В воздух мы взмыли одновременно. Но если низарит только готовился нанести смертельный удар сверху и отвёл тальвар чуть в сторону, не ожидая, что у меня тоже есть морион, то я целенаправленно вогнал кортик в ямку под кадыком. Клинок с шипением пронзил горло, жало вынырнуло наружу, и я тут же легко взрезал шею, давая своему оружию напиться вражеской крови.
Низарит с тяжёлым грохотом упал на пол, а из широкой раны вытекло совсем немного, словно мой клинок в самом деле осушил халь-фаюмца. Рич к тому времени бросился в другую часть разгромленного дома, где Муравей, Жало, Щербатый и Жадюга прижали последнего наёмника в угол.
А вот этот низарит как раз своим телосложением больше подходил на роль опасного, всюду проникающего тихого убийцы. На вид ему было лет тридцать или чуть больше, толстая, замысловато заплетённая косица спускается на спину. Одет в серые широкие штаны и такую же рубаху, левый рукав которой уже напитался кровью. Вряд ли это рана от палашей, скорее, посекло осколками бомбы.
С непроницаемым лицом последний живой враг слегка согнул ноги в коленях и положил клинок на левое предплечье, ожидая следующего выпада моих штурмовиков. Я демонстративно вытащил пистолет и взвёл курки, после чего направил его в сторону врага.
— Ты же понимаешь, что живым отсюда не уйдёшь? — спросил я на диалекте пустынников, чего низарит не ожидал вовсе. Его непроницаемая маска дала трещину. — Предлагаю хороший размен. Ты рассказываешь, как вас нанимал граф Абра для убийства виконта Агосто, а я дарю тебе жизнь.
— Я её все равно потеряю, не от твоего пистолета, так от клинка братьев, — глухо пробормотал низарит. — Федаины не имеют дел с трупами.
— Ну, это ты зря, — я дал знак Ричу, чтобы тот прибрался в доме и организовал охрану на улице. Гусь с Босым маячат возле окна, ожидая моего приказа, остальные замерли, направив палаши на раненого низарита. — Я ведь до сих пор живой, а ведь три раза сталкивался с твоими братьями. И умирать не собираюсь ещё долго.
— И что ты можешь мне предложить? — ухмыльнулся федаин, незаметно переступая с ноги на ногу, как будто готовясь к решающему броску. Для него сейчас существовала только одна цель — я. И он готов умереть, забрав меня с собой в могилу. Передо мной маячит Щербатый, наклонившись вперёд как злобная гончая, желающая добраться до глотки загнанного зверя. При таком раскладе наёмник до меня не доберётся. Сначала ему придётся убить штурмовика, а второго шанса уже не будет. И он это понимает.
— Я стреляю отменно, — предупреждаю его на всякий случай. — Не искушай судьбу. А предложить я могу тебе самое ценное, воин: жизнь, наполненную страданиями, подвигами и победами. Всё, как вы любите в своём Ордене.
— Сладко поёшь.
— Как твоё имя, воин?
— Наби-Син.
Хороший знак. Халь-фаюмец начал оценивать свои шансы.
— Если ты примешь моё предложение, я возьму тебя под защиту. Ты станешь моим штурмовиком, обучишь молодых воинскому искусству.
— Меня всё равно найдут и убьют за предательство, — мне удалось поколебать уверенность Наби-Сина, потому что началась стадия принятия. — Моё имя проклянут и предадут забвению.
— Ты никого не предавал.
— Нарушение клятвы — уже предательство, — низарит всё так же держал стойку, выгадывая момент для броска.
— Если только кто-то не заберёт эту клятву, — я ухмыльнулся, видя расширившиеся от удивления глаза.
— Ты хочешь сразиться со мной?
— Именно. Если мой клинок попробует твоей плоти, ты станешь служить мне до самой смерти…
— Зачем тебе это, командор? — не выдержал Рич. Он догадался, к чему я клоню. — Навалимся на него, свяжем и доставим к герцогу. Пусть Хуггорт сам решает, что делать с убийцей.
— Дайте нам побольше места, — я махнул переливающимся перламутром кортиком и покачал кончиком, призывая Наби-Сина выйти на середину комнаты.
Да, это была авантюра чистейшей воды. На таком маленьком пространстве против низарита, обученного драться даже на узеньком мостике, перекинутом через ущелье, у меня не было шансов. Но я точно знал, что Наби-Син и рта не раскроет перед герцогом. Он лучше умрёт, но Абру не сдаст. А подчинив его себе кровавой клятвой, был шанс потопить графа и спасти виконта Агосто.
Штурмовики разошлись по сторонам, а Тюлень, ворвавшийся в дом, когда уже всё было кончено, демонстративно достал пистолет и направил его на ночного убийцу. Наби-Син оскалился, показывая крепкие зубы с налётом желтизны. Ага, куфесаби увлекается!
— Ты смелый, кондотьер, но сегодня умрёшь, — буднично произнёс он очевидную банальность.
— Бейся, — я чувствовал его неуверенность, и только выставив кортик на уровне глаз, увидел, что клинок стал раскаляться от кончика до гарды, постепенно наливаясь ярким чистейшим белым цветом.
И Наби-Син сделал неуловимое движение руками, перенося оружие из статического положения в плоскость, чтобы вскрыть мне грудную клетку горизонтальным ударом справа налево. Всего один удар, который отразить мог такой же низарит, обученный подобным фокусам. Дело в том, что положение клинка мгновенно менялось, когда противник выставлял оружие для блокировки, и удар уже шёл сверху. Именно в этот момент я и отмахнулся кортиком, разрубив тальвар пополам. А вторым движением вспорол косым ударом рубашку, оставив на груди Наби-Сина глубокий разрез, из которого полилась кровь.
