При упоминании его имени бледные щеки королевы порозовели.
— Тише! — шикнула она на меня, но улыбнулась. — Сомневаюсь, что принц будет много времени проводить в Англии. У него есть дела в других королевствах. Представляешь, какую громадную империю унаследует Филипп? Самую крупную в мире.
— Да, — сказала я, думая о кострах аутодафе. — Я знаю, насколько могущественна Испанская империя.
— Еще бы тебе не знать! — подхватила королева. — Надо убрать мой акцент. Давай постоянно говорить по-испански. Сейчас и начнем.
Джейн Дормер оторвалась от шитья и засмеялась.
— Вскоре мы все должны будем говорить по-испански.
— Принц никого насильно не заставит говорить на этом языке, — поспешно сказала Мария, всегда помня о возможных шпионах и шпионках в своем окружении. — Филипп желает англичанам только того, что им во благо.
— Конечно, — согласилась Джейн, не желая затевать спор. — Я всего лишь пошутила, ваше величество.
Королева кивнула, но лицо ее осталось хмурым.
— Я написала принцессе Елизавете и велела ей вернуться ко двору. Она обязательно должна быть на рождественских торжествах. Напрасно я вообще разрешила ей уехать.
— Едва ли ее возвращение добавит нам веселья, — резонно заметила Джейн.
— Мне не нужно от нее веселья, — поджала губы королева. — Когда я знаю, где она, мне гораздо спокойнее.
— Не стоит заставлять ее ехать. Она слишком больна для путешествий, — неуверенно сказала Джейн Дормер.
— Если она действительно больна. Но если она больна, что же заставляет принцессу вынашивать замыслы покинуть Эшридж и отправиться в Доннигтонский замок? Почему же несчастная больная не едет сюда, где к ее услугам лучшие врачи и надлежащий уход? Доннигтон — не просто замок. Он способен выдержать длительную осаду.
Стало тихо. Даже лютнистка перестала извлекать из лютни траурные звуки.
— Не беспокойтесь, ваше величество. При принце Филиппе в стране восстановится порядок, — сказала дипломатичная Джейн Дормер. — Тогда мы забудем о нынешних тревогах.
И тут вдруг раздался резкий стук стражника, после чего двойные двери распахнулись. Стук в дверь всегда меня настораживал. Я вскочила, чувствуя, как заколотилось сердце. На пороге стоял гонец, сопровождаемый главным советником и Томасом Говардом, герцогом Норфолкским. О герцоге я знала лишь, что он был умелым полководцем и отличился в нескольких сражениях. Лица у гонца и его сопровождающих были весьма мрачные.
Я инстинктивно спряталась за спину королевы. Мне показалось, что эти люди пришли за мной. Должно быть, они прознали, кто я на самом деле, и теперь явились с ордером на арест еврейки-еретички.
Потом я увидела, что меня они вообще не замечают. Все трое глядели на королеву. Глаза у них были холодные, а губы — плотно сжатыми.
— Нет, — прошептала я.
Должно быть, Мария решила, что приход этих людей означает конец ее правления. Она медленно встала и поочередно оглядела каждое из трех суровых лиц. Королева знала, что герцог в любое время способен переметнуться на сторону протестантов. Должно быть, за ее спиной, как на дрожжах, поднялся заговор государственного совета. Если они однажды составили заговор против Джейн Грей, ничто не мешало им составить и второй заговор. Однако на лице Марии не было ни страха, ни даже испуга. Она смотрела на них с таким спокойствием, словно эти люди пришли звать ее на обед. В такие минуты я просто восхищалась ею и искренно любила ее за поистине королевскую смелость и решимость никогда не выказывать своего страха.
— Чем я обязана вашему посещению? — с придворной любезностью спросила королева.
Тем временем все трое прошли на середину комнаты. Лица их не утратили прежней суровости.
— Если у вас такие серьезные лица, вы явно принесли мне хорошие новости, — сказала королева, пытаясь шутить.
Представляю, каких усилий стоило ей это спокойствие!
— Увы, ваше величество, новости у нас очень даже плохие, — сказал епископ Гардинер. — Мятежники отважились выступить против вас. Мой юный друг Эдуард Куртнэ имел мужество во всем мне признаться и уповать на ваше милосердие.
Судя по блеску глаз Марии, она лихорадочно обдумывала возможные размеры мятежа и главных заговорщиков. Однако ее лицо продолжало улыбаться.
— И что же Эдуард вам поведал?
— Заговорщики замышляют поход на Лондон, чтобы отправить вас в Тауэр, а на трон возвести принцессу Елизавету. Некоторые имена нам известны. Это сэр Уильям Пикеринг, сэр Питер Кэрью в Девоне, сэр Томас Уайетт в Кенте и еще сэр Джеймс Крофтс.
Игра в невозмутимость закончилась. По лицу Марии было видно, что такого удара она не ожидала.
— Питер Кэрью? Осенью он пришел мне на подмогу. Он убеждал жителей Девона поддержать меня. Неужели теперь он на стороне мятежников?
— Да.
— И сэр Джеймс Крофтс, мой добрый друг?
— Да, ваше величество.
Я по-прежнему пряталась у королевы за спиной. Почти все имена были мне знакомы. Их назвал мне в Тауэре сэр Роберт, попросив передать его слова Джону Ди. Эти люди должны были осуществить алхимическую свадьбу: превратить серебро в прах и заменить его золотом. Теперь я поняла смысл тех слов. Под серебром он подразумевал Марию, а под золотом — Елизавету. Я вдруг подумала, что вновь предала королеву. Я получала от нее жалованье, но косвенно помогала ее врагам. Возможно, если бы Ди не услышал от меня этих имен, не было бы никакого заговора. А что, если докопаются, кто явился пособником мятежников? Точнее, пособницей?
