— Значит, могут! — отрезал киммериец. — Гаримет!..
Вышколенный дворецкий появился мгновенно.
— Распорядись, чтобы эту девушку… Как зовут твою сестру? — повернулся он к немедийцу.
— Ильвинга…
— Скажешь толстой бездельнице Муниварэ, чтобы одели ее поприличней. Распорядись также, чтобы этому молодому нобилю предоставили карету, а потом обратись к Рассану — возьмешь и передашь ему, — король кивнул на юношу, — двести золотых. А Паллантиду… — Тут король, остановившись, махнул рукой, — его я, впрочем, сейчас сам увижу. Ступай!
— О, государь! — прошептал Гюннюльф, почти потерявший дар речи. — Я не знаю, как отблагодарить тебя…
— То есть как не знаешь? Ты же хотел рассказать о грозящей мне опасности. Или это была просто уловка, чтобы попасть во дворец?
— Нет! — горячо возразил юноша. — Прости! Я совсем ошалел от счастья и чуть не позабыл главное…
— Ну, так не мешкай, говори, — подбодрил его Конан.
— Вчера, после того, как мне не удалось выкупить сестру, убитый горем, я зашел в таверну. И там совершенно случайно встретил одного человека, которого знал раньше, еще в Немедии. Он торговец лесом, привез сюда три воза дубовых бревен.
— Ну и знакомые у родственника Хельсингерских герцогов, — усмехнулся варвар. — Лесорубы, торговцы…
— Он привозил лес в наш замок, — развел руками, не поняв легкой насмешки, Гюннюльф, — вот почему я его запомнил. Но дело не в том, кто он…
— А в чем же?
— Этот человек был уже весьма пьян и вне себя от радости. Он рассказал, что ему посчастливилось удачно продать свой товар по очень высокой цене. Мне это все, в общем-то, было совсем неинтересно, не об этом думал… А тут как раз тот покупатель тоже зашел в таверну, и лесоторговец указал мне на него.
— И это было интересней? — улыбнулся киммериец.
— Вот именно! Потому что я узнал этого человека, а самое главное — увидел на его руке тот самый перстень, что послужил причиной смерти моего несчастного отца.
— А ко мне какое это может иметь отношение? — не выказывая пока особой тревоги, осведомился Конан.
— Самое непосредственное! — твердо ответил Гюннюльф. — Я достаточно хорошо рассмотрел тогда перстень, сыгравший такую печальную роль в моей судьбе, и не спутаю его ни с каким другим. Камень такого чистого фиолетового цвета встречается крайне редко. Ошибиться сложно, клянусь Митрой! Так вот, вместе с этим перстнем крестьянина отдали в руки тайной службы Немедии, и я уверен, что сейчас он мог появиться только оттуда…
Юноша немного помолчал, переводя дух, и продолжил:
— А самое главное — человек, который за непомерную плату купил у моего знакомого лес, вовсе не торговец. Я встречал его в день приема у короля Нимеда, я был там вместе с герцогом. Там присутствовали принцы, министры — словом, весь двор. И когда появился этот пожилой толстяк, Эрленд указал мне на него и сказал: «Вот посмотри на него и накрепко уясни — это Готлебис, редкая гадина — постарайся, по возможности, не иметь с ним дела». Среди челяди был и этот человек, он все время крутился около толстяка, и я хорошо запомнил его лицо, тем более что такой красный нос пропойцы увидишь не у каждого в приличном обществе.
— Готлебис… — киммериец почесал бровь, что-то припоминая. — Он приспешник одного из ваших принцев… Тараска, не так ли?
— Верно, — подтвердил юноша, — и ты не хуже меня понимаешь, что если его люди появляются здесь, то вряд ли из интереса к купцу или какому-нибудь нобилю. Понятно, что его цель покрупнее, тем более, следует не забывать про заколдованный перстень, имеющий столь страшную силу.
— Благодарю тебя, — внимательно выслушав Гюннюльфа, ответил варвар. — Не зря, выходит, я видел во сне тот сапфир… — задумчиво проговорил он.
— Какой сапфир? — не понял молодой немедиец.
— Это я так, о своем, — покачал головой король. — Долго рассказывать, да у тебя сейчас и другие, куда более интересные заботы. Вот как раз и наш Гаримет что-то хочет сообщить.
Действительно, просунувшееся в щель двери лицо дворецкого своим преданным выражением показывало, что все приказания повелителя выполнены.
— Забирай сестру, и в путь, — король похлопал юношу по плечу. — Сейчас вам дадут охрану из моих Черных Драконов, и вы спокойно доберетесь до дома. Видишь, все оканчивается хорошо в конце концов, — с улыбкой закончил он. — Сами боги послали тебя ко мне, а меня надоумили помочь неизвестному молодому человеку. Передавай привет герцогине.
— От короля Аквилонии?
— Угу, — кивнул головой варвар.
— Госпожа Хайделинда знает тебя?
— Мы несколько лет назад встречались с герцогиней, и хотелось бы верить, что она меня не забыла. Разумеется, мои добрые пожелания относятся и к герцогу Эрленду. Прощай, Гюннюльф! Боги захотят, может быть, и свидимся вновь… Гаримет, сын шакала! Проводи человека!
