Она пошла к нему быстрым шагом и, выйдя за ограждение, сразу обняла.
– Я боялся, что ты не прилетишь.
– У тебя так сильно сердце бьется. Я слышу.
– Это потому, что я всю ночь пил кофе. Наверное, литра два уговорил.
– Врешь. Это ты мне так обрадовался.
Нет, ну что такое с этой женщиной? Почему она все о нем знает?
Алексей отвел от ее лица светлую прядку.
– Ты устала?
– Немного.
– Тогда поехали домой.
Он подхватил чемодан и порадовался, что он большой и тяжелый. Значит, точно, приехала не погостить.
– А у нас что, есть дом? – спросила она, шагая рядом с ним к выходу.
– Ты же знаешь, я не люблю подолгу жить в отелях, – небрежно ответил Округин и краем глаза заметил ее усмешку.
Машина успела нагреться на солнце, несмотря на ранний час. Алексей включил кондиционер, и они немного постояли возле автомобиля, ожидая, пока в салоне станет прохладнее.
– Ты плохо выглядишь, – неожиданно сказала Полина, всматриваясь в его лицо.
– Ночь не поспи…
– Так ты в самом деле с вечера меня встречал? Действительно боялся, что не прилечу?
Он кивнул, отворачиваясь. Не стоило показывать ей свою слабость.
– А я боялась, что ты меня не встретишь. Глупо, знаю, но ничего не могла с собой поделать.
Округин прижал ее к себе так сильно, что она ойкнула:
– Раздавишь!
Полина вырвалась и юркнула в машину. Он тоже сел и стал быстро выруливать со стоянки, радуясь, что ехать не так уж далеко, и скоро у него появится возможность заняться ею как следует.
Солнце начало клониться к западу, когда они наконец проснулись. Небольшая вилла, арендованная Округиным второпях, чтобы успеть к приезду Полины, тем не менее оказалась удачной во всех отношениях. Просторная спальня с панорамным окном выходила на северную сторону, присутствие солнца только угадывалось, однако ощущение света и воздуха было очень сильным и непостижимым образом настраивало на позитивный лад.
Вылезать из постели не было никакого желания, но пока Полина просыпалась, потягиваясь, Алексей сходил в душ, а на обратном пути достал из винного шкафа бутылку белого вина и прихватил поднос со снедью, приготовленной заранее.
Они с удовольствием выпили по бокалу легкого вина и снова легли, обнявшись. Алексей хотел знать обо всем, что произошло после его отъезда, но спрашивать боялся. Они поговорили о его планах, но постепенно разговор все равно свернул на недавние события. Им в равной степени было больно и неприятно вспоминать, но в то же время оба понимали, что, только поговорив друг с другом, они смогут наконец отпустить пережитый кошмар.
– Ты мне очень помогла. Один я бы не справился. Представляю, как тебе было трудно, ведь речь шла о самых близких. Я вообще жалел, что втянул тебя.
– Я понимала, что все равно придется сделать выбор. Знаешь, однажды я нашла у Фромма поразительную мысль. Это психолог такой. Он написал книгу об искусстве любви. Так вот, Фромм считал, что любящий человек не может быть зрителем. Я много думала и поняла, что это вообще самый главный признак любви. Любящий не может сидеть в партере среди глазеющих на представление. Он может быть только рядом, на сцене или арене, даже если финал пьесы не будет счастливым. Я не могла оставаться в стороне, пока ты искал убийцу, я должна быть с тобой, и все.
– В горе и в радости?
– Несомненно. Но знаешь, что меня удивило? На твоей стороне оказалась не только я. Папа тоже. Хотя он – понятно. Маме было ужасно тяжело, но она приняла правильное решение. Как всегда. Но Владимир! Он меня просто потряс!
– Меня тоже. Я долго не мог его раскусить. Но потом понял.
– Понял, какое он вино? Ты же так людей воспринимаешь?
Он покосился, не смеется ли. Полина смотрела с нескрываемым интересом.
– Признаю, что мой подход ненаучный. Или даже – антинаучный. Но я так чувствую. Твоего брата, если честно, я идентифицировал, прости за терминологию, с трудом. Слабое и безвкусное вино мне неинтересно. А он казался именно таким – невыразительным и вялым. Вялое вино не имеет индивидуального вкуса.
– А потом?
– А потом я догадался, что он – рецина. Никогда не слышала?
Полина помотала головой.
– Это греческое смоляное вино. Реликтовое, между прочим. Те, кто пробует рецину впервые, относятся к ней скептически, но только до третьего глотка. А потом влюбляются окончательно и бесповоротно. Равнодушных не бывает! По старой традиции в вино добавляют чуть-чуть сосновой смолы. Рецина кажется странной и… неправильной. Но, распробовав, проникаешься к ней уважением.
Полина задумчиво кивнула:
– Похоже. А Анжела? Дай угадаю! Она – шампанское?
– Не знаю.
– Как такое может быть?
– Просто я не разбираюсь в дешевых винах. «Букет Молдавии» – это не ко мне.
– Звучит жестоко.
– Не будем о ней. А шампанское бывает…
– Только в Шампани?
– Точно. Все остальное – просто игристое вино.
