Брокмор обладал своего рода талантом рассказчика. Он наблюдал за мной, оценивая произведенное впечатление.
– Точно знаю, что это была кровь, – прибавил смотритель. – Сначала я ее понюхал, а потом и на язык попробовал, чтобы уж наверняка убедиться.
От одной лишь мысли об этом меня передернуло.
– Вы уверены, что тот человек был мертв?
– Сразу видно, что вы никогда стада не перегоняли, господин. Погонщик хоть днем, хоть ночью живое существо от мертвого отличит.
Некоторое время я помолчал в задумчивости, а потом стал рассуждать:
– И конечно же, вы, как и любой благоразумный, добропорядочный лондонец, позвали ночной патруль. Но когда дозорные пришли с фонарями, тела на камне не оказалось, верно?
– Тупицы. – Брокмор выразительно сплюнул. – Взяли да и заявили, что мне, дескать, померещилось! Я им говорю, тут дело ясное, к гадалке не ходи: убийца вернулся и забрал труп. Но эти придурки не верят, и все тут! Даже на следующий день слушать не пожелали, а ведь я им доказательство предъявил. Сунул им под нос руку – ту, которой мертвеца трогал. На ней кровь осталась.
– А они что?
– Сказали: ну еще бы, ты ведь свою зверюгу кормишь, целыми днями с мясом возишься, вот у тебя руки и в кровище. Буквально в лицо мне посмеялись, господин.
– Как жестоко с их стороны, – покачал я головой.
– Хохотали, точно стая макак, сэр. Но я-то знаю, что труп на камне и впрямь был. Убитый – джентльмен.
– Как вы догадались?
– По камзолу. Мой дядя был портным и научил меня, как на ощупь определять качество ткани. Сукно хорошее, не домотканое, а рубашка, хоть на целый фунт готов поспорить, из голландского полотна.
Такая одежда дорого стоит, даже если она с чужого плеча. Некоторое время мы оба молчали. Я достал последний шиллинг – больше у меня с собой не было – и сжал монету в кулаке.
– Помните, вчера юная госпожа Фэншоу увидела в вольере у Калибана платок и стала просить, чтобы его отдали ей?
– Да, господин, был платок. – Брокмор нахмурился, пытаясь сообразить, к чему я веду. – То ли багровый, то ли красный.
«Не багровый и не красный, а бордовый», – мысленно поправил его я. А вслух осведомился:
– Не знаете, долго он там пролежал?
Брокмор пожал плечами.
– Спрошу по-другому, – не сдавался я. – Когда вы в последний раз убирали в вольере? Если бы платок тогда лежал на полу, вы бы его заметили, не так ли?
Наши с Брокмором взгляды встретились. Может, он был и горький пьяница, но не дурак.
– Вроде бы в пятницу убирался, – ответил смотритель.
Я бросил ему последний шиллинг.
Так-так. А в ночь с пятницы на субботу Брокмор наткнулся на труп, лежавший на жертвенном камне.
– Только меня в это дело не впутывайте, господин хороший, – вдруг произнес смотритель. – Тут пахнет большими неприятностями.
C этими словами Брокмор развернулся и побрел обратно в свое надежное убежище – пивную госпожи Лэмбс.
Глава 27
В тот вечер я напился. Вот как это произошло.
Передумав, я все-таки решил сходить в театр вместе с Горвином. На сцене Мег Даунт пустила в ход все свои женские чары. Эту актрису трудно было назвать красавицей в общепринятом смысле слова, однако госпожа Даунт отличалась остроумием, удивительно милой улыбкой и умением выигрышно себя подать. Горвина ее выступление совершенно околдовало. После спектакля он потащил меня к ней в гримерную, где лицедейку уже ждали несколько поклонников.
В обычные дни Горвин демонстрировал безукоризненные манеры и не лез за словом в карман. Однако влюбленный Горвин – совсем другое дело. Мой сослуживец запинался, краснел, двигался неловко и скованно. Именно поэтому ему был нужен я. Мое присутствие разряжало обстановку. Я завел с Мег Даунт разговор – она оказалась весьма приятной собеседницей – и постепенно включил в беседу Горвина. Главное – дать ему время, и смущение растает без следа.
С моей подачи госпожа Даунт пригласила нас в свою квартиру на Вер-стрит. Двое поклонников отправились туда вместе с нами. Как только мы пришли, Горвин сделал то же, что и всегда, – сразу послал за вином. Каждый опрокинутый бокал придавал ему больше смелости. Я как мог отвлекал соперников, пока Горвин штурмовал заветную крепость – госпожу Даунт.
Мы заказали ужин – и снова за его счет – из «Шатлен» в Ковент-Гарден. Когда еду доставили, я лишь ковырялся в ней, стараясь не обращать внимания на чмоканье и хихиканье по другую сторону стола. Наконец остальные почитатели таланта Мег Даунт признали свое поражение и кое-как слезли вниз по лестнице. Один из них остановился на нижнем этаже, и его громко, обильно вырвало.
Я рассудил, что мне тоже пора откланяться, чтобы Горвин мог насладиться сполна, – во всяком случае, я надеялся, что его ждет именно блаженство. Было уже за полночь. Только выйдя на ночной воздух, я почувствовал, насколько пьян. К счастью, на Клэр-маркет как раз предлагали услуги два носильщика с портшезом, и я заплатил им, чтобы меня доставили в Савой.
