Зато оказавшись в номере, они обезумели совершенно. Одежда, которая не хотела быстро сниматься, рвалась и сдергивалась. Туфли, слетая с ноги, уронили дизайнерские подсвечники – гордость отеля. Джинсы Округин скинул сам и бросился на Полину. Она крепко обняла его, прижимая к себе. После этого он уже ничего не соображал.
Сколько продолжалось это невозможное сумасшествие, они понять так и не смогли. Их телефоны разлетелись по разным углам и находись вне зоны видимости. Сколько Округин ни оглядывался в поисках источника информации о количестве часов, минут или хотя бы времени суток на планете, ничего выяснить так и не удалось. В конце концов он перестал волноваться по этому поводу и вернулся к созерцанию тела Полины, лежащей рядом с ним. Без одежды его возлюбленная оказалась вовсе не такой худенькой, как представлялось. У нее была бесподобная грудь, похожая на перевернутую чашу, а плавная линия бедер, как у граций и богинь на картинах Тициана, привела его в полный восторг.
– Мне кажется, тебе вообще не следует носить одежду. Она тебя только портит, – сказал Алексей, проводя рукой по этой безупречной линии.
Полина открыла глаза, повернулась, чтобы ему было удобнее трогать, и поинтересовалась, согласен ли он в голом виде выпускать ее на улицу.
– С ума сошла? Да лучше я на тебя паранджу надену! – возмутился Округин и, обхватив двумя руками, переложил ее на себя.
– Да ты домостроевец, как я погляжу!
– А что? В духе времени! Кругом вирусы, а моя женщина под защитой!
– Тогда уж лучше противочумный костюм.
– Его снимать долго придется. У меня терпения не хватит.
– У меня, как выяснилось, его тоже маловато. Не подозревала, что я такая… буйная. Ты на меня странно действуешь.
– И это только начало! – хвастливо заявил Округин, жадно целуя опухшие губы.
– Подожди хоть немного, – сделав жалостливое лицо, попросила Полина.
– Ладно, – согласился Округин.
И не стал ждать ни секунды.
Вновь они пришли в сознание, когда за окном начало подозрительно светлеть.
Полина спохватилась первая и заявила, что поедет домой на утренней электричке. Не надо, чтобы их видели вдвоем. Алексей согласился, но отправиться предложил все же на машине, оставить ее у станции и вернуться разными дорогами. Полина подумала и согласилась, подозревая, что у нее все равно не хватит сил добраться до железнодорожного вокзала.
Пока Полина принимала душ, Алексей заказал в номер завтрак. У него зверски разыгрался аппетит.
Она вышла из ванной в белом гостиничном халате и выглядела такой хорошенькой, что ему немедленно захотелось снять этот самый халат и начать все сначала.
Его порыв остановил стук в дверь. Алексей вышел и вернулся с коробкой в руках.
– Это что? – спросила Полина, намазывая круассан апельсиновым джемом.
– Платье. Надо же тебе что-то надеть.
Она вскочила и схватила то, что осталось от ее одежды.
– Черт! Это было почти новое платье!
– Ну, вот тебе другое. Померь, вдруг подойдет.
– Да теперь уж все равно. А где ты его взял?
– В отеле есть бутик.
– Как ты догадался, что мне не в чем пойти?
Округин самодовольно усмехнулся:
– Очень просто. Я сам вчера все порвал.
Новое платье в самом деле подошло, хотя, по уверению Округина, без него все же было лучше.
Из отеля они вышли почти бегом. Нужно было приехать в поселок вместе с электричкой, которая давно отправилась в путь.
Его шикарный автомобиль не произвел на Полину никакого впечатления. Она села на переднее сиденье, как будто делала это каждый день, и пристегнулась. Округин торопливо вырулил со стоянки.
По пути он спросил, что за история с женитьбой Владимира на Анжеле. Полина сразу напряглась:
– А что такое? Это может иметь отношение к смерти твоего деда?
– Не знаю. Просто их отношения кажутся странными. Она его игнорирует, а он как будто… стыдится ее, что ли. Во всяком случае, нежных чувств не проявляет. А ведь женаты они года два, не больше?
– И это ты знаешь?
Он пожал плечами. Полина нахмурилась:
– Я почти ничего не знаю. Анжела работала помощницей у дяди Евгения. В Думе. Потом вроде как уволилась и уехала. Я случайно слышала разговор мамы и тети Альбины. Та в чем-то Анжелу подозревала. Не буду врать. Может, все это ерунда и домыслы.
– Ты в это веришь?
– Во что?
– Что разговоры об Анжеле и, как я понял, Евгении Аристарховиче – ерунда и домыслы?
– Я же говорю – не знаю!
– Брось! Мы же не кости твоим родным перемываем! Это важно для расследования.
– Уверена, что эта история никак с убийством не связана.
– Откуда ты знаешь? А если дед узнал то, что не должен знать никто?
– И тогда Анжела его убила? Чушь! Она на это не способна!
– Ты так хорошо ее знаешь?
– Нет. Просто не представляю себе, что она может… убить.
– Убивает не всегда тот, кто может. Часто человек просто попадает в такую ситуацию, когда у него нет другого выхода. Во всяком случае, он так думает.
