Глава 17
В четверг я почти двадцать минут почем зря проторчал возле Темпл-Бар. К четверти первого стало ясно, что Джонсон не придет. А впрочем, шансы с самого начала были невелики: после того как я пресек его попытки взыскать проигрыш Эббота с Горвина, у этого человека нет ни единой причины мне доверять. А может, Джонсон даже толком не разобрал, что я прошептал у двери, или же он слишком боялся ван Рибика и Коннолли и посчитал встречу со мной неоправданным риском.
Теперь я был раздосадован вдвойне. Когда, исполняя поручение лорда Арлингтона, мне пришлось разбираться в обстоятельствах, предшествующих смерти Эббота, другого выхода у меня просто не было – не мог же я ослушаться приказа начальства. Но вчера вечером, когда я увидел ван Рибика с Кэт, у меня появилась еще одна причина пообщаться с Джонсоном. До этого я выяснил, что голландец – habitué[5] «Синего куста», а значит, он игрок, вращающийся в сомнительных кругах. Более того, в заведении он известен как Вульф, а разве станет честный человек скрывать свое имя? К тому же я знал, что ван Рибик – друг и деловой партнер господина Фэншоу, бывшего свекра жены Эббота и родного деда ее дочери. Да вдобавок я еще и видел его самого вместе с Эбботом.
И тут вдруг оказалось, что ван Рибик успел настолько сблизиться с Кэтрин, что она согласилась провести вечер в его обществе. А что еще хуже, голландец ясно дал ей понять, что желает новой встречи. Я бы многое отдал, чтобы предупредить Кэт, велев ей держаться подальше от этого подозрительного типа. Но понимал, что, если не соберу весомые доказательства, она меня просто-напросто не послушает.
Признав поражение, я зашагал по Стрэнду к «Фонтану». Отыскав свободное место на скамье за общим столом, я едва успел туда протиснуться, как вдруг кто-то дотронулся до моего плеча. Передо мной стоял Джонсон: его лицо блестело от пота, и он тяжело дышал, разинув рот, будто гаргулья, – похоже, этот человек очень спешил. На нем был тот же бордовый камзол, что и вчера, выглядевший при дневном свете совсем заношенным.
– Добрый день, – сказал я. – А я уж отчаялся вас дождаться.
– Прошу прощения, сэр. – Его большие глаза так блестели от влаги, что казалось, будто он вот-вот расплачется. – Я рассудил, что осторожность превыше всего. Хотел убедиться, что вы один. Думал, мало ли что…
– Боялись, что я против вас злоумышляю? С чего бы вдруг?
– Откуда мне знать, сэр? – Внезапно тоненький голосок Джонсона зазвучал чопорно. – Мне про ваши дела ничего не известно. Но при моем занятии учишься быть осмотрительным.
– Раз уж вы здесь, то отобедаете со мной?
– Благодарю, с удовольствием.
– В таком случае спрошу, найдется ли для нас отдельный стол или комната.
Встав и перебравшись через скамью, я подозвал слугу.
– Кажется, вы говорили, что меня… э-э-э… ждет достойное вознаграждение? Можно спросить, какое именно?
– Мне нужны сведения, и я готов за них заплатить, – ответил я. – Сумма зависит от качества информации.
Половой отвел нас к отдельному столику. Мы заказали обед. Свет из окна слева падал так, что шрамы на моей щеке и шее предстали во всей красе. Я заметил, что Джонсон глаз с них не сводит.
– Советую вытянуть шею, – холодно бросил я. – Так вам будет лучше видно.
Смущенно покраснев, он отпрянул:
– Извините, сэр. Это как-то само собой получилось… клянусь честью, я не хотел…
– Хватит уже кудахтать.
Я выдержал паузу. За эти несколько лет я узнал, что существует много разных способов поставить собеседника в неудобное положение: даже от моих ожогов есть польза. Лицо Джонсона выражало страх. Среди черной щетины на его щеке я заметил седые волоски.
– Будьте со мной честны, и я останусь доволен. Но если вдруг что-нибудь скроете или попытаетесь обвести меня вокруг пальца, клянусь Богом, я обрушу на вас всю силу и мощь закона. Не забывайте, вы совершили подлог.
– Но ведь… это дело рук Эббота.
– Судья с вами не согласится. К тому же Эббот мертв, а вы живы-здоровы. Вы желали обманным путем получить незаконную прибыль. А это прямой путь на виселицу. Понимаете, к чему я клоню?
Джонсон энергично закивал.
– Берегитесь, – произнес я, прислоняясь к стене. – Будете и дальше продолжать в том же духе – распрощаетесь с головой.
Половой не мог выбрать лучшего момента, чтобы подойти к нам с кувшином эля. По моему кивку он наполнил обе кружки. Вцепившись в свою, Джонсон сделал большой глоток.
– Признайтесь, – продолжил я. – Вы ведь именно так зарабатываете себе на хлеб? К вам в «Синий куст» отправляют жирного гуся, вы его ощипываете, а потом делите прибыль с сообщниками.
Щеки Джонсона снова стали красными.
– Если человек любит играть, я ведь не могу ему этого запретить. Он же все равно с кем-нибудь сядет за стол, так почему бы не со мной?
– «Синий куст» своего рода механизм, назначение которого – отделять от людей их деньги, и вы в этом механизме лишь винтик. Я прав?