Добравшись до Инфермари-клоуз, я барабанил в дверь, пока Сэм не впустил меня. Он уже водрузил на голову ночной колпак.
– Да пошел ты к черту, – возмутился я, хотя Сэм не произнес ни слова. – Ты мой слуга.
– Да, господин, – пробубнил он. – Знаю.
И Сэм принялся снова запирать дверь на все задвижки и засовы.
Как уже отмечалось, я здорово набрался. Однако это была не та стадия опьянения, при которой джентльмены падают на улице, как бедняга Эббот, или едва ворочают языком, или безудержно хохочут на похоронах. Нет, в тот вечер я был одним из тех пьяниц, чей мир вырастает до огромных масштабов: и радостей, и горестей в нем вдруг становится неизмеримо больше. А еще люди в подобном состоянии хотят осчастливить всех вокруг, пусть даже они и не в состоянии обрести счастье сами. Короче говоря, наступило время широких необдуманных жестов.
– Сэм! Немедленно разбуди Маргарет и Стивена. Жду вас в гостиной, всех троих.
– Прямо сейчас, ваша милость? Может, до утра отложите?
– Не смей мне перечить! – взревел я. – Дело срочное! Веди их сюда. А я сейчас приду. Да пошевеливайся, прохвост ты эдакий!
Сэм поковылял прочь, в знак неодобрения особенно громко стуча костылем об пол. Я поднялся к себе в спальню и ненадолго зашел в уборную. А когда спустился в гостиную, все трое с угрюмым видом ждали меня, завернувшись в плащи поверх ночных сорочек. Огонь в камине не горел. Единственным источником света были две свечи. Я положил на стол принесенные со второго этажа бумаги, а также писчий прибор, состоящий из пера, чернильницы и песочницы. Я сел и устремил взгляд на слуг, выстроившихся рядком по другую сторону стола.
– Стивен, подойди ближе.
Мальчик повиновался. Я взял одну из свечей, чтобы лучше видеть его.
– Я решил дать тебе вольную, – объявил я.
На лице Стивена не дрогнул ни один мускул. Но Маргарет приглушенно ахнула. Сэм прочистил горло, явно жалея, что нельзя сплюнуть.
– Это значит, что ты можешь уйти отсюда в любой момент. Если пожелаешь.
Молчание Стивена удивило меня. Должно быть, мальчик ошеломлен моим неожиданным заявлением. Мысль о том, чтобы дать ему свободу, не покидала меня весь день и весь вечер, хотя понадобилось несколько бутылок вина, чтобы я перешел от размышлений к действиям. Когда мы стояли у аптеки господина Трамбалла на Кок-лейн, на меня вдруг снизошло озарение: а что, если Стивен вовсе не желает быть моим рабом? Раньше мне и в голову не приходило задаться этим вопросом. Как хозяин я проявил себя исключительно с хорошей стороны, рассуждал я. Но в любом случае что может быть благороднее, чем подарить человеку свободу? За два года Стивен ни разу не давал мне поводов для недовольства. К тому же я и сейчас относился к мальчику как к слуге, а не как к рабу. Единственное изменение, которое повлечет за собой новый статус Стивена, – я должен буду ему платить, но жалованье мальчика-слуги – сущие гроши.
– Сейчас я составлю документ, который дарует тебе свободу, – торжественно объявил я. – Вот эти бумаги подтверждают мое право собственности, но я их аннулирую и таким образом откажусь от любых притязаний на тебя.
Воодушевленный собственным великодушием, я сел и выписал свидетельство, дающее Стивену полную свободу. Поставив на документе размашистую подпись, я велел Сэму и Маргарет тоже подойти к столу.
– Вы будете свидетелями. Распишитесь или поставьте здесь какой-нибудь знак.
Я развернул лист и пододвинул его к супругам. Первой взялась за перо Маргарет. Она умела довольно ловко писать свое имя и много других слов. А Сэм вместо подписи начертил крестик, забрызгав бумагу чернилами, а под ним его жена неровными печатными буквами вывела: «СЭМЮЭЛ УИЗЕРДИН».
Все это время мой лакей стоял молча. Стивен почти сливался с темнотой. После завершения официальной процедуры я подозвал мальчика и вручил ему бумаги.
– Готово, – произнес я, откинувшись на спинку стула. – Отныне ты такой же свободный человек, как и любой англичанин.
Стивен взял документы, отвесил поклон и, пятясь, отступил на три шага, будто перед ним его величество король Англии. Меня озадачивало то, что мальчик не спешил выражать мне благодарность. Более того, его молчание меня раздражало. И почему Уизердины застыли, как два столба? Слуги не сводили с меня глаз. Их силуэты подрагивали в сиянии двух свечей.
– Уходите, – приказал я. – Все трое.
Согревающий эффект от вина и собственного благородства пропал. Остались только холод и усталость. Я скучал по Кэт.
Глава 28
Хуже всего, что Марии некому было довериться.
В прежние времена, когда все они жили на Флит-стрит, в доме под знаком арапчонка, Мария заключила с Ханной своего рода союз; по крайней мере, тогда их объединяла ненависть к тирану и самодуру Эбботу.
«Ну до чего же несправедливо!» – думала девочка. Казалось бы, теперь, когда от Эббота остались лишь воспоминания, всем бедам должен прийти конец, а вместо этого Мария стала еще несчастнее, чем раньше, – сейчас она жила в постоянном страхе.