— Да, — ответил ни кто иной, как Коклико.
— Если Рипарфон увидит короля, все пропало.
— Я тоже этого боюсь.
— Надо, чтобы этого не случилось. Задержи его.
— Понятно.
Рипарфон вернулся в комнату, а Коклико вышел.
— Граф, — окликнул шевалье, — я вас жду.
— Я следую за вами, мсье.
— Надейтесь, — сказал старику Рипарфон, — на рассвете я повидаюсь с королем, и если есть ещё тень правосудия на земле, к полудню вы будете свободны.
— Забудьте обо мне, — отвечал тот, — и просите короля только за мою дочь.
— Эй, подавай-ка лошадь! — крикнул герцог, сходя с крыльца.
— Мсье, — трепеща, сказал слуга, — какой-то человек сорвал седло и перерезал подпругу…И даже побил меня.
— Где он? — спросил герцог, бледнея от гнева.
— Вот он, мсье.
Слуга указал на Коклико, стоявшего небрежно опершись на дерево и скрестив ноги.
— Ты помешал ему седлать мне лошадь? — спросил герцог Рипарфон.
— Я.
— Тогда седлай её сам, и живо.
— А если нет?
— Я разукрашу твою рожу…Пошел, за дело!
Коклико не двинулся с места.
— Нам велено, — сказал он, — никого не выпускать из павильона…Так что это невозможно.
— Это значит, что я тоже пленник? — спросил герцог, обращаясь к шевалье, который оставался недвижим.
— Это значит, что будь я полицейским офицером, — прибавил Коклико, — вы бы давно молчали…
— Наглец! — вскричал герцог.
И хлыстом, бывшим у него в руке, стегнул по лицу Коклико.
Тот бросился на него и вонзил кинжал в грудь Рипарфона, тяжко рухнувшего на землю.
Кристина испустила ужасный вопль, первый крик, долетевший до Эктора, — и хотела броситься к герцогу. Шевалье схватил её поперек тела и потащил. Она испустила другой крик, слабее, и лишилась чувств. Два человека схватили Блетарена. Их поместили в карету, ждавшую за деревьями, шагах в ста от сада, и шайка похитителей понеслась во весь опор.
На другой день, около полудня, Сидализа, желавшая поздравить молодую, подъехала к павильону. Она отворила приоткрытую дверь сада, но никого не заметила. Не было никого и в павильоне. Проходя по аллее, она заметила, что трава у подножия одного дерева была примята, и остановилась. На земле лежала шляпа. Нагнувшись, чтобы её поднять, она заметила, что подол её белого платья стал мокрым и красным. Истошно закричав, Сидализа метнулась на дорожку.
Окружавшее её безмолвие ужасало. Она не могла оторвать глаз от крови, оросившей дерн и запятнавшей её платье, и трепеща от страха, закричала вновь.
Слуга, спрятавшийся после убийства Рипарфона и отъезда шевалье, вышел из своего убежища.
— Сударыня, вы? — воскликнул он.
— Что здесь случилось? — сквозь слезы спросила Сидализа.
Слуга, едва пришедший в себя, рассказал актрисе обо всех происшествиях ночи — со времени отъезда Эктора до похищения Кристины.
Сидализа, слушавшая его с невыразимым огорчением, не могла понять причины столь внезапного похищения. Когда же первое изумление миновало, она села в карету и отправилась к Вуайе-д'Аржансону.
— Я угадываю причину вашего посещения, — сказал ей начальник полиции с важным видом, — но дела дошли до такой точки, что лучший вам совет — больше в них не вмешиваться.
Сидализа покачала головой.
— Вы знаете, что я с благоразумием всегда была в разладе. К тому же речь идет о людях, которых я люблю больше всего на свете! Отвечайте же откровенно: чего им нужно опасаться?
— Всего.
И он уведомил актрису, что дело Блетарена разбиралось в парламенте по приказанию короля, и, вероятно, будет решено очень быстро.
— Теперь вы понимаете? — спросил он наконец.
Сидализа затрепетала.
— Вы думаете, что они погибли?
— Вероятно, разве что будут спасены каким-то чудом.
— Если вы знаете какой-то способ, укажите мне, и я сделаю все…
— При дворе много говорят о симпатии короля к мсье Шавайе…Рассказывают о тайном совещании между ними, после которого маркиз исчез, и так как это совещание осталось для всех тайной, полагают, что оно было очень важным. Нужно бы, чтобы мсье Шавайе поговорил с королем…Но где он?
— Я знаю, где.
— А, — Вуайе-д'Аржансон посмотрел на Сидализу с любопытством, — в таком случае, советую вам повидаться с ним.
— Это невозможно, но я ему напишу.
— Учтите, надо поспешить.
— Вы меня пугаете.
— Граф де Блетарен в Бастилии…Завтра или послезавтра его переведут в Пти-Шатле: вот уже несколько дней разбирается его дело. Приговор не за горами.
— Но, — вскричала Сидализа, — кто мог открыть королю убежище Блетарена? Надеюсь, не вы?
— Я доставлю вам удовольствие и скажу имя, но вы должны забыть его.
— Имя, имя!
— Герцогиня Беррийская, — шепнул начальник полиции.
Сидализа вернулась домой, написала письмо Эктору и вверила его преданному слуге с приказом немедленно отправиться во Фландрию.
— Загони хоть десять лошадей, — сказала она, подавая полный золота кошелек, — но скачи быстрее королевских курьеров.
