса несчастными глазами смотрела на него. — Это тоже пройдет, Алина. Поспите еще. Я слетаю вниз за водой и дровами, пополнить то, что мы использовали, так что минимум полчаса у вас есть.
Тротт попытался подняться — но Богуславская не дала, схватив его за руку.
— Вы ведь не сердитесь?
— На что? — спросил он, ощущая себя последним скотом за желание к этой испуганной девочке. — На то, что с вами случился кошмар, от которого я вас не уберег?
— На то, что я подумала о вас такое… — выдавила она, краснея и не глядя ему в глаза, и Максу стало совсем тошно.
— Это не вы. Это подсознание. — Он поднялся, взял обе фляги, прикрепил себе на пояс. — Досыпайте, Алина. Нам осталось облететь вулкан и две невысокие горы. Придется поторопиться — никто не гарантирует, что лорташские боги не вернутся, так что отдыхайте, добирайте сил. Зато, если хорошо поработаем крыльями, вечером уже достигнем долины с красными скалами, водопадами и горячими источниками. Сможете помыться.
— Правда? — Глаза ее засияли, и все тревоги были забыты, как и возможность вероятного нападения.
— Хоть всю ночь будете плескаться, — пообещал он, усмехаясь ее понятному счастью. Макс и сам жаждал отмыться до скрипа. — Переночуем там, а ко второй половине дня уже доберемся до долины Источника.
— Даже не верится, что окончание пути так близко, — пробормотала принцесса, укладываясь и закутываясь в одеяла так, что только нос остался виден. — Только возвращайтесь побыстрее, лорд Макс, — попросила она тихо. — Я очень хочу полететь с вами, но понимаю, что только зря потрачу силы и задержу вас. Я подожду… но все равно не смогу без вас заснуть.
Бог-Нерва, бог-война, вернулся в холм под храмом, в место силы, пропитанное кровью, что укрепляло его и его братьев и позволяло сосать остатки энергии из планеты.
Они давно уже ощущали себя единым существом и мыслили так же, но давно и общались вслух, сами себе задавая вопросы и сами же отвечая: возможно, стрекочущие и шипящие звуки их голосов помогали убедиться, что они еще живы.
Когда-то они были прекрасны, были среди них и женские сущности, и мужские, но никто из них сейчас не вспоминал об этом; суть их изменилась от дел их, как меняется суть любого живого существа от того, добра он сделал больше или зла, а внешность они поменяли сами — инсектоидная боевая форма оказалась идеальной как для межпланетных переходов и битв с богами захватываемых земель, так и для запугивания населения. Идеальной она была и для творения, точнее, переделки творений Первоотца по образу своему: каждый из богов, как огромная пчелиная матка, нес в себе формы и образы всех отвратительных существ, что они создавали и в любой момент могли создать снова, — было бы только достаточно материала и энергии для поддержания жизни своих творений.
Давно ушел из них и страх развоплощения, страх перед Первоотцом: Тот, кто создал Вселенную, зачем-то позволил существование богов после гибели их планеты и не тронул, когда они стали захватывать другие миры. Возможно, Он видел их хищниками, что уничтожают слабых и нежизнеспособных сородичей, возможно, допустил и такую форму развития высших существ в сверхвысших или считал их одним из фактором вероятности. А, может, Ему тоже было любопытно, что у них получится. Он много раз мог развеять их — а раз не делал этого, то они были свободны в своих устремлениях.
Бог-Нерва, бог-война, окунулся в кровавую тьму, полную силы, и три его брата приняли его в свои объятья, слились в пульсирующий тьмой и голодом шар, восполняя потраченные силы.
— Нужно ли было нападать на чужака, когда цель так близка? — спрашивали они.
— Нужно было попытаться, — отвечали они, шурша и стрекоча, впитывая страх и боль жертв и с нетерпением ожидая нового близкого жертвоприношения.
— Много сил потратили и не сокрушили его. Много сил, много.
— Нужно было попытаться, — снова возражали они сами себе, и тьма удовлетворенно ворочалась, заглатывая сама себя. — Если беловолосая девка там, можно было убить и ее, и чужака. Он же слаб, слаб, слаб…
— Он достаточно силен, чтобы удержать купол под гневом Нервы, — шептали они в ответ. — Больше трогать его не будем, нельзя тратить силы, нельзя.
В склонах горы шуршало, сыпалось — то ворочались их создания, вершина их мастерства, совершенное оружие. Уже завтра они дозреют и отправятся к порталам, на подмогу армиям, наступление которых ожидаемо остановилось перед превосходящей цивилизацией.