Вместо ответа Джейн отвернула край холста. Я услышала шумный вздох королевы, потом увидела, как зарумянились ее бледные щеки.
— Боже мой, Джейн, ну и мужчина! — прошептала она и по-девчоночьи захихикала.
Джейн Дормер так и покатилась со смеху. Она развернула весь холст, после чего отошла в угол, любуясь портретом.
Принц Филипп и впрямь выглядел обаятельным мужчиной. К тому же он был едва ли не на пятнадцать лет моложе королевы. У него была темная бородка клинышком, темные улыбающиеся глаза, полные чувственные губы. Принц отличался правильным телосложением, широкими плечами и стройными ногами. Художник изобразил его в темно-красном камзоле, с темно-красным беретом на голове, откуда щегольски выбивалась прядка вьющихся темно-каштановых волос. Такой мужчина был способен нашептывать женщине о своих любовных желаниях до тех пор, пока та не разомлеет и не станет податливой. Чем-то он был похож на богатого повесу, если бы не волевые складки вокруг рта и поворот плеч, свидетельствующие о том, что он способен честно вести дела.
— Как он вам, ваше величество? — спросила Джейн.
Королева молчала. Я бросила взгляд на портрет, затем на Марию. Она буквально пожирала портрет глазами. Где-то я уже видела такое выражение лица. Ответ пришел мгновенно: у себя. Я выглядела точно так же, когда думала о Роберте Дадли. Такие же распахнутые глаза, та же дремлющая улыбка.
— Он очень… приятный, — сказала королева.
Джейн Дормер встретилась со мной глазами и улыбнулась.
Я хотела ответить ей улыбкой, но неожиданно моя голова наполнилась звоном множества маленьких колокольчиков.
— Какие у него темные глаза, — заметила Джейн.
— Да, — почти шепотом согласилась королева.
— Смотрите, он носит высокий воротник. Должно быть, сейчас в Испании это модно. Он принесет с собой новейшую моду.
Звон у меня в голове становился все сильнее. Я прижала руки к ушам, однако звон не уменьшился. Ведь он был не снаружи, а внутри. Уже не звон, а настоящий гром.
— Да, — снова сказала королева.
— А посмотрите, у него золотой крест на цепочке, — ворковала Джейн. — Слава Богу, он — истинный католик. У Англии снова будет христианский принц.
Я едва стояла на ногах. Казалось, моя голова сама теперь превратилась в язык колокола и билась о его тяжелый купол. Я извивалась всем телом, пытаясь освободиться от этого нестерпимого звона. Потом меня прорвало, и я выкрикнула:
— Ваше величество! Он разобьет вам сердце!
Звон мгновенно стих, и на меня навалилась пронзительная тишина, что было немногим лучше неистовства звуков. Я увидела, что королева и Джейн Дормер обе смотрят на меня. Тогда я сообразила: этого нельзя было говорить вслух. Как настоящая блаженная, я встряла невпопад.
— Что ты сказала? — сердито спросила Джейн Дормер, заставляя меня повторить те слова и испортить радостную атмосферу недавних минут, когда они с королевой разглядывали портрет Филиппа Испанского.
— Я сказала: «Ваше величество, он разобьет вам сердце…» Но я не знаю, почему я так сказала.
— Если не знаешь причины, лучше бы промолчала! — накинулась на меня Джейн.
Ее верность королеве напоминала мне кудахчущую наседку, готовую каждое мгновение оберегать своего цыпленка.
— Я не понимаю, как у меня это вырвалось, — промямлила я.
— Невелика мудрость: сказать женщине, что мужчина разобьет ей сердце, и не назвать причину.
— Вы правы, леди Джейн. Я очень виновата. Простите.
— Ваше величество, не слушайте ее, — снова закудахтала Джейн Дормер. — Дурочка есть дурочка.
Лицо королевы, еще недавно такое радостное и живое, сделалось угрюмым.
— Ступайте обе, — сухо сказала она.
Она сгорбилась и отвернулась к окну. Я часто видела этот ее жест, говоривший об упрямстве. Мария уже сделала свой выбор, и никакие мудрые слова не заставят ее передумать. Тем более слова шутихи, пусть даже и наделенной даром ясновидения.
— Можете идти, — повторила королева.
Джейн Дормер хотела была закрыть портрет холстом.
— Не трогай, — остановила ее королева. — Возможно, я… еще посмотрю.
Браку королевы предшествовали долгие переговоры между английской и испанской сторонами. Совет при королеве ужасала сама мысль об испанце на английском троне, а испанцам не терпелось добавить к своей разрастающейся империи еще одно королевство. Отпросившись навестить отца, я пошла разыскивать дом другого отца — отца Джона Ди. Дом его оказался совсем небольшим, стоящим вблизи Темзы. Я постучалась в дверь. Ответа не было. На мой повторный стук раскрылось окошко второго этажа.
— Кто там?
Кажется, это был голос Джона Ди.
— Я ищу Роланда Ди.
Навес над входной дверью скрывал меня от глаз мистера Ди, и он слышал только мой голос, который наверняка успел забыть.
— Его здесь нет, — ответил мне Джон Ди.
— Мистер Ди, это я — шутиха Ханна, — крикнула я. — На самом деле я ищу вас.
— Тише! — сказал он и захлопнул окошко.