– Что такого она могла натворить? Даже если была любовницей дяди, вышла-то за Володю.
– Это никому не кажется странным?
– Нет. У дяди было несколько благотворительных проектов. Володя ему помогал. Часто контактировал с Анжелой. Ну и влюбился.
– Почему она тогда уехала на полгода?
– Может, не хотела стоять между отцом и сыном?
– Она вправду такая благородная? Свежо предание, да верится с трудом. Как и в то, что твой двоюродный брат в нее влюблен. Я наблюдал за ними. Любовь там и рядом не стояла. Только не говори, что ты этого не замечала.
Полина промолчала. Алексей посмотрел на ее расстроенное лицо.
– Ты уже жалеешь, что согласилась мне помогать?
Она покачала головой:
– Нет, не жалею. Просто все это касается моей семьи. Мне тяжело.
Он погладил ее по руке:
– Понимаю, но все равно прошу о помощи. Без тебя я могу залезть не туда, куда нужно, пойти по ложному следу.
– Анжелу ты ложным следом не считаешь?
– Пока нет. Где она была полгода? Почему вернулась? Что заставило Владимира жениться на ней? Чьей любовницей она была? Что вам вообще о ней известно? Согласись, вопросов слишком много.
Полина вздохнула и, помолчав, спросила:
– Как мы сможем все это выяснить? Устроим перекрестный допрос?
Округин зарулил на стоянку возле железнодорожной станции и припарковался.
– Мой помощник должен найти что-то.
– А я как могу помочь?
– Мы попробуем поговорить с народом. Ты – с мамой. А я рискну пообщаться с Владимиром и его женушкой.
– Володя ничего не скажет.
– Все равно попробую. Тут главное – придумать, с какой стороны зайти.
– Ну и с какой?
– Еще не знаю. Я сейчас вообще плохо соображаю.
– Я тоже.
Он потянулся и поцеловал ее в губы.
– Думаешь, поцелуи стимулируют мозговую активность? – поинтересовалась Полина, отвечая ему.
– Уверен, что наоборот. Но теперь я, может быть, долго тебя не увижу.
– Кстати, как все это будет выглядеть? Ну… как ты собираешься…
– Ты про разговоры? Напрошусь помогать с подготовкой к юбилею Ады Львовны. Три дня осталось! Каждый человек на счету! Как она, кстати, себя чувствует? Что-то ее не видно.
– Вчера бабушка не выходила. Но, кажется, ничего серьезного. Мама говорит, что она копит силы для торжества.
– Ну, тогда все нормально.
До станции они доехали одновременно с электричкой, припарковались и торопливо пошли к дому. Дойдя до стены елок, быстро поцеловались и разошлись в разные стороны.
Мастер-класс от винодела Округина
Он был уверен, что по крайней мере до обеда придется коротать время в одиночестве. И, как всегда, ошибся. Полина пришла, когда он в раздумье стоял над сосисками, соображая, можно ли есть их сырыми. Варить не хотелось.
Открывшаяся дверь впустила в дом тепло и солнце. Вместе с солнцем появилась она. На ней было платье из бутика. Очень красивое.
– Только не надо его рвать, – сразу предупредила Полина, обнимая его.
– Хорошо. Я осторожно.
Он был осторожен целую минуту. А потом все пошло-поехало как попало.
Оказалось, что секс на листе фанеры – занятие малоприятное. Она трещала под тяжестью тел двух взрослых людей и обещала проломиться в самый неподходящий момент. В конце концов они оказались на полу, и это было лучшее, что можно придумать жарким августовским утром. Ветерок из незапертой двери гулял по разгоряченным телам, места хоть отбавляй, и можно ни о чем не думать.
Они ни о чем и не думали.
Когда способность мыслить и говорить понемногу вернулась, Полина вдруг спросила:
– Я заметила, как в первый вечер во время ужина ты усмехнулся на слова Анжелы о ее любви к бордо. Она что-то не так сказала?
Алексею не хотелось злословить о ее родных. Он пожал плечами:
– Тебе показалось. Я думал о своем.
– Не ври.
До чего же она прямолинейная! И ведь не отстанет!
– Анжела сказала, что саперави для нее слишком жесткое, а обожаемое ею французское бордо, получается, как раз наоборот, мягкое. Это чушь! Во всем мире бордоские вина считаются «мужскими» именно потому, что они жесткие. Конечно, если взять бордо из Сент-Эмильона, оно мягче, но в целом правило остается неизменным.
– Из этого ты сделал вывод, что Анжела просто хотела показать свою осведомленность…
– Вовсе нет.
Сейчас опять скажет «не ври».
– Чтобы обратить на себя твое внимание, – закончила она.
Ну что за женщина! Такую фиг на кривой козе объедешь!
Он отвернулся, скрывая улыбку, стащил с кровати подушку, смял ее и лег повыше, подтащив Полину к себе.
– Как-то дочь Карла Маркса спросила Фридриха Энгельса, что такое счастье. И знаешь, что он ответил? Это Шато Марго тысяча восемьсот сорок восьмого года.
– Шато Марго…
– Легендарное винодельческое хозяйство империи Бордо. Шато означает «замок». Марго – легендарный «шато».
– Вкусное вино, должно быть.