– Мне тоже так кажется, Алексей Петрович. Жаль, пока не можем этого гада вычислить. Но еще не вечер.
– Вот именно. Не вечер.
Округин убрал телефон в карман штанов и собрал пожитки. Хватит в конце концов в мокрых трусах по берегу дефилировать.
– Уже уходите?
Алексей недоуменно обернулся и увидел Анжелу, возлежащую на шезлонге. А эту откуда принесло? Слышала она разговор или нет?
Анжела была в бикини, с трудом скрывающем ее прелести, и почему-то в красных босоножках. Их-то чего не сняла, раз скинула все остальное?
– Доброе утро, Анжела. А вас разве не заставили помогать к празднику готовиться?
Она рассмеялась:
– Ну что вы, разве меня можно заставить… Я делаю только то, что хочу.
Это точно. Не поспоришь.
– Так вы, Анжела, позагорать решили? Погода вроде не совсем подходящая?
– Ерунда. После дождя свет солнца рассеянный, а потому безопасный для кожи. Проверить не хотите?
– Честно говоря, мне пора уходить. Обещал Аркадию помочь.
Анжела привстала на шезлонге. Тоненькая бретелька лифчика сползла с плеча, открыв грудь еще больше.
– Полно, Алексей. Я же вижу, вы совсем не против… отдохнуть немного.
Округина прямо затошнило от такой откровенности. Взять бы эту Анжелу да выпороть! Солдатским ремнем по голой попе!
– Знаете, Анжела, напрасно вы так оголились. Погода промозглая, можете легко простудиться. Нос распухнет, чего доброго, сопли потекут. Испортите всем аппетит.
Повернувшись к одалиске спиной, Алексей пошел к своей избушке. Сзади крикнули что-то нецензурное, но ему было все равно.
Когда он, переодевшись в сухое, отправился трудиться в поте лица, Анжелы на берегу уже не было. Может, дошло, наконец, хоть что-нибудь? Нет, вряд ли. Подобные ей особи женского пола не меняются. Как у таких вообще могут рождаться дети? Их надо стерилизовать при наступлении детородного возраста. Повезло еще, что рядом с ее ребенком оказался Владимир. Вот кто был рожден, чтобы стать отцом. Настоящим, преданным, любящим.
Округин ожидал увидеть на поляне под вязом суету, но кроме сидящей в тени на лавочке Альбины там никого не было. Он уже хотел было поинтересоваться у депутатши, куда все подевались, но вовремя вспомнил, что по причине своего плебейского происхождения, а также принадлежности к семье простого сторожа он у нее не в чести, и прошел мимо. Аркадий обнаружился за штабелями досок. Он просто курил, сидя в тенечке.
– Я думал, тут народ кровь мешками проливает, а у вас тишь да гладь, – сказал Алексей, присаживаясь неподалеку.
– Да все готово в принципе. Зинаида только никак не остановится. Хочет, чтобы все было идеальней идеального.
– Наверное, отличницей в школе была?
– Как ты догадался? – спросил Аркадий.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Женщины – это что-то! Честно говоря, я сбежал от них.
– Да я уж понял. Может, в самом деле помощь нужна?
Аркадий приободрился:
– Слушай, сходи в дом за шваброй.
– За чем?
– Понимаешь, они так полы мыли, что у швабры ручка сломалась. Принеси, я другую приделаю.
– Ладно.
Алексей поднялся.
– Только на глаза им не попадайся. Они буйные чего-то с самого утра.
– Постараюсь.
Алексей прошел вдоль пристройки и, поднявшись на крыльцо, постучал. Ему никто не ответил, и он вошел в дом. В коридоре, который обычно в русских избах не отапливается, было прохладно. За дверью слышались голоса, но тут было тихо, только урчали, работая, два холодильника. Неизвестно зачем Округин заглянул в один из них. Надо же! Он считал, что подготовка к юбилею старушки идет ни шатко, ни валко, и все только и делают, что ничего не делают. Оказывается, незаметно для чужих глаз готовились какие-то рулеты, варился холодец, резались овощи для салатов, тушилась картошка, жарилась рыба. Все это уже готовое заполняло холодильник снизу доверху. Снедаемый любопытством, а пуще – голодом, он заглянул во второй. Там в трех больших кастрюлях мариновалось мясо. Ого! Значит, к обеду будут еще гости, кроме членов семьи? Или они неделю гулять собираются?
Из двери, ведущей в жилую часть дома, выскочила Оля и чуть не сбила его с ног.
– Алексей Петрович, пойдемте скорее отсюда, нас могут услышать!
Она потянула его к выходу. Округин не успел даже рта раскрыть, как оранжевый заяц вытолкал его за дверь и там выпалил:
– Олежку вчера позвали в ФСБ и там… там…
Оля задохнулась от волнения:
– Вручили медаль за спасение утопающих?
– Нет! Что вы! Его допрашивал генерал!
– Прям целый генерал?
– Их двое было! Целых два часа! Олежка вернулся без лица вообще!
– А лицо там оставил?
– Алексей Петрович! Здесь нет ничего смешного! Олежка в шоке! Ничего не ест и не пьет! Родителям сказал, что отравился, а сам со страху корчится! Тех, кто нам наркотики выдавал, арестовали! Тех, кто им выдавал, говорят, тоже! Олежка боится, что его посадят, а отца с работы попрут!
– Это хорошо, что он за отца переживает. Лучше поздно, чем никогда.
