— Верьте мне, — сказала я ей перед уходом.
Елизавета сжала мои руки.
— Поклянись, что не солжешь мне, — умоляла она. — Я должна знать, когда. Вдруг сегодня? Я должна подготовиться, а пока я совсем не готова.
Она закусила и без того искусанную губу.
— Ханна, мне всего двадцать. Я не готова умереть завтра.
Я лишь кивнула и понеслась вниз. Лужайка была пуста; на зеленой траве я не увидела напиленных досок, ожидавших плотника. Значит, сегодня принцессу точно не казнят. Я прошла к каналу и заговорила с одним из слуг приезжего сквайра. То, что я от него узнала, заставило меня опрометью понестись к принцессе.
— Вы спасены! — почти крикнула я, вбежав в ее убогую комнату.
Услышав мои слова, Кэт Эшли закатила глаза и перекрестилась. Страх пробудил в ней старую привычку.
Елизавета стояла на коленях возле окна и смотрела на кружащих в небе чаек.
— Что? — тихо спросила она, поворачивая ко мне свое бледное лицо с покрасневшими веками.
— Вас освобождают под надзор сэра Генри Бедингфилда, — сказала я. — Вы отправитесь вместе с ним в Вудстокский дворец.
Лицо принцессы не озарилось радостью. Я не увидела даже проблеска надежды.
— И что это значит? — равнодушно спросила она, будто речь шла о ком-то другом.
— Домашний арест.
— Выходит, с меня не сняли все обвинения? Меня не возвращают ко двору?
— Главное, что вас не будут судить и не казнят, — подчеркнула я. — И вы покинете Тауэр. А другие узники останутся здесь, и их положение куда хуже вашего.
— Чему ты радуешься? — устало спросила Елизавета. — Меня погребут в этом Вудстоке. Это просто уловка моей сестры. Нужно увезти меня подальше от Лондона, чтобы обо мне забыли. А потом — отравить и похоронить в той глуши.
— Если бы королева хотела вашей смерти, вас давным-давно казнили бы, — сказала я. — Вы получаете свободу… пусть частичную свободу, но она лучше этой комнатенки. Я бежала сюда со всех ног. Думала вы обрадуетесь.
Лицо Елизаветы оставалось все таким же погасшим.
— Хочешь знать, что сделала моя мать с матерью Марии? — вдруг шепотом спросила она. — Она отправила Екатерину в провинцию. Сначала — в достаточно приличный дом. Потом — в другой, в третий. Каждый новый дом был меньше, а условия в нем — хуже. Кончилось тем, что эта несчастная женщина оказалась в сырой, разваливающейся лачуге. Екатерина была больна, но к ней не допускали врачей. У нее не хватало денег на хлеб. Она умоляла разрешить ей повидаться с дочерью и на все получала отказы. Королева Екатерина умерла в нищете и страданиях. Тем временем ее дочь находилась у меня в няньках. Дочь хорошо запомнила, как обошлись с ее матерью. Теперь ту же участь предстоит испытать и мне. Неужели ты не понимаешь, что это месть Марии? И с какой точностью все рассчитано!
— Вам всего двадцать, — напомнила я ей ее же слова. — Всякое может случиться.
— Ты же знаешь: я без конца болею. Я перестала спать. Я и так всю жизнь хожу по лезвию кинжала. Мне было всего два года, когда казнили мою мать, а меня объявили незаконнорожденной дочерью. Я не переживу прозябание в глуши. Там меня очень легко отравить. Там легко подослать ко мне убийцу, которого никогда не найдут. Да я умру просто от одиночества и страха.
— Ваше высочество, еще вчера вы радовались каждому дню, который у вас есть. Помнится, вы говорили, что готовы биться за каждый час, за каждую минуту своей жизни. Неужели лучше, если бы сейчас на лужайке вам сколачивали эшафот?
— А неужели ты не понимаешь, что меня в норфолкской глуши ждет тайная и постыдная смерть? — с раздражением спросила Елизавета.
Она подошла к кровати, встала на колени и спрятала лицо в вышитом покрывале.
— Если бы меня казнили здесь, я бы стала принцессой-мученицей. Меня бы помнили, как помнят мою мать и тетку. Но у советников королевы не хватило смелости отправить меня на эшафот. Им хочется умертвить меня тайно.
Я не могла покинуть Тауэр, не попытавшись увидеться с сэром Робертом. Его содержали в той же комнате с фамильным гербом Дадли, вырезанном его отцом и братьями. Я представляла, до чего тягостно ему смотреть на эту проклятую лужайку, зная, что она может стать местом и его казни.
Стражу у входа и возле его комнаты удвоили. Меня тщательно обыскали. На этот раз мне не позволили говорить с сэром Робертом наедине. Мое нахождение при Елизавете стало пятном на моей репутации.
Когда мне открыли дверь его комнаты, сэр Роберт сидел за столом. В окно струился свет жаркого предвечернего солнца. Сэр Роберт читал небольшую книжку, слегка наклонив ее к свету. Он сразу же повернулся на звук открываемой двери. Увидев меня, он улыбнулся улыбкой безмерно усталого человека. Я вошла и сразу заметила перемены в его облике. От неподвижной жизни сэр Роберт несколько прибавил в весе. От усталости и скуки его лицо сделалось одутловатым. Кожа стала еще бледнее. Однако глаза не потеряли прежнего блеска. Через мгновение усталая улыбка сменилась знакомой мне лукавой улыбкой.
