Я устремил на него пристальный взгляд:
– Где Джонсон?
– Понятия не имею, сэр.
Горвин вкратце рассказал мне об утренней облаве в «Синем кусте». Люди Арлингтона обыскали таверну сверху донизу. Нашли игральные кости с винтами внутри и колоды крапленых карт, а также обнаружили несколько глазков в стенах отдельных кабинетов. Горничных допросили и отпустили под залог. Мужчин, работавших в игорном доме, задержали. Среди них были два шулера – пройдохи, на которых пробы ставить негде.
Однако лишь Коннолли удостоился чести попасть в Скотленд-Ярд. Напрасно я списал его со счетов, решив, будто этот человек всего лишь швейцар.
– «Синий куст» записан на его имя, – сообщил мне Горвин. – Коннолли взял заведение в аренду на пять лет, из них прошло два года. Но готов биться об заклад, что за ним стоят другие люди, которые и вложили деньги в игорный притон.
– Джонсон живет в таверне, – напомнил я Коннолли. – В его спальне провели обыск. Все вещи на месте – одежда, книги, саквояж. Вот только где он сам? Кто-то же должен знать.
– Я ему не сторож, господин хороший. По утрам работы обычно нет. Может, Джонсон вышел подышать свежим воздухом или отправился повидаться с другом. Решили пообедать, заказали вина, ну и засиделись.
Произнося последние слова, Коннолли поглядел мне прямо в глаза. Неужели в четверг за Джонсоном следили и Коннолли известно, что мы с ним вместе обедали в «Фонтане»? Мы старались не привлекать к себе внимания, но, похоже, следовало вести себя еще осторожнее.
– Если бы Джонсон ушел обедать, – заметил я, – он бы давно уже вернулся.
– Так, может, он и вернулся. Увидел, что двери опечатаны, и счел за лучшее держаться от «Синего куста» подальше.
Вполне правдоподобное объяснение. Будь я на месте Джонсона, после облавы в игорном доме залег бы на дно, пока не разберусь, куда ветер дует.
– А если так, то куда Джонсон мог отправиться? У него в Лондоне есть родные? Друзья?
Коннолли пожал массивными плечами:
– Какое мне до него дело? О жизни Джонсона за пределами «Синего куста» я ничего не знаю, сэр.
Я решил зайти с другой стороны.
– Господин Вульф – один из тех, кто вложил деньги в игорный притон?
– Кто?
– Не притворяйтесь дурачком. Когда я приходил в «Синий куст», Вульф был там. Высокий мужчина с вытянутым лошадиным лицом и низким голосом. Иностранец, из хорошего общества, утверждает, что он якобы немец и его родина Палатинат. Когда мы с Джонсоном спускались на первый этаж, он сказал Вульфу, что Эббот мертв. Вы тогда еще стояли внизу, у двери. Помните?
– А-а, я понял, про кого вы говорите. Когда этот господин в Лондоне, он время от времени заходит к нам поиграть. В основном в нарды.
– Но Вульф – вымышленное имя, так?
– Другого я не знаю.
Пришлось снова менять тактику.
– Насколько мне известно, в «Синем кусте» у Вульфа зарезервирована комната, иногда он остается там ночевать.
– Неужели, ваша милость?
Я лишь чудом сохранил самообладание.
– Из этого следует, что его связь с игорным домом не ограничивается тем, о чем вы рассказываете.
Коннолли улыбнулся в ответ, но не сказал ни слова. Он, видимо, понимал, что я не представляю для него серьезной опасности. Без такого свидетеля, как Джонсон, единственные доказательства против Коннолли – утяжеленные кости и крапленые карты. Но это сущие пустяки. Даже в самом Уайтхолле есть те, кто использует подобные уловки. Хитрости такого рода портят репутацию, но не делают шулера преступником. Благоразумный игрок осознает риск и относится к нему как к неизбежной издержке азартных игр: по возможности подобных вещей следует избегать, а если не выходит – то воспринимать их философски.
– Кто снабжает вас деньгами? – задал я очередной вопрос. – И снова спрошу: есть ли среди этих людей Вульф?
– Заведение принадлежит мне, господин. Я не нуждаюсь ни в покровителях, ни в тех, кто дает деньги.
Я не верил ему. Игорный дом балансирует на грани закона, и для содержания подобного заведения требуются немалые средства, особенно в самом начале, не говоря уже о влиятельных друзьях, способных в случае чего защитить от неприятностей. Однако трудность заключалась в том, что у меня не было никаких рычагов давления на Коннолли, и он это прекрасно понимал. Одно мое слово – и тюремщик сделает его жизнь невыносимой, но лишь на ближайшие несколько дней. Мы не можем оставить его под арестом на более длительный срок, но даже если бы и смогли, это нам ничего не дало бы.
– Где Вульф сейчас?
Коннолли молча пожал плечами. Я стукнул в дверь и услышал, что с другой стороны помощник тюремщика стал поворачивать ключ в замочной скважине. Я обернулся на развалившегося на тюфяке арестанта.
– Кстати, у кого вы арендуете здание, в котором располагается «Синий куст»? – спросил я. – Кто обладает правом собственности на эту часть города?
Коннолли вздохнул с таким видом, будто слегка устал от моего навязчивого любопытства. Однако ирландец наверняка понимал, что ответ на этот вопрос я с легкостью могу получить из другого источника, а значит, отмалчиваться нет смысла.
– Господин Фэншоу, – ответил он.
– Тот, что живет на Слотер-стрит?
