Вадим Худяков.Королевская охота.
Здание миссии покрывал радужный колпак защитного поля. Под колпаком царила атмосфера уныния и растерянности. Почти все, кто был свободен от дежурства, собрались в столовой. Обед стыл в тарелках. Еда не лезла в горло, но — сидели, не расходились. Вместе как-то спокойнее. Можно делать вид, что увлечен беседой, что читаешь, играешь в шахматы. Можно на несколько минут забыться и забыть о том, что происходит в замке. Забыть о жалком, постыдном чувстве собственной беспомощности и бессилии помешать... Как будто все в порядке, и ничего особенного, и вечером, как обычно, под радостные звуки фанфар примчится герольд веселого доброго короля Ильверда — приглашать землян на пир к веселому доброму королю...
Пол чуть слышно дрогнул, и робот-диспетчер без задержки дал информацию: «Планетарный бот произвел посадку на второй площадке. Беспилотный. Пассажир один».
— Наконец-то,— облегченно сказал Волков.— Быстро отреагировали.
Когда Черешин возник на пороге, на него смотрел добрый десяток просветлевших физиономий.
— Здравствуйте! — весело сказал Черешин.— А кто тут будет генеральный консул?
Волков поднялся, одергивая куртку с нашивками командира.
— Здравствуйте. Генеральный — это я. Феликс Волков. Входите, товарищ...
— Черешин. Виктор Черешин.— Гость пожал протянутую руку. Рука была чем-то обожжена, совсем недавно, может быть, сутки назад — на месте ожога розовела пересаженная кожа.— Рад познакомиться, Феликс. Здравствуйте, товарищи! А по какому случаю осада?
— Присаживайтесь,— тощий парень с забинтованной головой подвинул кресло.— Сделать вам коктейль? Местное вино и немножко соков... А мы вас только завтра ждали.
— Спасибо.— Черешин осторожно потянул через соломинку (знал он эти местные вина!) и благодарно улыбнулся. Коктейль был прохладный и вкусный.— Почему завтра?
— Ну как же,— сказал Волков,— вы ведь из Комитета инопланетных связей, а суперграмма послана...
Черешин поперхнулся. На него смотрели с надеждой, которой не суждено было оправдаться. И главное, с какой надеждой смотрели!
— Феликс,— он поставил бокал,— кажется, произошло недоразумение. Я не так из КИПСа, как из ГУКЗа. Это, видите ли, Главное управление космических заповедников. Я региональный инспектор Службы охраны. Защита редких объектов, патрулирование, борьба с браконьерами и тэпэ...
Черешин ощущал большую неловкость, словно злонамеренно обманул хозяев, и потому был многословен.
По залу пронесся разочарованный вздох.
— Вас разве не предупредили?
— Дьявольщина! — консул запустил обожженную пятерню в шевелюру.— С этой кометой я обо всем забыл. Ну конечно — Черешин, региональный инспектор. Нас предупредили. Но с нас... В общем, простите...
— Да нет, ничего, пожалуйста,— пробормотал Виктор. Паршивы, кажется, дела в хозяйстве Датском, подумал он. Комета, ну и что? Красивая, кстати, комета — штурман «Омеги» уверял, что с планеты она видна даже днем. Период обращения — ровно двести здешних лет. Любопытно, конечно. Ну и что?
— Комета,— неохотно сказал Волков.— Видимо, все дело в ней. Пока толком не знаем. Но это не по вашей части, Виктор, браконьеров среди нас нет. Вам, наверное, нужен Ларсен. Товарищи, кто видел Ларсена?
— Он был в центральном зале.— Забинтованный загадочно хмыкнул.— Наблюдал. А сейчас— не знаю. Пойдемте, Виктор, у меня в комнате есть свободная кровать. А потом поищем Ларсена.
Разочарованные сотрудники миссии покидали столовую.
— Да-да, конечно. Позаботься, Шарль.— Консул взял с шахматного столика ферзя, рассеянно повертел перед глазами.— И введи товарища в курс дела. Может, хоть у вас, Виктор, появится рациональная идея, а то у нас все идеи иссякли. Рациональные я имею в виду. Я буду у себя или в центральном зале. Если вам что-нибудь понадобится... Самое страшное,— он аккуратно поставил ферзя на место,— когда сидишь и ничего не можешь сделать. Ни-че-го.
— А вы пытались? —спросил Черешин.
— Не обижайся на Папу Феликса,— говорил тощий Шарль, пока Виктор рассовывал вещи по отделениям шкафчика. Шарль валялся на диване, заложив руки за голову.— Все мы сейчас немного не в себе. Может, и на нас комета действует. Хотя вряд ли, все-таки защитное поле. Это, скорее, нервная реакция. От бессилия.
Да, размышлял Черешин, бессилие — это плохо. Отвратительное чувство. Он вспомнил, как попал в гнусную западню, устроенную браконьерами на Сентябрине, и как стоял, безоружный, по пояс в болоте, а они подходили, раздвигая ряску и бледно-желтые лилии,— наглые, уверенные в себе; пересмеиваясь, поигрывали карабинами... Но на Сентябрине Виктор был один, а здесь целая миссия. Да, распустились ребята. Сделать они ничего не могут. Идеи у них иссякли, надо же. Комета на них действует.
Последнюю фразу, надо полагать, он произнес вслух, потому что Шарль тут же откликнулся:
— Не на нас! На аборигенов.
— Слушай,— Черешин разозлился.— Что вы все вокруг да около бродите? Ты можешь рассказать толком, что здесь происходит?