Послышался скрип лестницы, потом лязг отпираемого засова. Дверь слегка приоткрылась. В передней было темно.
— Входи поскорее, — шепнул мне Джон Ди.
Я протиснулась сквозь щелку, и он сразу же захлопнул дверь и задвинул засов. Мы стояли лицом к лицу в сумраке передней. Я уже хотела заговорить, но мистер Ди предостерегающе схватил меня за руку. Я застыла, ощутив знакомое чувство непонятного страха. Казалось бы, чего нам бояться? Снаружи доносились обычные звуки лондонской улицы. Шли люди, уличные торговцы громко расхваливали свой товар. На пристани разгружали лодки.
— За тобой никто не следил? — по-прежнему шепотом спросил Джон Ди. — Ты кому-нибудь говорила, что идешь меня искать?
У меня заколотилось сердце. Рука сама собой потянулась к щеке — отирать несуществующую сажу.
— Нет, мистер Ди. Сомневаюсь, чтобы кто-то обратил на меня внимание.
Джон Ди кивнул, затем молча повернулся и стал подниматься по лестнице. Помявшись немного, я двинулась следом. По правде говоря, меня подмывало выскользнуть из этого странного дома через заднюю дверь, побежать к своему отцу и забыть о существовании мистера Ди.
Из раскрытой двери второго этажа лился дневной свет. Джон Ди кивком позвал меня в комнату. Возле окна стоял его письменный стол с каким-то диковинным медным инструментом. Сбоку находился второй стол — дубовый, с выщербленной столешницей. Тот был загроможден бумагами, линейками, карандашами, перьями и чернильницами. Тут же лежали свитки, покрытые бисерным почерком мистера Ди, где цифры преобладали над буквами. Похоже, здесь мы были в относительной безопасности, и я решилась задать вопрос, давно вертевшийся у меня на языке:
— Что случилось, мистер Ди? Вас ищут? Может, мне лучше уйти?
Он улыбнулся и покачал головой.
— Это моя излишняя осторожность, — признался он. — Моего отца забрали на допрос. Но он известен своими протестантскими воззрениями. Против меня нет никаких обвинений. Просто я сильно удивился, когда ты пришла.
— Вы уверены? — допытывалась я.
Он засмеялся.
— Ханна, ты сейчас похожа на молодую олениху, готовую дать деру. Успокойся. Здесь тебе ничего не угрожает.
Я заставила себя успокоиться и оглядела комнату. Меня очень интересовал неведомый инструмент на письменном столе.
— Как ты думаешь, что это за штука? — спросил мистер Ди.
Я покачала головой. Ничего похожего я еще не видела. Инструмент был медным. В середине, на штыре, покоился медный шарик величиной с голубиное яйцо. Шарик окружало медное кольцо. Дальше шло еще несколько колец с прикрепленными к ним шариками. Похоже, эти кольца тоже могли вращаться. Чем дальше от центра, тем шире было кольцо и меньше шарик на нем.
— Это модель мира, — торжественным шепотом произнес Джон Ди. — Она показывает, как великий «небесный плотник» создал мир и привел его в движение. Здесь скрыт секрет работы Божественного разума.
Мистер Ди наклонился и слегка тронул первое кольцо. Словно по волшебству, все кольца пришли в движение. Каждое двигалось со своей скоростью. Прикрепленные к ним шарики на них то расходились, то догоняли друг друга. Только маленькое золотистое яйцо в центре оставалось неподвижным. Все вращалось вокруг него.
— А где же наш мир? — спросила я.
— Вот он, — с улыбкой ответил Джон Ди, показав на неподвижное золотистое яйцо.
Затем его палец указал на второе кольцо, чей шарик двигался медленно.
— Вот Луна. А это, — он указал на третье кольцо, — наше Солнце. Дальше располагаются планеты.
Его палец замер над внешним кольцом. В отличие от других, оно было серебряным. Это оно от легкого прикосновения начало двигаться само и привело в движение остальные кольца.
— Смотри, Ханна. Это — primum mobile.[4] Это кольцо символизирует прикосновение Бога, заставившее двигаться все, из чего состоит наш мир. Это Слово. Это проявление Божьего повеления: «Да будет свет».
— Свет, — повторила я.
— Какие прекрасные слова — «Да будет свет». Если бы я узнал, что заставляет мир двигаться, я бы узнал тайну небесного движения, — сказал мистер Ди. — В этой модели я могу играть роль Бога. Я знаю, как устроена эта вещица. Но мне неведомы небесные силы, заставляющие планеты двигаться по своим кругам. Я не первый год бьюсь над вопросом: что, какая сила заставляет Солнце вращаться вокруг нашей Земли?
Он молчал, будто ждал моего ответа. Но что могла сказать я, четырнадцатилетняя девочка, если лучшие умы не могли ответить на этот вопрос? Я покачала головой, завороженная блеском колец и шариков.
Мистер Ди осторожно тронул серебряное кольцо, остановив его, и все кольца тоже послушно остановились.
— Эту забавную штучку изготовил для меня мой друг Герард Меркатор, когда мы с ним оба были студентами. Когда-нибудь он станет великим создателем карт. Я в этом не сомневаюсь. А я… я пойду своим путем. Куда бы этот путь меня ни завел. Мой ум должен быть ясен и свободен от честолюбия, а сам я должен жить в свободной стране, где нет гонений на знания. Я должен идти ясным путем.