Низарит впал в глубочайшее раздумье, глядя на обломки своего меча, а потом медленно встал на колени, размазал кровь по ладонями и протянул их мне. Я приложил кортик плашмя к его груди, ощущая дикую вибрацию клинка. Он самым настоящим образом выпил кровь, оставив свежий шрам как напоминание о клятве. Которую я не знал как принимать. Чтобы у пленника не появилось сомнение, а правильно ли он поступает, я решительно ударил плоскостью кортика по его правому, а затем и левому плечу.
— Отныне ты мой слуга и воин, — торжественно произнёс я в повисшей тишине. — Прежние клятвы переходят ко мне, и любая твоя беда станет моей бедой, как и моя — твоей.
— Мидкалу. Макалор. Мансум, — пробормотал непонятную для меня мантру низарит и поднял голову, размазывая кровь по лицу. — Да будет так, мой господин.
Из всех штурмовиков, потрясённых этой сценой, только Рич глядел скептически. И когда Наби-Син поднялся с колен, сказал:
— Командор, надо бы его связать покрепче. Клятва клятвой, но от фанатиков можно ожидать чего угодно.
— Я не фанатик, — гортанно произнёс низарит. — Я воин.
— Какой же ты воин, если режешь в ночи тех, на кого укажет заказчик? — фыркнул пластун, поигрывая метательным ножом, который при случае готовился метнуть в пленника. — Вот эти парни — воины, они честно сражаются с врагом лицом к лицу. Так что я буду за тобой присматривать.
Наби-Син благоразумно промолчал, и это было правильно. Иначе бы слово за слово — и вся игра, затеянная мною была бы погублена. Показал жестом Ричу, чтобы тот прекратил провоцировать низарита.
— Надо уходить, — сказал я. — Муравей, Щербатый! Свяжите руки Наби-Сина и обыщите его очень тщательно. Все складки одежды, обувь. Каждый предмет должен быть извлечён.
— А что за предметы? — поинтересовался Щербатый, полосуя ножом застиранную холстину, которую содрал с окошка. Полученными лоскутами он крепко стянул запястья низарита, а Муравей начал споро его охлопывать с ног до головы.
— Любые, — раздражённо ответил я. — Очистите его карманы полностью!
Нужно было торопиться. Едкий дым из прихожей уже затянуло в дом, и многие стали покашливать. Не разбей ранее Гусь окно, дышать было бы и вовсе невозможно. Тюлень, оказывается, умудрился потушить горящую стену, чтобы разгорающийся пожар не привлёк внимание местных жителей и не устроил переполох в слободке.
— Убитых оставим здесь, дом сожжём, — распорядился я. — Рич, возьми с собой Гуся, Щербатого, Жадюгу и веди Наби-Сина к карете. Не забудь вложить ему в рот какую-нибудь деревяшку и крепко примотать, чтобы не выплюнул.
— Господин мне не доверяет? — лицо низарита осталось непроницаемым.
— А зачем деревяшка? — удивлённо спросил пластун, замерев на месте.
— Чтобы он не перегрыз зубами свои вены, — пояснил я. — Извини, Наби-Син, так нужно. Когда ты расскажешь о преступлении графа Абры, только тогда я могу быть спокойным.
Рич с парнями увели низарита с собой, а я с оставшимися штурмовиками забрал трофеи: три меча и столько же морионов пополнили наш арсенал. Особенно я радовался чёрному хрусталю, которого у нас становилось всё больше и больше. Когда Наби-Син докажет свою преданность, можно будет выяснить у него, где добывают морион. И вообще, на этого наёмника у меня большие планы. Самое главное, что я понял, глядя в его глаза — он не был фанатиком Ордена. Настоящих бойцов всегда видно по характеру, темпераменту и ещё многим незначительным деталям. А Наби-Син оказался именно таким человеком. Ладно, морализировать на тему добра и зла будем потом, а сейчас нужно торопиться.
Через полчаса мы растворились в темноте и глухой тишине затаившейся слободки, которая, конечно же, не спала и слышала, что где-то рядом происходят нехорошие вещи. Мы уходили к оставленным в подлеске лошадям и карете, а за нашими спинами разгорался огонь, пожиравший следы ночного боя. Когда он всполошит жителей города, наш отряд будет в поместье Агосто готовиться к отъезду в Скайдру.
Оставалось только посвятить в свои планы молодого виконта и забрать его с собой в Скайдру. Когда он рядом — мне спокойнее.
Едкий дым, забивший горло, помог Дор Хадану вынырнуть из небытия, в которое его обратила яркая вспышка и взрыв, после которого грудь и лицо обожгло болью. Открыв глаза, он увидел, что так и лежит на полу в коридорчике, а из двери вырываются языки пламени и стелется вонючий дым. Снова запершило, подкатившая тошнота заставила федаина извергнуть из желудка горькую слизь. Встав на колени, он покачал головой, приходя в себя. Правый бок нестерпимо жгло. Дор Хадан приложил к нему ладонь и почувствовал, как она стала мокрой и липкой. Это была кровь. Видимо, его пытались уже раненого добить, но клинок врага удачно прошёл мимо жизненных органов. Ничего, главное — жив. Низариты и не с такими ранами добирались до своих тайных лагерей. И он доберётся, расскажет всё амалю.