— Комета,— грустно повторил Шарль.— Пока ясно одно — она излучает. Характер излучения мы еще не определили, мало данных. Но на здешних обитателей оно действует, как мулета на быка.— Шарль уселся, обхватив колени длинными руками.— Я ведь цивилизатор, Виктор. Шесть лет работы. Шесть лет! Единственный материк на всю планету, скорее — даже остров, и как же трудно было их убедить, что кроме этого клочка суши и их жалкого королевства существуют и другие миры. Что мы не боги, а такие же люди, какими и они могут стать. Убедили на свою голову. Приобщили, так сказать, к течению прогресса. А теперь сидим и смотрим, как лучших людей, цвет разума — на куски.
Черешину показалось, что он ослышался.
— На куски? То есть как это?..
— Элементарно. Мечами. Мы их научили делать великолепные мечи из отличной стали, до нашего прибытия здесь был бронзовый век. Они-то оказались способными учениками. Весьма.— Шарль еле сдерживал ярость.— Едва появилась комета, всех свезли во дворец. Писателей, ученых, художников, изобретателей — лучших из лучших. И третий день режут. Хладнокровно. Под праздничные песнопения. Да вот, полюбуйся. Все камеры сейчас работают на замок...
Не вставая, он протянул руку, щелкнул тумблером. Экран давал отличное стереоскопическое изображение. Королевский дворец — грандиозное сооружение из камня, стекла и земных пластиков — пронизывали лучи солнца. Площадь перед дворцом кипела красками. Нарядные камзолы горожан, пурпурные хламиды жрецов, яркие гербы на блестящих доспехах рыцарей — это было очень красиво. Но Черешин видел лишь помост, и пятна крови на помосте, и вереницу обнаженных людей, что шли и шли к помосту — покорно, не сопротивляясь, с отрешенной торжественностью на лицах. Эта торжественная покорность потрясла его больше всего.
— Достаточно? —Шарль выключил визор.— Третий день.
— И никто не пробовал вмешаться? — Виктор посмотрел на забинтованную голову Шарля и осекся.
— Пробовали. А толку? — Шарль снова растянулся на диване.— Нас же пригласили на праздник. Пока разобрались, что к чему... Еле ноги унесли. Папе Феликсу веселый добрый король Ильверд любезно предложил открыть процессию. Мы у них, оказывается, были запланированы как гвоздь аттракциона. Знаешь, что такое фанатичная толпа?.. Эдди сейчас в госпитальном отсеке,— помолчав, добавил Шарль.— Ему сломали ключицу.
Черешин не стал уточнять, кто такой Эдди. В дверь постучали.
— Войдите,— сказал Шарль.
На вошедшем был белый комбинезон врача. Врач курил трубку.
— Приветствую,— сказал врач.— Вы Черешин? Мне сказали, что прибыл Черешин из Службы охраны. Я Эрих Шнайдер, здешний коновал. Если заболят зубы или, к примеру, живот — милости прошу. Будете объявлять нас заповедником? Давно пора, мы тут скоро все перекусаемся.
— Располагайся, Эрих,— скучным голосом сказал Шарль,— будем отчаиваться вместе.
— Спасибо,— врач облюбовал кресло перед экраном визора.— Я только что успокаивал одного такого, отчаявшегося. Ваш коллега, между прочим,— он повернулся к Черешину,— местный инспектор ГУКЗа, Иосиф Франциск Ларсен. Франциск Ассизский,— он фыркнул.— Насмотрелся ужасов и закатил истерику. Кстати, вы верите во вредоносность излучения?
Черешин пожал плечами. Шнайдер потянулся к пульту визора. Экран вновь осветился. В небе над площадью, затмевая солнечный блеск, горела хвостатая комета. Очередная жертва взошла на помост. Камера приблизила гордо вскинутую голову, мощный торс атлета.
— Рандреон,— мрачно прокомментировал враг.— Знаменитый, как бы это выразиться, спортсмен. Победитель прошлогодней королевской олимпиады.
Сверкнули и опустились длинные мечи. Усилием воли Виктор заставил себя смотреть. Загремели трубы. Толпа, охрипшая от гимнов, тянула что-то заунывное. На многих лицах, как ни странно, явственно читалась зависть. Фанатичная толпа, сказал Шарль. Было. Все было. И бичующие себя братья во Христе, и полосующие грудь кинжалами фанатики-мусульмане, и колесница Джагернаута... Истории свойственна повторяемость. Сколько пришлось бороться цивилизаторам на Центавре с самосожжениями в честь полнолуний... А здесь — комета. Излучение? Может быть...
Служки в оранжевых, заляпанных липким и красным передниках унесли на носилках кровоточащие обрубки. По ступеням танцующей походкой поднималась совсем ещё юная девушка. Распущенные угольно-черные волосы струились по прекрасному обнаженному телу.
— Эмио, лучшая поэтесса,— хрипло сказал Шнайдер.— Нет, не могу больше,— он выключил визор.— Счастье, что в миссии нет женщин... Излучение... Не верю! Просто религиозный психоз. Комета. Рок. Фатум. Не знаю...
— Кометы в здешней системе — явление не уникальное,— нехотя, словно по обязанности, возразил Шарль.— А эта явно давит на психику аборигенов. Появляется раз в двести лет, и каждый раз одна и та же история.
— Может быть, именно с этой кометой связан какой-то культ,— сказал врач.
— Какой? — спросил Черешин.