Барбара оборвала его, приложив палец к его губам.
— Лучше расскажи мне о Лондоне, — настаивала она.
— Лондон сейчас страшен… Просто сердце замирает! Несколько дней назад это был прекрасный живой город, а теперь… одни развалины. Часть улиц просто стерта с лица земли. Кое-где еще дымятся тлеющие останки…
Барбара охнула и сжалась, точно ее ударили.
Карл сочувственно посмотрел на нее.
— Но многое удалось спасти! — Он называл места, уцелевшие от пожара: Линколн-инн-Филдс, Друри-Лейн, Ковент-Гарден, где располагаются театры, все улицы восточнее Тауэра.
Лицо Барбары немного посветлело.
— Твой дом тоже уцелел, — добавил Карл, и она со смущенной радостью взглянула на него. Она не смела даже надеяться на такую удачу. Карл сказал, что все дома по берегу Темзы от Уайтхолла остались целыми. Пожар не тронул домов на Кинг-стрит.
Барбара задумчиво сказала:
— Сможет ли Лондон возродиться?
Король помрачнел, подумав о нанесенном пожаром ущербе, но голос его был намеренно веселым и бодрым:
— Конечно, милая! Лондонцы — это особая порода людей, их дух несокрушим.
Карл хорошо знал лондонцев. Пройдет немного времени, и они вернутся на свои старые места, чтобы начать новую жизнь. Воздух зазвенит от стука молотков и визга пил, и постепенно город поднимется из пепла.
В Уайтхолле царило лихорадочное оживление. Позади остались чума, мрачные времена Оксфорда с язвительными шуточками школяров. Как страшный сон, вспоминались жуткие картины пожара. Сейчас наконец несчастья отступили, и все испытывали необычайную жажду жизни. В городе царило праздничное веселье. Балы сменялись маскарадами, и придворные старались перещеголять друг друга в пышности устраиваемых приемов.
Барбара пыталась забыть о всех горестях и думать только о новых нарядах. Но политические интриги не давали ей спокойно жить. Чарлз Беркли устроил маленькое совещание в гостиной Барбары и взволнованно объявил о том, что настало время избавиться от Кларендона.
— Кларендон обречен с той самой минуты, когда голландцы поплыли по Мидуэю. — Голубые глаза Беркли взволнованно посверкивали. — Народ обвиняет его во всех бедах и несчастьях, которые обрушились на Англию, включая чуму и пожар.
Барбара сказала спокойно:
— После смерти Саутгемптона Кларендон остался практически без поддержки. — Она задумчиво повертела на пальце бриллиантовое кольцо и удовлетворенно улыбнулась. Именно смерть Саутгемптона открыла ей доступ к личным доходам короля. — И насколько я понимаю, после того как герцог Ормонд отбыл в Ирландию, у канцлера не осталось союзников.
Куперу не сиделось на месте, он резко встал и прошелся по комнате.
— Я разговаривал с членами парламента, они ждут не дождутся отставки Кларендона. Он наделал много ошибок. Всем уже надоели его заносчивость и деспотические замашки, и они готовы отделаться от него.
Барбара решительно поднялась с кресла и попросила внимания.
— Отлично, — сказала она, — но сейчас мы можем немного ускорить ход событий. У меня есть один план.
План Барбары был довольно прост, но бил без промаха. Она предложила распустить слухи о том, что канцлер собирается передать армию в подчинение королю. У англичан сохранились ужасные воспоминания о временах после смерти Кромвеля, когда военные пришли к власти. В парламенте явно поднимется шум, и часы Кларендона будут сочтены. Накал политических страстей уже и так достаточно велик, поскольку в начале июля король распустил Палату общин и многие ее члены не разъехались по своим провинциям, а остались в Лондоне, сея смуту и недовольство.
— Мы также должны внушить им, что король распустил палату общин по совету Кларендона, который опасался, что они помешают его планам по усилению позиций армии, — закончила Барбара. Она воодушевилась, заметив восхищенные взгляды Беркли, Купера и ее нового сторонника Бебса Мея. Слишком часто они обращались с ней как с глупой женщиной, способной только донести информацию до ушей короля. Но сейчас они в полной мере выказали ей свое уважение, и Барбара была счастлива.
Недели две спустя король пришел на прием в дом Барбары в необычайно подавленном настроении. На протяжении всего вечера она ни разу не слышала его смеха. Гости разошлись, и они уединились в спальне Барбары. Карл беспокойно ходил по комнате, его явно мучила какая-то мысль.
Барбара стояла возле туалетного столика, расчесывая волосы. Она обернулась и спросила:
— Почему бы тебе не поделиться со мной? Я чувствую, тебя что-то угнетает.
— Зная, как ты ненавидишь канцлера, я не могу рассчитывать на твои бескорыстные советы.
У Барбары даже дух захватило от волнения. Она постаралась умерить ликование и спокойно спросила:
— Чем встревожил тебя канцлер?
Карл опустился в кресло, чтобы снять туфли.
— Я изменил свое мнение по поводу Кларендона и готов отстранить его от должности.
Барбара опустила ресницы, скрыв торжествующий блеск глаз.
— Почему ты так решил? — спросила она.
Сорвав туфлю, Карл швырнул ее через комнату и с досадой взглянул на Барбару.