Юноша поклонился и чуть ли не бегом бросился к дверям, провожаемый пристальным и слегка печальным взглядом короля.
Тронный зал дворца представлял собой величественное зрелище, и всякий попадавший туда впервые чувствовал мощь и величие аквилонского королевства.
Высокое помещение было окаймлено по сторонам двумя рядами стройных колонн из белоснежного мрамора, а узкие стрельчатые окна в промежутках между ними были изготовлены из цветных стекол, заполнявших зал радужным светом.
Пол, выложенный из мраморных плит белого и темно-красного цвета, придавал еще более торжественный вид пространству зала, казавшемуся бесконечным из-за уходящих куда-то вдаль рядов белых колонн.
В конце колоннады находился королевский трон, изготовленный из цельного куска рубина. Старые мастера постарались на славу — вся поверхность камня была покрыта искусной резьбой, а ножки вырезаны в виде львиных лап.
Символ страны присутствовал везде: на вершине спинки трона оскаленной пастью выдавалась львиная бронзовая голова, а чуть выше на стене был прикреплен герб Аквилонии — лев, поднявшийся на задних лапах.
Церемониймейстер стукнул о пол золотым посохом, и по его сигналу два ряда придворных фанфаристов что было сил задули в мундштуки своих инструментов. Звонкие такты приветственного марша огласили помещение, отдаваясь гулким эхом в череде мраморных колонн. Приглашенные на прием, стоявшие вдоль оставленного в середине зала прохода, подтянулись, все разговоры смолкли, и в наступившей тишине прозвучал громогласный голос глашатая:
— Его Величество король Аквилонии!
Двери открылись, и Конан медленно и степенно, как предписывалось правилами дворцовой церемонии, прошествовал от входа к королевскому трону, сопровождаемый дюжиной наиболее приближенных к нему придворных. Приглашенные на прием склоняли головы, приветствуя повелителя, и вновь выпрямлялись, когда король проходил дальше, так что, казалось, многоцветная волна, подымаясь и опадая, перемещается вслед за движением киммерийца.
В пяти шагах позади короля шествовали верховный жрец Декситей и начальник королевской охраны.
Паллантид был крепким и высоким мужчиной, но даже он не мог сравниться статью с королем: варвар был почти на голову выше любого из своих придворных. Чего уж тут говорить о первом служителе Митры и тем более о канцлере Публии, который шел вслед за Паллантидом, — этот упитанный коротышка смотрелся просто мальчиком, затесавшимся ненароком в компанию взрослых мужчин.
За канцлером шли полководцы и высшие чиновники Аквилонии, и среди них недавно назначенный королем новый советник генерал Брегант. Замыкал шествие дворецкий короля Гаримет.
Вся процессия проследовала в конец тронного зала, где король встал на возвышении перед троном, а сопровождавшие его выстроились у двух мраморных скамей на три ступени пониже и чуть впереди королевского постамента. Церемониймейстер стукнул посохом два раза, и придворные музыканты громко и торжественно заиграли гимн Аквилонии.
Мелодию поддержали голоса, и слова древнего песнопения величественно и мощно зазвучали в унисон с медью труб королевского оркестра.
Когда наконец пение закончилось и его последние отзвуки растаяли в вершинах мраморных колонн, глашатай зычным голосом нараспев выкрикнул:
— Слава и благодарствие покровителю нашему Владыке света, Подателю Жизни и Хранителю Горнего Очага Солнцеликому Митре!!!
Все трижды склонили головы к сложенным ладоням, и после этого в наступившей тишине послышался шорох одежд усаживавшихся на свои места короля и его свиты. Церемониймейстер стукнул посохом и проследовал по тому же пути, что некоторое время раньше совершил король с ближайшим окружением. Дойдя до возвышения, где находился трон, служитель, дождавшись кивка короля, начал церемонию представления собравшихся гостей королю.
Конану успели до тошноты надоесть все эти дворцовые обряды, но даже он не мог ничего поделать с этим: таковы были традиции аквилонского двора, и вряд ли его подданным пришлось по вкусу, если новый владыка захотел бы изменить древние правила.
С этим приходилось считаться. Назвался королем — следует, увы, терпеть кое-какие неудобства…
Сначала выразить свое почтение подходили послы иностранных государств. Потом наступал черед местной знати, и приходилось ждать, пока бесконечная череда графов, баронов и герцогов пройдет мимо короля и произнесет положенные приветствия, а их суверен должен был каждому в ответ сказать хотя бы пару слов, свидетельствующих о расположении к подданному.
Затем следовали представления вновь назначенных чиновников и раздача королевских наград тем, кто отличился в последнее время на ниве бескорыстного служения королевству.
Единственной отрадой для варвара служило то, что все решения по этим делам он давно уже перепоручил своему канцлеру, сам он занимался этим в исключительных случаях, как, например, это произошло с назначением на новый пост Бреганта. Правда, слетали придворные со своих постов чаще всего минуя волю Публия, однако происходило это не на дворцовых приемах, а в Малом зале, так что вызвавшие недовольство короля испытывали его гнев без большого стечения зрителей.