— Понятия не имею,— честно признался Эрих, раскуривая потухшую трубку.— Здешние хроники темны и полны неясностей. Но об одном они говорят достаточно определённо: с цикличностью в двести лет происходит всепланетная резня. Берут лучших представителей рода человеческого и… Ровно четыре дня — пока видна комета.
— Миссионеры! Цивилизаторы!— в сердцах сказал Виктор.— О чем же вы раньше думали?!
— О чем мы думали...— Глаза Шарля были пусты.— О чем мы могли думать? Двести лет, шесть из них мы здесь работаем. Войны кончились с установлением абсолютизма. Власть феодалов с некоторых пор стала формальной — осенью король должен был объявить конституцию, она уже разработана. Никаких намеков на зверство. Ну, дуэли среди рыцарей случаются, мы с этим безобразием боролись, и довольно успешно. В общем, далеко не худший вариант средневековья. Сам Ильверд — вполне приличный парень. Сидели и радовались: дела идут, и жизнь легка... Прибудет начальство из Комитета, начнем разбираться, где дали маху и как спасать недорезанных.
— Вот приедет барин,— желчно сказал Черешни,
— Не надо так,— мягко попросил врач.— Во многих случаях со стороны действительно виднее. Вот вы тоже к нам прилетели, хотя в миссии работает представитель вашего ведомства.
Виктор поморщился — Ларсен в ГУКЗе был фигурой одиозной. Собственно, региональный инспектор и прилетел, чтобы решить вопрос о служебной пригодности «Франциска Ассизского». Ну и, конечно, нгулу...
— Нгулу,— объяснил Черешин.— Редчайший представитель местной фауны. Как по красоте, так и по количеству: осталось не более десяти экземпляров.
— Нгулу? — Шнайдер прищурился, вспоминая.— Нет, не знаю.
— Его еще называют золотым оленем.
— Ах, этот... Но я всегда считал золотого оленя мифом. Красивой легендой — не более.
— Да нет, он существует. Есть снимки, запись голоса. Ларсен,— Виктор вздохнул,— прислал суперграмму. Совершенно паническую. И туманную, как здешние хроники. Речь идет о какой-то опасности. Ларсен предлагает, пока не поздно, отловить нгулу и вывезти в один из региональных зоопарков. Вот я и приехал разобраться...
— Любопытно,— со странным выражением произнёс Шарль.— Золотой олень! А вы знаете, друзья, что каждые двести лет Празднество Кометы завершается большой королевской охотой?..
Ночью, внерейсовым суперлетом, прибыло наконец высокое начальство из Комитета инопланетных связей. Начальство — заведующий конфликтным сектором Мигель Мария Фернандес — имело с Волковым длительную и не очень приятную беседу.
«Папа Феликс» вышел из своей комнаты бледный, с решительной складкой на лбу и приказал готовить вездеход высшей защиты: решено было предъявить Ильверду ультиматум, посланца следовало обезопасить.
Но вездеход не понадобился. На рассвете Королевство сделало первый шаг к примирению и прислало парламентера.
Великий герцог Ородорн, представлявший брата своего, короля Ильверда, был пропущен (один, свиту задержали) сквозь защитное поле и предстал перед землянами.
Пышные перья птицы зарреу мягким веером колыхались на шлеме герцога, сверкавшем рубинами, до серебряных шпор ниспадал с его плеч голубой плащ — знак высокого рождения, ослепительно блестел на стальном нагруднике золотой олень — герб королевского рода. Рука герцога, в замшевой перчатке с зубчатым раструбом, небрежно лежала на эфесе меча.
— Сегодня — последний День Кометы,— говорил герцог.— Праздник нашего народа завершается. Великий брат мой король просит могущественных друзей забыть о случившемся недоразумении, как сам он о нем забыл.
Черешин заметил, как «Папа Феликс» и Фернандес обменялись быстрыми взглядами. Шарль криво усмехнулся, Шнайдер задумчиво посасывал пустую трубку (аборигены терпеть не могли табачного дыма). Земляне в молчании слушали голос Королевства,
Сбоку послышалось грозное сопение. Свирепого вида полный мужчина, ненавидяще глядя на герцога, сделал попытку протолкаться в первый ряд. Черешин узнал его и плотно взял за руку.
— Спокойно, товарищ Ларсен,— почти беззвучно, но властно прошептал он,— не делайте глупостей.
Толстяк раздраженно обернулся, но, увидев нашивки офицера Службы охраны (Черешин оделся по всей форме), обмяк.
— Черешин? — торопливо зашептал он.— Как хорошо, что вы прилетели. Эти убийцы!.. Ненавижу!.. Сотрудники миссии... ни одного решительного поступка... Все потеряли голову, боятся шагу ступить... Вы знаете, нгулу...
— Не знаю,— остановил Виктор.— Потом поговорим.
Ларсен растерянно и с обидой посмотрел на Черешина, но замолк.
— Великий брат мой король Ильверд,— звучно продолжал Ородорн,— говорит моими устами: у каждого народа свои обычаи. Сердца наши полны жалости, что могущественные Друзья не пожелали пройти обряд Упрочения, но мы принимаем ваш отказ с пониманием. Надеемся найти ответное понимание.
Волков мрачно покачал головой.
— Это исключено, сеньор Ородорн. Убийства должны быть немедленно прекращены.