— Он приобрел такую дурную славу у англичан, что едва ли может быть мне полезен в дальнейшем. Конечно, его незаслуженно обвиняют во всех смертных грехах, но не это главное. Главное — народ потерял доверие к правительству, которое возглавляет канцлер, и любые его действия будут вызывать отрицательную реакцию.
— Тогда почему ты колеблешься? — небрежно поинтересовалась Барбара.
Карл раздраженно вздохнул и нахмурился.
— Я многим обязан старику. Он добровольно последовал за мной в изгнание. И к тому же, Бог знает, он честнейший из людей.
Барбаре хотелось излить весь гнев, накопившийся у нее в душе, но она понимала, что, если начнет сейчас ругать Кларендона, то Карл станет защищать его.
И через несколько дней она была вознаграждена за свою сдержанность. Карл подошел к ней и сказал:
— Все, я решил окончательно. Завтра утром я собираюсь подписать приказ об отставке Кларендона.
Вспышка радости озарила лицо Барбары, но она поспешно погасила ее и смиренно продолжала слушать Карла.
— Если я буду тянуть с этим, то перессорюсь со всеми членами парламента. Но это все равно не спасет старика. — Он бросил на Барбару подозрительный взгляд. — В парламенте убеждены, что Кларендон собирается отдать армию под мое руководство, а это означает, что я смогу управлять страной без их советов.
Изображая полнейшее удивление, Барбара широко раскрыла глаза. Отрывистый неприятный смех вырвался из груди Карла.
— Не сомневаюсь, ты и твои сторонники многое сделали для того, чтобы поссорить канцлера с парламентом. Вряд ли я буду благодарен тебе за это.
На сердце Барбары было тяжело, но она сделала невинное лицо и принялась расшнуровывать корсет.
— Карл, ты поможешь мне, дорогой?
Карл ловко распустил шнуровку, упавший лиф обнажил высокую пышную грудь Барбары. Ее белые упругие груди с розовыми сосками выглядели на редкость соблазнительно. Карл склонился и приник губами к одной груди, от чего по всему телу Барбары прошла восхитительная дрожь.
Карл поднял голову, ища ее губы, но Барбара слегка отстранилась. Она не могла заниматься любовью, пока между ними стояла ложь. Чуть поколебавшись, она сказала:
— Карл, ты прав, я очень хотела отставки Кларендона. Я ненавижу его! Он всегда относился ко мне с презрением, открыто унижал меня… И я…
Карл прервал все ее дальнейшие признания, закрыв ей рот долгим поцелуем. Затем, оторвавшись от ее губ, тихо сказал:
— Будет лучше, если ты не станешь вдаваться в подробности. — Он мягко посмеивался, а Барбара негодующе смотрела на него. Карл задохнулся от смеха и с трудом выговорил: — Милая, я нахожу твою честность обезоруживающей. На тебя просто невозможно долго сердиться. — Он подхватил ее на руки и понес на кровать.
Прежде чем уснуть, Барбара выяснила, что отставка Кларендона назначена на десять часов утра.
Около десяти утра Барбара была уже в Каменной галерее. Ей хотелось увидеть выражение лица Кларендона, когда он появится после разговора с Карлом, лишенный всех своих привилегий. Она взволнованно расхаживала взад и вперед, припоминая тысячи обид и унижений, которые вытерпела от канцлера. Барбара считала, что, если бы не влияние Кларендона, Карл нашел бы возможность жениться на ней. О, Боже милостивый! Как же давно она ненавидит его! Барбара вспыхнула, вспомнив, как он запретил принимать ее в своем доме, словно она была недостойна их общества. Как он постоянно препятствовал всем попыткам Карла обеспечить ее и детей. И однако, несмотря на все его усилия, Барбара сейчас занимает важное положение при дворе. Ее охраняет любовь Карла, а Кларендона ждет отставка. О, как это замечательно! Губы ее дрогнули в торжествующей улыбке.
Канцлер Кларендон показался в конце галереи, улыбка Барбары слегка увяла, и она невольно вздрогнула от жалости. Кларендон выглядел постаревшим и разбитым. Его подагра, должно быть, совсем замучила его; гордый Кларендон не делал даже попыток скрыть свою хромоту.
Барбаре вдруг захотелось уйти, притворившись, что она ничего не знает о его поражении, но, вспомнив множество обид, нанесенных им, она ожесточилась и вызывающе подняла голову. Когда Кларендон подошел ближе, она язвительно сказала:
— Итак, Кларендон, в результате я выиграла. Канцлеры уходят, а шлюхи остаются! — Ее чистый звонкий голос далеко разносился в прохладном воздухе галереи.
Кларендон остановился и смерил ее долгим задумчивым взглядом. Изборожденное морщинами лицо было усталым, в глазах сквозило вялое презрение. Барбара поежилась, но взгляд ее был вызывающе надменным.
После долгой паузы Кларендон сказал:
— Мне жаль вас, мадам. Сейчас вы яркая птичка с блестящими перышками, издающая ликующие трели. Но придет день, и вы сбросите свое оперение. Скоро вы постареете, потеряете свою красоту, а вместе с ней и все ваше мнимое величие.
Он заковылял дальше по Каменной галерее. Барбара с ужасом смотрела ему вслед, зажав рот ладонью; перед ее мысленным взором, одна страшней другой, представали картины отвратительной старости.