— Дверь должна оставаться закрытой, — сказал он Елизавете. — Я не знаю, сколько времени нам понадобится.
— А можно и мне остаться с вами? — спросила она. — Я не пророню ни звука.
Ди покачал головой.
— Нет, принцесса. Вы можете не проронить ни звука, но ваше присутствие все равно будет сказываться. Здесь не должно быть никого, кроме меня, Ханны и ангелов, если они соблаговолят нас посетить.
— Но ведь вы мне все расскажете потом? — с неистовством в голосе спросила Елизавета. — Я хочу знать все, а не только то, что мне, по-вашему, положено знать. Я должна знать все!
Ди лишь кивнул и закрыл дверь. Я почувствовала, что он отгородился от принцессы не только закрытой дверью, но и незримым барьером. Затем мистер Ди выдвинул стул и осторожно усадил меня напротив зеркала. Кроме моего отражения, из зеркала на меня смотрело его лицо.
— Ты согласна добровольно помогать мне? — спросил он.
— Да, мистер Ди.
— Ты, Ханна, наделена великим даром. Я бы, не задумываясь, отдал всю свою ученость, чтобы иметь такой же.
— А я хотела бы найти решение неразрешимой задачи, — призналась я. — Я хочу, чтобы Елизавета получила трон, но чтобы и Мария его не потеряла. Я хочу, чтобы у королевы родился наследник, но чтобы его рождение не лишило бы Елизавету прав на престол. И я всем сердцем желаю, чтобы сэр Роберт вышел на свободу и больше никогда бы не строил заговоров против королевы. А еще я хочу быть здесь и одновременно — со своим отцом.
Джон Ди улыбнулся.
— Мы с тобой — самые никчемные заговорщики, — тихо сказал он. — Мне все равно, какая королева правит, — только бы она не преследовала людей за их веру. Я хочу, чтобы были восстановлены библиотеки и исчезли все запреты на знания. Я хочу, чтобы Англия освоила омывающие ее моря и продолжала освоение других морей и земель, находящихся к западу от нас.
— Но как все это исполнить? — спросила я.
— Прислушаемся к советам ангелов, — без тени улыбки ответил мистер Ди. — Лучших советчиков для нас с тобой нет.
Джон Ди отошел в сторону и стал тихо читать на латыни молитву, прося ангелов помочь нам в этом богоугодном деле.
— Аминь, — искренне произнесла я и стала ждать.
Мне показалось, что ждала я очень долго. В зеркале отражались огоньки свечей. Постепенно темнота вокруг них стала еще темнее, а само пламя посветлело. Потом я стала замечать неоднородность пламени. Оно состояло из нескольких слоев. После светлого слоя шел темный, а черные свечные фитили окружали небольшие туманные пятнышки. Строение пламени настолько поглотило мое внимание, что я совсем забыла о нашем с Ди гадании. Я просто глазела на слегка колеблющиеся огоньки свечей, пока не заснула. Проснулась я от мягкого прикосновения руки Джона Ди к моему плечу.
— Выпей, дитя мое, — заботливо предложил он, протянув мне кружку с теплым элем.
Я привалилась к спинке стула. Эль был очень кстати, поскольку в горле у меня пересохло. На меня навалилась тяжесть. Глаза все время закрывались, будто я заболела.
— Простите, мистер Ди. Я, наверное, заснула.
— И ты ничего не помнишь? — удивленно спросил он.
Я покачала головой.
— Помню, что разглядывала пламя свечей и потом уснула.
— А ты не просто спала. Ты говорила на непонятном мне языке. Думаю, это был ангельский язык. Слава Богу, что ты можешь говорить с ними на их языке. Я постарался все записать как можно подробнее. Потом я попробую во всем разобраться. Кто знает, вдруг это ключ к разговору с Богом?
Он замолчал.
— А что-нибудь понятное вам я говорила? — спросила я, потрясенная его словами.
— Я спрашивал тебя по-английски. Ты отвечала мне на испанском языке… Не волнуйся, Ханна, — успокоил меня мистер Ди, заметив тревогу на моем лице. — Ты не сказала ничего такого, что могло бы тебе повредить. Ты рассказывала мне о королеве с принцессой.
— Что я говорила о них?
Джон Ди медлил с ответом.
— Дитя, если бы ангел, ведущий тебя по жизни, пожелал сделать эти слова известными тебе, ты бы произнесла их в своем обычном, бодрствующем состоянии.
Я кивнула.
— Но ангел этого не пожелал. Стало быть, тебе лучше о них не знать.
— А что я скажу сэру Роберту, когда увижу его? Что я скажу королеве о ее ребенке?
— Можешь сказать сэру Роберту: через два года он будет свободен, — твердо ответил Джон Ди. — В его жизни наступит момент, когда он снова отчается, считая, что для него все потеряно. Но на самом деле это будет предвещать новое начало. Пусть ни в коем случае не отчаивается. Ты можешь обнадежить и королеву. Если бы ребенок появлялся у женщины только потому, что она давно о нем мечтала, потому что она страстно хочет быть матерью и любит своего мужа, королева первой получила бы желанное дитя. И этот ребенок уже живет в ее сердце. А вот живет ли он и в ее чреве — этого я тебе сказать не могу. И чем окончатся ее нынешние роды — тоже.
Я встала.
— Мне пора идти, — сказала я. — Нужно еще вернуть лошадь на конюшню. Но, мистер Ди, вы мне…
— Я не сказал о принцессе Елизавете?
— Да. Что будет с нею? Наследует ли она трон?