— Неужели мисс Мальчик? — удивился он. — Дитя моя, я для твоего же блага велел тебе больше не приходить сюда. Зачем ты меня ослушалась?
— Я тогда ушла и не думала, что появлюсь здесь снова. Но королева приказала мне быть компаньонкой принцессы Елизаветы. Все это время я находилась в Тауэре, совсем рядом с вами. Но мне не разрешали вас навестить.
В темных глазах сэра Роберта вспыхнули живые искорки.
— Как она? — спросил он, стараясь не выдать своего интереса.
— Принцесса очень болела. Из-за тревоги за свою жизнь почти не спит по ночам. Я пришла проститься. Завтра мы уезжаем. Принцессу освобождают, и она будет содержаться под домашним арестом и присмотром сэра Генри Бедингфилда. Мы поедем в Вудстокский дворец.
Сэр Роберт встал со стула, подошел к окну, остановился, щурясь от бьющего в лицо солнца. Только я понимала, как сейчас бьется его сердце. Я принесла ему не только весть об освобождении принцессы. Я принесла ему надежду.
— Освобождена, — прошептал он. — С чего это вдруг в Марии проснулось такое милосердие?
Я пожала плечами. Я понимала, что королева действует непоследовательно, но на нее это было очень похоже.
— Королева даже сейчас продолжает любить Елизавету, — сказала я. — Она по-прежнему считает принцессу своей младшей сестрой. Как видите, она пошла наперекор желанию будущего мужа и не казнила Елизавету.
— Елизавета всегда была удачлива, — сказал сэр Роберт.
— А вы, мой господин? — спросила я, не в силах скрыть любовь, звучавшую в моем голосе.
Он улыбнулся.
— Я не такой везучий. Не мне решать, буду ли я жить или мою голову отделят от тела. Теперь я это понимаю. Но меня все так же занимает мое будущее. Однажды ты мне сказала, что я умру в своей постели. Помнишь?
Я оглянулась на стражника. Тот откровенно зевал.
— Помню. Я помню не только это. Я говорила, что вы будете любимы королевой.
Сэр Роберт попытался засмеяться, но комната в Тауэре была неподходящим местом для веселья.
— Ты до сих пор так считаешь, мисс Мальчик?
— Да. И еще, если помните, я говорила о воспитании принца, который изменит историю мира.
Роберт Дадли нахмурился.
— Ты серьезно? И как это прикажешь понимать?
— Прошу прощения, — вмешался стражник. — Разговоры тайным кодом запрещены.
Явная глупость стражника заставила сэра Роберта поморщиться, но навлекать лишнее подозрение на нас он не хотел.
— Ну, что ж, мне радостно слышать, что я не последую за своим отцом, — сказал он, кивая в сторону лужайки. — А знаешь, мисс Мальчик, я начинаю привыкать к тюремной жизни. У меня есть книги. Ко мне пускают посетителей. Со мной достаточно хорошо обращаются. Я даже привык к тому, что говорить с отцом и старшим братом могу лишь мысленно и что больше никогда их не увижу.
Он протянул руку и коснулся своего фамильного герба на облицовке камина.
— Я сожалею о том пути, который они избрали, но молюсь о покое для их душ.
В дверь тихо постучали.
— Подождите! Дайте нам еще немного поговорить! — крикнула я, думая, что меня торопит стражник за дверью.
Дверь открылась, и в комнату вошел не стражник, а женщина: миловидная шатенка с мягкими карими глазами. Мне очень понравилась шелковистая кожа ее лица. Женщина была богато одета. Я сразу заметила вышивку на ее платье с рукавами из бархата и шелка. В одной руке она небрежно держала шляпу, а в другой — корзинку с листьями свежего салата. Вошедшая мгновенно оглядела меня, заметив мои раскрасневшиеся щеки и глаза, полные слез. Естественно, от нее не укрылась и улыбка сэра Роберта. Женщина прошла к нему. Тогда он встал. Женщина довольно холодно поцеловала его в обе щеки, после чего повернулась ко мне. «А ты кто такая?» — говорил ее взгляд.
Я угадала.
— А это кто? — спросила она. — Кажется, я знаю кто. Ты — шутиха королевы.
Я ответила не сразу. До сих пор я не возражала, когда другие называли меня так. Но в устах этой женщины мое звание прозвучало как что-то презренное. Я ждала, что сэр Роберт сейчас скажет, что я не просто шутиха, а наделена даром ясновидения, что я однажды увидела ангела на Флит-стрит и помогала мистеру Ди заглядывать в будущее. Однако сэр Роберт молчал.
— А вы, должно быть, леди Дадли, — без обиняков выпалила я, как и положено шутихе, которой разрешено не придерживаться манер и не соблюдать этикет.
Она кивнула.
— Можешь идти, — великодушно позволила мне леди Дадли, которой не терпелось остаться вдвоем с мужем.
— Подожди, Эми, — сказал сэр Роберт. — Я еще не закончил разговор с Ханной Грин.
Он усадил жену на свой стул, а меня отвел к другому окну, подальше от ушей жены и стражника.
— Ханна, я не могу снова взять тебя на службу. Я не хочу калечить тебе жизнь, поскольку не знаю, что будет со мною в ближайшее время. Как помнишь, я освободил тебя от твоей клятвы любить меня. Но мне будет радостно, если ты сохранишь память обо мне.
— Я всегда помню о вас, — прошептала я.
— Прошу тебя, разузнай у королевы о моем деле.