– Против нас закона нет, сэр. Это такая же работа, как и любая другая.
– А велико ли жалованье?
– Когда как. Тут надо смотреть на вещи философски. Бывает, фортуна от тебя отворачивается, а потом вдруг раз – и улыбнется. – Джонсон вытянул вперед левую руку и чуть смущенно прибавил: – Как видите.
– Что я должен видеть? – спросил я.
Он погладил рукав:
– Ткань обошлась мне почти в двадцать фунтов. Этот бордовый оттенок очень редкий, отсюда и цена.
Я решил, что философии с меня на сегодня достаточно.
– Полагаю, вы играете краплеными картами, да и кости с нужных сторон утяжеляете. Это ясно как день, но сейчас меня интересует совсем другой вопрос, его мы сейчас и обсудим.
Джонсон резко вскинул голову и поглядел на меня с обидой:
– Напрасно вы на меня наговариваете, сэр. Господь дал мне талант к азартным играм. Да, в «Синем кусте» все устроено так, чтобы шансы были на стороне заведения, а не на стороне посетителя, и не все играют так же честно, как я. Но мне нет нужды мухлевать.
– Неужели?
– Слыхали про месье де Ферма или месье Паскаля? – Тон Джонсона прозвучал снисходительно.
Я отрицательно покачал головой.
– Это знаменитые французские математики. Они научились рассчитывать, как, скорее всего, упадут кости и лягут карты. Иными словами, какова вероятность того или иного исхода. Я использую их систему. – Джонсон кашлянул и расплылся в самодовольной улыбке. – А большинство игроков, напротив, руководствуются глупыми суевериями или сиюминутными прихотями. Чем больше они проигрывают, тем безрассуднее себя ведут. За игорным столом многие злоупотребляют вином, а от этого только хуже. Но я не таков, сэр. – Джонсон постучал указательным пальцем себе по лбу. – Я все просчитываю наперед. Каждый бросок костей и любой карточный расклад. Вычисляю наиболее вероятный вариант. – Он пожал худыми плечами. – Иногда я проигрываю, иногда выигрываю. Но за вечер выигрышей у меня набирается гораздо больше, чем у посетителей «Синего куста». Вот почему никакие уловки мне не нужны.
Монолог Джонсона прозвучал весьма эффектно. Человек всегда раскрывается с неожиданной стороны, если разговор вдруг зайдет о достижениях, которыми он особенно гордится. Полагаю, даже палач испытывает профессиональную гордость, добившись успехов в своем ремесле.
– Однако результат тот же, – возразил я. – Вы обдираете противника как липку.
Пыл Джонсона угас. Он устало промолвил:
– Уж поверьте, сэр, игроки сами во всем виноваты.
– И Эббот тоже?
– Он страдал игорной лихорадкой. – Джонсон помолчал, наблюдая, как я подливаю ему еще эля. – Есть такие люди. Начнут играть и уже не могут остановиться. Да, не буду скрывать, я ускорил его падение в бездну. Но и без меня нашлись бы желающие подтолкнуть Эббота.
Мы пили молча. Я отломил кусочек булки и обмакнул его в эль. Глаза у Джонсона так и бегали, а веки то опускались, то поднимались, как будто его одолевал нервный тик. Все его тело подергивалось. Кружку он держал обеими руками. Черные ногти давно нуждались в стрижке. Ну неудивительно ли: этот человек обладал незаурядным талантом к азартным играм, но во всех других отношениях был просто жалок.
Вдруг я заметил рядом с нашим столом какое-то движение. Джонсон сразу встрепенулся. Я повернул голову. Возле меня стоял Стивен. Кивнув в знак приветствия, мальчик протянул мне письмо.
– Гонец велел срочно передать его вам, сэр, – вполголоса сообщил мой лакей.
Сломав печать, я развернул послание. Это оказалась короткая сердитая записка от господина Уильямсона, в которой патрон просил меня поставить его в известность, когда я окажу ему честь и соблаговолю вернуться к своим обязанностям в канцелярии. Я почти слышал, как он чеканит каждое слово, щедро приправляя свою речь сарказмом. Я сунул бумагу в карман и сказал Стивену, что он может идти.
– Кто это был? – спросил Джонсон. – Я полагал, что наша встреча тайная.
– Всего лишь мой лакей. А вы думали, городской глашатай? Я предупредил слуг, что буду обедать здесь, на случай если вдруг кому-то срочно понадоблюсь. – Глядя, как мой сотрапезник пьет, я постарался смягчить тон. – Вчера, когда я уходил из вашего заведения, в коридор второго этажа вышел мужчина. Вы сказали ему, что Эббот мертв.
Джонсон рассеянно кивнул:
– Да, господин Вульф. Точнее, герр Вульф. Он иногда заходит в «Синий куст». У него есть там свой кабинет, и, насколько мне известно, ему принадлежит доля в игорном доме, хотя в наши повседневные дела он не вмешивается.
– Герр Вульф? Он немец?
– Да, сэр. Из Палатината[6], как наш принц Руперт[7]. Но по-английски он говорит хорошо, почти как мы с вами.
– Похоже, этот человек был знаком с Эбботом?
– Конечно. Вульф, можно сказать, стал его крестным.
Я удивленно вскинул брови:
– Он опекал Эббота?