Джон Ди улыбнулся.
— А ты помнишь, что ты говорила, когда мы гадали впервые?
Я кивнула.
— Ты тогда сказала: будет ребенок и ребенка не будет. Думаю, это относится к первенцу королевы, которому уже давно надлежало бы появиться на свет, но он не появляется. Еще ты говорила: будет король и не будет короля. Это относилось к Филиппу Испанскому. Мы хоть и называем его королем, но он не является и никогда не станет королем Англии. И наконец, ты говорила о королеве-девственнице, которую все забудут, и о другой королеве, но не девственнице.
— Так это, наверное, я говорила о королеве Джейн. Она была королевой-девственницей, и ее уже все забыли. А Мария была королевой-девственницей, но теперь замужняя королева. Разве речь не о них?
— Возможно, — уклончиво ответил Джон Ди. — Думаю, час принцессы еще настанет. Есть еще кое-что, но об этом я тебе не скажу. А теперь идем. Елизавета заждалась.
Я молча направилась к двери. Мистер Ди задержался, чтобы погасить свечи. В зеркале мелькнуло его сосредоточенное лицо. Что же еще я могла сказать во время своего странного сна?
— Ну, что ты видела? — подскочила ко мне Елизавета, едва я вышла из комнаты.
— Ничего, — ответила я и чуть не засмеялась. Лицо принцессы вытянулось, как у обманутого ребенка. — Спрашивайте у мистера Ди. Я ничего не видела, поскольку уснула.
— Но ты же говорила во сне? А он что-то видел?
— Ваше высочество, спросите лучше у мистера Ди, — сказала я, направляясь к двери. Чтобы не тратить время, я ограничилась легким поклоном. — Мне еще нужно вернуть лошадь на конюшню. Это любимая лошадь королевы. Если я этого не сделаю сейчас, лошадь начнут разыскивать, а с нею и меня.
Елизавета неохотно кивнула. Я взялась за ручку, но тут снаружи послышался уже знакомый мне условный стук. Кэт оттолкнула меня и распахнула дверь. В комнату стремительно вошел какой-то человек, и дверь снова закрылась. Я сжалась, узнав в вошедшем сэра Уильяма Пикеринга, давнего друга Елизаветы и участника заговора Уайетта. Неужели сэра Уильяма простили и позволили ему вернуться ко двору? Вскоре я сообразила: никто его не прощал и не возвращал ко двору. Его визит к Елизавете тоже был тайным.
— Ваше высочество, мне пора, — упрямо сказала я.
— Погоди, — задержала меня Кэт. — Вскоре тебе нужно будет отнести мистеру Ди несколько книг. Он передаст тебе кое-какие бумаги для сэра Уильяма. Их ты отнесешь в один дом. Потом я тебе расскажу, в какой. А теперь покажись сэру Уильяму, чтобы он тебя запомнил. Сэр Уильям, это — шутиха королевы. Она принесет нужные вам бумаги.
Если бы эти слова произнесла не Кэт Эшли, а кто-то другой, я бы и не вспомнила о предостережении сэра Роберта. Но сейчас оно мгновенно всплыло у меня в памяти. Значит, сэр Роберт знал, что принцесса не успокоится? Притихшие было страхи вспыхнули вновь. Мне захотелось опрометью выбежать из покоев принцессы.
Я повернулась к Кэт, стараясь не глядеть на сэра Уильяма и жалея, что не ушла отсюда несколькими минутами раньше.
— Прошу прощения, миссис Эшли, но сэр Роберт, мой господин, велел мне никому ничего не передавать и не выполнять ничьих поручений. Так он мне приказал. Я должна была лишь сказать вам о лентах и после не соглашаться ни на какие поручения. Простите меня все, но я не могу помогать вам в ваших делах.
Я выбежала из комнаты раньше, чем собравшиеся успели раскрыть рот. Я пронеслась по коридору и, только отбежав на приличное расстояние, позволила себе остановиться, успокаивая дыхание. У меня было четкое ощущение, что я едва не вляпалась в какое-то опасное дело. Издали донесся мягкий звук задвигаемого засова (его щедро смазали) и глухой удар от соприкосновения зада Кэт Эшли с дверью. Пусть играют в свои опасные игры без меня.
Наступил июнь. Срок родов у королевы Марии запаздывал более чем на месяц. Беспокойство королевы постоянно нарастало, а по стране множились слухи и домыслы. Уже отцвел боярышник; живые изгороди и дороги были, словно снегом, усыпаны его лепестками. Теплый ветер разносил густой аромат цветущих лугов. Мы по-прежнему оставались в Хэмптон-Корте, хотя обычно королевский двор в это время начинал летние перемещения из дворца во дворец. Мы ждали. В садах вовсю цвели розы, а в птичьих гнездах уже пищали народившиеся птенцы. Только королева оставалась наедине со своей неимоверно затянувшейся беременностью.
Король заметно помрачнел, став мишенью для шуток и колкостей английских придворных. Он начал серьезно опасаться за свою жизнь, поэтому на всех подступах ко дворцу, на всех дорогах и причалах денно и нощно дежурили его солдаты. Филипп почему-то считал: если королева вдруг умрет в родах, во дворец ворвется многотысячная толпа, и испанцам не поздоровится. Спасти его могло лишь благорасположение новой королевы, Елизаветы. Неудивительно, что принцесса чувствовала свою силу и вела себя почти как королева. В своих темных платьях она была похожа на черную кошку, объевшуюся сливками из хозяйской кладовой.