У Оли глаза вылезли из орбит:
– Как поздно? Уже поздно? Вы же говорили, что все обойдется! Что нам ничего не будет!
Округин почувствовал, что устал от восклицательных предложений. Он взял Олю за руку и повел подальше от дома, за елки. Здесь все ходят за елки. Может, там в самом деле лучше?
– Послушайте, Ольга Аркадьевна, – сказал он официальным голосом и повернул зайца к себе лицом. – Хватит играть в игры. Я же говорил вам – пора взрослеть. Что вы скачете и орете как оглашенная? Ничего с вами и вашим обосравшимся от страха племянником не сделается. Если после разговора до него дошло наконец, что он занимается преступным бизнесом, а это всегда заканчивается одинаково, то, значит, поговорили с ним… хорошо. В равной степени все, что ему сказали, касается и вас, Ольга Аркадьевна. Зарубите на вашем курносом носу. Понятно?
Бледный заяц только молча кивнул. Округину стало его жалко.
– Оля, обещай, что ты к таким делам больше ни на шаг не подойдешь и на правах старшей не позволишь это сделать Олегу.
– Разве он меня послушает?
– Маленькую глупенькую девочку не послушает, а умного, взрослого и близкого человека, которому можно доверять, – должен. Ты меня понимаешь?
– Да, – кивнула Оля и посмотрела виновато. – Извините, что втянула вас во все это дерьмо.
– Не выражайся.
– Вы сами сказали – обосрался.
– Я – простой грубый мужик. Что с меня взять? А ты – прекрасная юная дева.
– Сейчас все девушки ругаются и матерятся не хуже парней.
– Ну и пусть все матерятся. Ты – не все. Ты – особенная. Не позволяй толпе себя испачкать. Поняла?
Оля помолчала, ковыряя носком кроссовки землю.
– Я постараюсь.
Округин перевел дух. Воспитательная беседа, пусть и короткая, далась ему нелегко. Все-таки педагогика – это наука! Округину с его высшим техническим до Сухомлинского и Макаренко, как отсюда до Парижа!
– Хорошо, Оля, – сказал он уже другим голосом и посмотрел просительно, – а теперь принеси мне сломанную швабру и огурец.
Оля похлопала короткими рыжими ресницами:
– А огурец зачем?
– Жутко хочется свежего огурца. У вас в холодильнике так упоительно огурцами пахнет, что я чуть слюной не захлебнулся.
Оранжевый заяц подпрыгнул на месте и вмиг исчез. Алексей зашел за вяз, где, как всегда, не было ни одного вредного насекомого, и, достав сигареты, с наслаждением закурил. Еще неделю назад он не подозревал о существовании этих людей, а сегодня воспитывал Олю Дибич как… Как кого, кстати? Как называют сестру жены? Золовка? Нет, это – сестра мужа, кажется. Может, свояченица? Надо будет уточнить у Сани. Тот в подобных вещах мастак. Точно знает, кто такой деверь и чем он отличается от свояка и шурина.
– Алексей Петрович, я принесла.
Рядом материализовалась Оля с двумя тарелками в руках и шваброй, зажатой под мышкой. На тарелках лежали два пупырчатых огурца, помидор, бутерброд с колбасой и кусок пирога с яйцом. Умница ты моя!
– Спасибо, Оля, – с чувством сказал Округин, откусывая душистый огурец. – Друг спас жизнь друга! Помнишь, как Карлсон говорил?
– А мы что, теперь друзья? – спросила Оля и посмотрела пытливо.
– Конечно. Уже давно. Ты не заметила?
– Я думала, вы меня презираете.
– Нет, не презираю. Я в своей жизни тоже немало глупостей натворил, так что не мне тебя судить.
– А вы взаправду женитесь с Полькой?
– Взаправду, а что? Не веришь в мои честные намерения?
– Просто странно, что Полька… так быстро согласилась. Она с мужиками всегда строгая, ну, типа на шею никому не кидается. А с вами так быстро… Я даже не поняла, как все случилось.
– Весь секрет в том, – энергично жуя бутерброд, сообщил Округин, – что я жутко обаятельный и привлекательный.
Оля хихикнула в плечо, продолжая держать перед ним тарелки с яствами.
– Ты что, сомневаешься в моих способностях?
Округин сделал зверское лицо.
– Не то чтобы… Но у Польки ухажеры были и покрасивей вас!
– Ну, это, знаешь ли, дело вкуса. Ухажеры были да сплыли. А я тут и никуда не денусь.
– Точно? Никуда не денетесь?
Ах ты, рыжая хитрюга! Раскрутила на откровенность, чтобы убедиться: он не залетный ухарь и сестру не обидит. Умница!
Округин посмотрел в глазки-пуговки и ответил очень серьезно:
– Никуда. Веришь?
– Верю. Хотите, чаю принесу?
– Спасибо, но если через минуту я не принесу швабру, твой отец сочтет меня дезертиром. Хотя, знаешь что? Если сможешь сделать это незаметно, принеси чаю нам обоим. Догадываюсь, что он тоже с утра ничего не ел.
– Принесу. В термосе.
Оставив ему швабру, Оля унеслась прочь, а Округин отправился совершать трудовой подвиг. Двигаясь привычным уже маршрутом в обход старого дома к пристройке, он неожиданно услышал голос Евгения Аристарховича, доносившийся из приоткрытого окна:
– Прекрати! Ты что, из ума выжила совсем? Нет значит нет! Собирайся лучше, времени мало! И не вздумай дурить!