Королева глубоко вздохнула, восстанавливая спокойствие.
— Ты назвал мне все имена? — спросила она епископа Гардинера.
Епископ взглянул на меня. Я съежилась под его взглядом, но его взгляд скользнул дальше. Ему было не до меня. Он готовился сообщить королеве самую скверную новость.
— Герцог Саффолкский покинул свой дом в Шине, и никто не знает, куда он отправился.
Услышав эти слова, Джейн Дормер замерла, будто ее превратили в соляной столб. Исчезновение герцога Саффолкского означало только одно: он поднимал на мятеж сотни тех, кто так или иначе от него зависел, чтобы восстановить на престоле свою дочь Джейн. Итак, королева столкнулась не с одним, а с двумя мятежами. Одна партия желала видеть на троне Елизавету, другая была готова вернуть туда шестнадцатилетнюю Джейн. Какая же часть страны оставалась верной королеве Марии? Вся ее недавняя решимость остаться в Уайтхолле до Пасхи казалась теперь невыполнимой мечтой.
— А что принцесса Елизавета? Она об этом знает? Она все еще в Эшридже?
— Куртнэ утверждает, что они вот-вот собирались пожениться, отобрать у вас трон и править совместно. Слава Богу, у этого юнца хватило ума своевременно одуматься и покаяться. Естественно, принцесса обо всем знает и ждет в полной готовности. Французский король обещал поддержать ее притязания на трон и отправить сюда свою армию. Возможно, сейчас она возглавляет отряды мятежников.
От этих слов королева стала мертвенно-бледной.
— Ты уверен в том, что говоришь? Моя сестра движется вместе с мятежниками, чтобы казнить меня?
— Да, — сухо подтвердил герцог. — Она по уши завязла в этом заговоре.
— Слава Богу, Куртнэ своевременно рассказал нам об этом, — перебил его епископ. — У нас хватит времени отвезти вас в безопасное место.
— Жаль, что у Куртнэ не хватило сообразительности вообще не марать себя участием в заговоре, — резко ответила королева. — Твой юный друг не просто глупец, а слабый духом, вероломный глупец. Хватит о нем! Что вы оба мне предлагаете?
Герцог выступил вперед.
— Ваше величество, вам нужно незамедлительно отправляться во Фрамлингхэм. На берегу вас будет ждать военный корабль, который увезет вас из Англии в Испанию. Битву против двух партий мятежников вам не выиграть. В Испании вы соберетесь с силами, обдумаете свою стратегию. Возможно, что и принц Филипп…
Королева вцепилась руками в спинку стула.
— Каких-то полгода назад я ехала из Фрамлингхэма в Лондон, — сказала она. — И тогда народ хотел видеть меня своей королевой.
— Вы были для них более предпочтительным выбором, нежели власть герцога Нортумберлендского и его послушной марионетки Джейн Грей, — без всякой придворной учтивости напомнил Томас Говард. — Но я бы не сказал, что народ предпочитал вас Елизавете. Как мы видим, англичане хотят сохранить протестантизм и видеть на троне протестантскую королеву. Очень многие готовы за это умереть. Они не потерпят, чтобы Англией правил принц Филипп Испанский.
— Из Лондона я никуда не уеду, — заявила королева. — Я всю жизнь ждала, когда займу трон, принадлежащий мне по праву престолонаследия. Это трон моей матери. И я не сойду с него.
— У вас нет выбора, — предостерег ее герцог. — Через несколько дней мятежники уже будут у городских ворот.
— Я дождусь этого момента.
— Ваше величество, — обратился к ней епископ Гардинер, — тогда хотя бы переместитесь в Виндзор…
Глаза Марии вспыхнули.
— Ни в Виндзор, ни в Тауэр, ни куда-нибудь еще! Я останусь здесь, и только здесь! Я — английская королева. Я останусь в своем дворце. Пусть они мне в лицо скажут, что не желают видеть меня на английском троне. И не говорите мне больше об отступлении, досточтимые лорды. Мне некуда отступать.
— Как вам будет угодно, — пошел на попятную епископ. — Но времена сейчас тревожные, и вы рискуете жизнью.
— Времена, может быть, и тревожные, только я не позволю себе поддаваться панике, — сказала королева.
— Вы играете в опасную игру, ставя на кон свою жизнь и английский трон, — почти закричал герцог.
— Знаю!
Герцог шумно глотнул воздуха.
— Согласны ли вы на то, чтобы я собрал королевскую гвардию и отряды обученных людей и двинул их против Уайетта в Кенте? — спросил он.
— Да. Но никаких осад городов и уничтожения деревень, — потребовала Мария.
— Это невозможно! — возразил герцог. — Невозможно сражаться и еще следить за тем, чтобы не помять траву на поле битвы.
— Считай это моими приказами, — ледяным тоном произнесла королева. — Я не хочу, чтобы в Англии вспыхнула гражданская война. Не хочу, чтобы пострадали поля, особенно в нынешние голодные времена. Мятежников раздавить, как блох. Но чтобы не гибли те, кто далек от их гнусных замыслов. Каждая смерть невинного горожанина или крестьянина будет на твоей совести.