— Убийства?!— мужественное Лицо герцога перекосила гневная гримаса, Он шагнул вперед, до половины обнажив меч. Черешин напрягся, готовясь к броску, если Ородорн решится напасть, но герцог уже опомнился, меч мягко скользнул в ножны.— Убийства? — с негодованием переспросил герцог.— Кто сказал это слово?! Мои уши его не слышали. Обряд Упрочения завещан нам предками.
— Называй это как хочешь, сеньор,— Волков тоже умел быть резким, — но от названия суть дела не меняется. Пока льется кровь, о союзе между нами не может быть речи.— Ородорн хотел что-то возразить, но консул загремел с новой силой:— Мы слушали тебя, сеньор, теперь говорю я! Передай королю Ильверду — если резня не прекратится, мы заставим вас сделать это. Во имя нашей дружбы,— добавил Волков после паузы.— И это наше последнее слово.
— Мы знаем силу могущественных друзей,— герцог криво усмехнулся.— Но и вы не всегда бываете правы. Ты угрожаешь, сеньор Волков?! Не значит ли это, что мы ошибались и ваша сила — злая? Душа моя полна печали, ибо приказом обычай не переделаешь Может действительно пролиться кровь, но не будет уже Кометы на нашем небосклоне...
— Кровь льется сейчас,— непреклонно перебил Волков.— И почему-то это кровь народа, а не королевской семьи. Если вы так блюдете обычай...
Ородорн скрестил руки на груди.
— Разные обычаи, разные люди. Не все достойны обряда Упрочения, и герцогов, кроме меня, немало. В конце концов мы не предлагали пройти обряд и тому из вас, кто прибегает, потный, в замок и запрещает охотиться то на голубую лису, то на жемчужную цаплю. Он глуп, а глупость упрочать нельзя.
Ларсен от злости пошел красными пятнами. Черешин почувствовал, что теряет хладнокровие. Отозвать, немедленно отозвать — на Марс, на Землю, смотрителем в Сухумский заповедник! На памяти Виктора впервые инопланетянин открыто назвал землянина глупцом. Кадры для работы на обитаемых планетах отбирались весьма тщательно, как Ларсен прошел через это сито — уму непостижимо. Впрочем, в одном Ородорн ошибся: глупцом Ларсен не был. Он был до глупости, до вредительства предан делу охраны природы. Черешин встречал таких фанатиков: во имя голой идеи они были способны запретить замерзающему срубить дерево для костра, умирающему от голода — застрелить утку. Та же голубая лиса вовсе не входила в перечень редких видов. Волков что-то сказал — Черешин услышал ответ Ородорна:
— Наш спор бесцелен. Сегодня — последний День Кометы. Солнце уже взошло, и обряд Упрочения завершен. Включите чудесный глаз Земли.
Засветился экран визора. Герцог не солгал — резня закончилась. На площади по-прежнему бурлило людское столпотворение, но окровавленный помост исчез. Сквозь толпу осторожно продвигалась пышная кавалькада: над рыцарскими плюмажами торчали копья с разноцветными флажками, пронзительно звенели охотничьи рога. Шлем переднего всадника украшала серебряная корона.
— Король отправляется на большую охоту! — глаза герцога горели, ноздри раздувались.— Во имя постоянства нашей дружбы мой брат приглашает могущественных друзей с Земли разделить с ним этот долг и удовольствие.
— Обряд завершен? — Волков взглянул на хранившего молчание Фернандеса. Тот чуть заметно кивнул,— Что ж... Мы принимаем приглашение короля Ильверда.
— Брат мой король будет счастлив.— Ородорн прижал руку к середине груди.
— Простите,— неожиданно вмешался в переговоры Черешин.— Один вопрос, сеньор герцог.
— Я отвечу, незнакомый могущественный друг.
— Скажите,— Виктор говорил предельно вежливо,— если это не секрет, конечно. Что служит дичью в большой королевской охоте?
— Это не тайна,— любезно ответил Ородорн.— В последний День Кометы король охотится на нгулу,— он похлопал себя по гербу на нагруднике.— На золотого оленя!
— И вы спокойно отправляетесь на эту охоту?
— И мы спокойно отправляемся на эту охоту.— Фернандес, не моргнув, выдержал испытующий взгляд Черешина.
— После всего, что произошло?
— После всего.
— Улыбаться этим... мясникам. Увеселительная прогулка с убийцами...
— Не думайте, что нам легко, Виктор,— устало сказал Волков. «Папа Феликс», облаченный в парадный консульский мундир, сосредоточенно проверял пистолет.— Тем более что на охоте всякое может случиться: Ильверд самолюбив, а мы ему угрожали. А не ехать нельзя. Хотя бы для того, чтобы через двести лет не повторились вновь Дни Кометы. Теперь-то, по крайней мере, мы знаем, что это такое. Теперь мы видим корни зла.
— Все равно не понимаю.
— А не понимаете,— вспылил Фернандес—так не лезьте не в свое дело! Предоставьте решать специалистам. Прогулка с мясниками ему не нравится! А вы что предлагаете — пройтись по замку лучеметом? Или отправить все Королевство на переделку психики? Я же не вмешиваюсь в прерогативы Службы охраны, так не вмешивайтесь и вы в наши.
— Вмешиваетесь,— упрямо сказал Виктор.— Именно как инспектор Службы я и не могу допустить истребления нгулу.
Волков страдальчески сморщился, покрутил головой.
— Послушайте, Черешин,— Фернандес презрительно оттопырил губу,— еще час назад здесь людей убивали. Людей! Так неужели вы всерьез полагаете, что мы пойдем на конфликт из-за оленя?