Однажды вечером, когда Эктор прогуливался перед своей палаткой, к нему подскакал всадник, покрытый пылью, и вручил письмо.
— Слуга Сидализы! Какое-нибудь нежное послание, — произнес Фуркево, выходя из палатки.
Эктор сорвал печать, причитал первые строки и побледнел, как смерть.
Бледность его испугала Поля.
— Что случилось?
— Кристина похищена, Рипарфон убит, — ответил Эктор.
— Убит! — воскликнул Фуркево. — Кем?
Эктор передал ему письмо Сидализы.
Актриса коротко пересказывала все слышанное ею от слуги Блетарена и от Вуайе-д'Аржансона. В конце письма упоминалось имя герцогини Беррийской.
— Убейте меня! — воскликнул Поль. — Обвороженный этой сиреной, я ей все рассказал, все, как влюбленный юнец; её слова были так нежны! Она отомстила Кристине за то, что вы ею пренебрегли.
— Друг мой, я вам прощаю, — ответил Эктор, протягивая Полю руку.
— Но я себе этого не прощу, — мрачно заявил граф, — и я погибну или сумею возвратить вам Кристину.
Письмо Сидализы оканчивалось такими словами:
«Приезжайте скорее. Час промедления может все погубить. Речь идет о Кристине, и один вы можете её спасти.»
— Лошадей! — громко крикнул Эктор.
Кок-Эрон, не проронивший ни слова из разговора двух дворян и смело прочитавший письмо Сидализы через плечо Фуркево, взял Эктора за руку.
— Куда вы хотите ехать?
— В Версаль, — ответил Эктор.
— А сражение?
— Меня ждет Кристина.
— А какая польза мадмуазель Блетарен от мужа, запятнавшего свое имя?
При этих словах Эктор прикусил губы до крови.
— Не будь ты старым слугой моего отца, я убил бы тебя! — вскричал он… — Седлай мою лошадь и убирайся!
— Ваша лошадь перешагнет через мой труп, но вы меня выслушаете. — Старый солдат говорил с необыкновенной страстью.
— Ваша супруга, говорите вы, в опасности, но думаете ли вы о том, что ваша честь погибнет? Если вы обратитесь к ней спиной, то принесете вашей жене обесчещенное имя и запятнанную жизнь. Солдата, бегущего перед лицом неприятеля, расстреливают. Чего же заслуживает дворянин?
— Пусть меня казнят, если хотят, я еду.
— Вы властны жертвовать вашей жизнью, но не добрым именем вашего отца. Что вам сказал король, наш повелитель? Вы объявили нам это, когда мы ступили на почву Фландрии. Он приказал вам остаться до сражения и явиться ко двору только с известием о победе или поражении…Сказал он это вам?
— Да.
— Будь жив покойный ваш батюшка, он бы сказал вам:"Останься! Умри, если нужно, но останься.» Поэтому я, которому он передал часть своей власти, я, видевший его на смертном одре и принявший от него вас в свои руки, я говорю вам от его имени:» — Останьтесь!» Но если вы хотите ехать, убейте меня прежде, чтобы я не пережил бесчестья вашего рода.
Говоря это, Кок-Эрон стал на колени перед Эктором и обнажил свою грудь. Несколько минут молчания последовало за этим простым и торжественным поступком, после чего Эктор протянул Кок-Эрону руку.
— Ты прав, мой друг, — сказал он, — встань, я остаюсь.
Кок-Эрон удержал руку своего хозяина и поцеловал ее; у бедного солдата были слезы на глазах.
— Теперь, — сказал Эктор, — приготовь наших лошадей. Я наблюдал сегодня за войсками принца Евгения. Он готовится выступить…Если моя надежда не обманет, сражение произойдет завтра же.
— Но если случится иначе, на что вы рассчитываете? — спросил Поль.
— Сражение все-таки будет; оно необходимо, — ответил Эктор.
Лошади были поданы, оба вскочили в седла и углубились во мрак ночи.
ГЛАВА 52. ПОСЛЕДНИЙ АКТ
Эктор и Поль переправились через Шельду вплавь и поскакали в сторону армии принца Евгения. В стане принца царила суматоха; казалась, вся армия готовилась покинуть лагерь. В густом мраке ночи, свободно объяснявшийся по-немецки Эктор легко смог все разведать.
Они воротились, когда бледная заря начинала рисовать на горизонте светлую черту.
— Отправляйтесь к маршалу де Вийяру, — сказал Эктор Полю, — и доложите ему, что мы видели; я же поеду к маршалу Монтескье. Он человек предприимчивый и велит пробить тревогу при первых же моих словах. Мы атакуем неприятеля.
— Не дожидаясь приказаний герцога де Вийяра?
— Не дожидаясь ничего…Сражение будет начато до восхода солнца и выиграно или проиграно до полудня.
— Лечу на крыльях! — вскричал Поль.
Он вонзил шпоры в бока своей лошади и полетел, как стрела.
Эктор же поскакал галопом к Монтескье.
То было 24 июля 1712 года.
Когда Поль доложил, что прислан от мсье де Шавайе, его провели к де Вийяру.
Поль передал главнокомандующему, что видел в ночном дозоре.
— Стало быть, — произнес победитель Хохштета, — вы полагаете, что принц Евгений удалился за Эскайон?
— Я в этом уверен.
— Поблагодарите Шавайе за присланное им известие, а я прикажу предупредить об этом Монтескье.
— Это уже сделано.
— Тем лучше, он скоро будет готов к атаке.