– А почему же у нас на этикетках пишут…
– Не верь тому, что пишут у нас на этикетках и на заборах, – нравоучительно заявил Округин. – Знаешь, если виноделие – высокое искусство, то шампанское – его шедевр. Любимое вино королей и гусар. Именно виноделы Шампани в семнадцатом веке научились укрощать этот невозможно капризный напиток. Ты удивишься, но в наше время вся площадь виноградников Шампани тщательно поделена между хозяйствами. Никто не смеет назвать шампанским вино хотя бы за метр от границ провинции. Выложит кругленькую сумму штрафа, пусть даже его вино ничуть не хуже. Что уж говорить о России!
– А какое шампанское считается лучшим? «Вдова Клико» или «Дом Периньон»?
– Ого! Какие у тебя познания!
– Удивлен? А еще мне известно, что Дом Периньон был монахом, и именно он изобрел шампанское!
– Точно. Но сделали шампанское культовым женщины. Николь Клико, Матильда Перье, Луиза Поммери и, разумеется, Лили Боллинже. Красотки!
– Значит, у меня есть шанс? – улыбаясь, спросила Полина.
– Еще какой! Знаешь, именно вдова Клико приохотила к шампанскому русских. Во время похода против Наполеона наши бравые офицеры без зазрения совести разоряли ее подвалы. Рвать на себе чепец она не стала. Пусть, дескать, пьют, потом заплатят. Так и вышло. Русские сделали ей великолепную рекламу.
– Какая женщина!
– У меня лучше! Горжусь собой! Смог такую образованную завоевать!
– И как, интересно, ты меня завоевывал? Нет, молчи! Одной истории с сестрой достаточно. Не говоря уже о…
– Вообще-то я намекал на красоту моего носа, сравнимого только с носом моего вина, – торопливо перебил он, боясь, что Полину захлестнут тяжелые воспоминания об августовских днях.
– Ну… это далеко не все…
– Ты о чем? Неужели тебя потряс…
– Молчи! Нет! Не он! Хотя и он – тоже! Но я имела в виду совсем другое!
– Стесняюсь спросить – что?
– Ты всю жизнь учился разбираться в вине, а в результате научился разбираться в людях. Просто поразительно.
– Ты преувеличиваешь. Правда. Не рисуюсь. Ваша семья со своими тайнами – крепкий орешек. Форсайты просто отдыхают. Я долго ломал голову над каждым. Твоего дядю Евгения и его жену так и не смог идентифицировать. Правда, теперь понятно почему. К вину эти напитки отношения не имеют. Станислава я воспринимал как «толстое» вино. Может, изначально неплохое, но слишком тяжелое и густое, которое не смогло смягчить свои танины и окислилось.
– Может, у него еще есть шанс?
– Не берусь судить. Однако в результате все решила не моя исключительная проницательность, а рисунок лилии. Клубок стал разматываться. Очень помогла баба Маша. Так что не перехваливай бедного виноградаря.
Полина посмотрела на него, прищурившись:
– Если подобным самоуничижением ты хочешь узнать о моем отношении к твоим деньгам, то я уже решила, что у нас с тобой будут раздельные бюджеты. Будем жить каждый на свои.
Винодел Округин вытаращил глаза:
– Правильно ли я понимаю? Это значит, что, когда мы отправимся отдыхать, например, в Доминикану, я буду жить на вилле, а ты в хостеле?
– Ну… не знаю… может, я накоплю на отель.
– Что за совковая чушь! Или ты – суфражистка, феминистка и сексистка? Нет, только подумайте, что она несет!
Он рассвирепел не на шутку, а Полина вдруг закинула голову и захохотала во все горло:
– Я всегда предполагала, что у тебя нет чувства юмора!
Округин аж задохнулся от возмущения:
– Так ты меня дурачила?!
– Да. А что, нельзя? Или ты – сексист, женоненавистник и шовинист в одном флаконе?
Он посмотрел на ее довольное фарфорово-розовое лицо, помедлил и… засмеялся.
Как хорошо, что рядом есть человек, который по любому вопросу может дать ему фору. Кроме темы вина, разумеется. Впрочем, ей просто нужно время.
А время у них есть. Целая жизнь.
Алексей вдруг вспомнил, как втолковывал Полине, что она похожа на шабли. Какой идиот! Он даже застонал про себя. Самонадеянный болван! Какое шабли? Да не создали еще такого вина, которое было бы ее достойно! Она волшебна, неповторима, невероятна и чудесна, а он сравнил ее с вином, которое поступает на рынок сотнями литров каждый год! Его возлюбленная – божественный нектар! Дивная амброзия!
– Амброзия? – спросили у него из-под мышки. – А это какое вино?
– Наплевать на амброзию! Я сотворю вино, которое будет лучше любой амброзии! И назову его «Аполлинария»!
– Не слишком пафосно?
– Нет. И если на это понадобится целая жизнь, то я готов.
Он обнял ее, собираясь тут же продемонстрировать все, на что готов. Она не сопротивлялась.
Ближе в вечеру они все же выбрались из кровати и добрались до кухни. Холодное молодое вино разбудило аппетит. Есть хотелось зверски. Подозревая, что это случится, предусмотрительный Округин запасся едой. Пока Полина готовила что-то на скорую руку, он позвонил в ближайший ресторанчик и заказал морепродукты. Их принесли буквально через пятнадцать минут. Особенно поразила Полину большая кастрюля с вареными ракушками в средиземноморском соусе. Они закутались в пледы и уселись на террасе. Округин открыл новую бутылку.