– Он самый, сэр. А вы, я вижу, знакомы с этим джентльменом? Вот так совпадение!
Глава 23
Вместе с новой загадкой у Марии появился еще один повод для страха.
Утром в воскресенье она услышала разговор матери с горничной. На Брокмора поступила жалоба. Ночью он, пьяный как свинья и едва державшийся на ногах, отвлекал патрульных от дела россказнями о своих бредовых видениях. Понизив голос до таинственного шепота, служанка поведала, что Брокмор заявил, будто на жертвенном камне, меньше чем в пятидесяти шагах от дома Фэншоу, лежит мертвец. Но когда дозорные осмотрели камень, то никого и ничего там не обнаружили. Видать, Брокмору с пьяных глаз померещилась какая-то чертовщина.
– А хозяин знает? – спросила мать Марии. – Господин Фэншоу ни за что не доверит своего льва горькому пьянице. Вдруг Брокомор не уследит за этим зверюгой и он сожрет нас всех? Когда это было?
– В ночь с пятницы на субботу, мадам.
Сердце Марии сжалось, будто его стиснул невидимый кулак. В пятницу вечером она подслушала, как ее дядя собирался бросить человека в вольер к Калибану.
– К сожалению, ван Рибику пришлось уехать, – произнес господин Фэншоу. – Деловой человек собой не располагает. – Он провел Кэт в зал, где ей сразу бросился в глаза огромный гобелен. – Но позвольте представить вам мою невестку, госпожу Эббот.
Кэтрин сделала книксен перед высокой угловатой женщиной, поднявшейся с кресла, чтобы поприветствовать гостью. Кэт постаралась не подать вида, что удивлена вдвойне. Разве эта женщина не вдова Эббота? Но тогда как же она может быть невесткой Фэншоу? Но второе удивительное обстоятельство, застигшее Кэт врасплох, когда она еще ломала голову над первым, и вовсе ошеломляло: почему госпожа Эббот и ван Рибик похожи как две капли воды?
– Лучшей заместительницы ван Рибика не найти, – прибавил Фэншоу. – Ведь госпожа Эббот его сестра…
– Он мой сводный брат, мадам, – без всякого выражения пояснила женщина: интонации у них с ван Рибиком тоже были очень похожи.
А Фэншоу продолжал говорить как ни в чем не бывало:
– …Многие обращают внимание, что они просто на одно лицо. Вот только… – Хозяин отвесил неловкий поклон. – Благодаря красоте черты госпожи Эббот выглядят гораздо более женственными и нежными.
Описывая госпожу Эббот, Кэт назвала бы ее лицо каким угодно, только не женственным или нежным. А уж красоту в нем, пожалуй, разглядела бы лишь родная мать. Как и подобает вдове, госпожа Эббот была во всем черном, однако ее траурное одеяние смотрелось сдержанно, подчеркивая, что эта женщина не выставляет свое горе напоказ. Она выглядела по меньшей мере на десять лет старше и на несколько дюймов выше, чем ее покойный муж.
– Разрешите представить вам мою дочь Марию, – произнесла госпожа Эббот.
У окна с рукоделием сидела девочка лет двенадцати, тоже одетая в черное. При появлении Кэт она встала. Выйдя вперед, Мария почтительно присела перед гостьей. Из-за широко расставленных карих глаз ее лицо казалось постоянно удивленным. Между четко очерченными бровями пролегали вертикальные морщинки.
– Моя внучка пошла в породу Фэншоу, – с нескрываемой гордостью сообщил дед. – Извините, что сразу не объяснил: мой покойный сын был первым мужем госпожи Эббот. Не далее как сегодня утром мы как раз говорили с невесткой о том, что теперь, когда бедняга Эббот скончался, ей следует вернуть себе фамилию Фэншоу, ведь они с Марией снова живут под моей крышей. – Хозяин указал на брошенное девочкой рукоделие. – Вижу, она опять трудится над вышивкой. Пусть Мария покажет вам свою работу, мадам. Уверен, для моей внучки это будет большая честь.
Судя по выражению лица Марии, она отнюдь не разделяла воодушевления деда. Из вежливости Кэт внимательно рассмотрела вышивку. Работа выглядела причудливо, к тому же Кэт ожидала большего мастерства. Ромбики и квадратики, вышитые шелком на льняной ткани, были раскиданы по ней вразнобой, девочка явно легкомысленно пренебрегала суровыми правилами, требовавшими прямых линий и строгой симметрии. Если вышивка предназначалась для того, чтобы продемонстрировать мастерство рукодельницы, то результат в данном случае получился прямо противоположным.
Кое-где геометрические узоры Марии перемежались изображениями цветов, насекомых или зверей. Хотя и довольно кривобокие, они, во всяком случае, смотрелись оригинально и несколько оживляли полотно. В верхнем левом углу гарцевал единорог. Снизу у него было нечто большое и заостренное, отдаленно напоминавшее детородный орган, а рог, формой больше похожий на морковку, венчал голову, расположенную под таким острым углом к туловищу, что, будь единорог живым, это причинило бы ему массу неудобств. На спине зверя красовались желтые крылья с синими кончиками. А рядом еще одно неведомое существо – паук? – сидело в ловушке из беспорядочно пересекавшихся черных ниток, видимо изображавших паутину. А вот это, кажется, русалка с широко раскинутыми руками и каким-то предметом на уровне пупка – что это? Драгоценный камень? Помпон? На голове русалки стояло некое черное животное: то ли овца, то ли собака.