Карета дернулась и покатила дальше. Когда они наконец въехали в Дувр, город не произвел на Кэт особого впечатления. Это захудалое местечко, полностью находившееся во власти капризов морской стихии, годилось лишь для рыбаков и моряков. Вблизи стало видно, что замок изрядно потрепали шторма и каменная кладка местами обрушилась. Однако жизнь здесь била ключом. Вереница повозок тянулась от города к верхушке холма, где их по очереди пропускали через главные ворота. Одну сторону центральной башни полностью скрывали леса, и строители сновали по ним туда-сюда совсем как матросы по корабельным мачтам.
Господин Хобелл заранее написал на постоялый двор «Корабль», чтобы для них зарезервировали две комнаты. Однако по прибытии они обнаружили, что одна из этих комнат уже занята иноземным джентльменом, а вторая спальня представляет собой крошечную каморку на чердаке, непригодную даже для слуги.
После трехсторонних переговоров между господином и госпожой Хобелл и хозяином таверны было решено, что Хобелл и Мерримен переночуют в одной постели в комнате, в которую уже заселили немецкого джентльмена, а госпожа Хобелл и Кэт постараются как-нибудь устроиться на узкой низкой кровати на колесиках и соломенном тюфяке в каморке. Священник распорядился, чтобы весь багаж отнесли наверх.
– Погоди, Мерримен, – остановила слугу его жена. – Отнеси мой саквояж и сундук в комнату, где я буду ночевать с госпожой Хэксби.
– Там мало места, госпожа, – возразил хозяин таверны.
– Я намерена держать свои вещи при себе, – заявила она. И, повернувшись к Кэт, с мрачным видом прибавила: – И вам советую сделать то же самое.
Некоторое время путешественники стояли молча, наблюдая, как навьюченный, точно мул, Мерримен взбирается по лестнице. Главной частью багажа Кэтрин был ящик с макетом птичника для Мадам, изготовленным из дерева и покрытым свежими слоями краски, позолоты и лака. Кроме того, Кэт везла с собой папку из телячьей кожи, в которой хранились планы и изображения фасадов. Госпожа Хэксби спрятала ее за изголовьем кровати, накрыв сверху дорожным плащом.
Из-за досадной задержки в пути они опоздали на обед: он закончился еще несколько часов назад. Госпожа Хобелл распорядилась, чтобы им в комнату принесли ранний ужин. Супруга преподобного назвала поданную еду просто омерзительной, однако муж напомнил ей, что в ближайшие месяцы им не представится другого шанса отведать настоящей английской стряпни.
– Уж поверьте, мадам, – предостерег Кэтрин господин Хобелл, – даже если бы не эта их привычка во все класть чеснок, блюда французской кухни были бы совершенно несъедобны. Неудобства наших постоялых дворов не идут ни в какое сравнение с теми, которые нам придется терпеть во Франции, к тому же у них эти заведения кишмя кишат и вшами, и ворами. Так что нам следует наслаждаться последним вечером на родной земле.
Господин Горвин нашел для них места на корабле, отплывающем в Кале на следующее утро. Путешественники легли рано, ведь им предстояло встать еще до рассвета, чтобы не пропустить утренний прилив. Две женщины вскарабкались по узкой лестнице на чердак. С тюфяком на полу и стоящим у двери багажом повернуться в каморке было негде, а выпрямиться в полный рост Кэт могла только в самом ее центре.
Госпожа Хобелл без единого слова ясно дала понять, что в кровати будет спать она, а Кэт достанется тюфяк. Раздеваться полностью женщины не стали. Встав на колени посреди кровати, поскольку на полу места не было, супруга священника почти десять минут молилась вслух тихим, но таким твердым голосом, будто предупреждала Бога, что с Его стороны будет весьма недальновидно отказаться выполнять ее просьбы. Затем госпожа Хобелл около двадцати минут читала Библию при свете единственной свечи. Наконец она с громким хлопком закрыла книгу, задула свечу и, казалось, в ту же секунду погрузилась в сон.
Соломенный тюфяк был ужасно неудобным, и Кэтрин приготовилась к бессонной ночи, однако уснула практически мгновенно. В этом она убедилась только в тот момент, когда из глубокого, лишенного сновидений забытья ее вывел громкий непрекращающийся стук внизу, к тому же сопровождавшийся криками. Госпожа Хобелл заворочалась в кровати.
– Как вы думаете, что там происходит? – шепотом спросила Кэт.
– Понятия не имею, – проворчала жена преподобного. – Валяют дурака посреди ночи…
Нащупав трутницу, госпожа Хобелл зажгла свечу. Поднявшись с кровати, она открыла саквояж и достала какой-то предмет, напоминающий короткую толстую дубинку. Затем взвесила его в руке и пояснила:
– В дороге эта штука у меня всегда при себе. Там внутри свинец. Как-то раз в Лионе я ею одному наглецу руку сломала.
– Пойдете смотреть, что случилось? – осведомилась Кэт.
– Нет. Надеюсь, мужчины сами сумеют разобраться.
К сожалению, надежды ее не оправдались. Примерно через десять минут, когда шум внизу стал затихать, с лестницы, ведущей на чердак, донеслись торопливые шаги, а потом в дверь забарабанили.
– Кто там? – спросила госпожа Хобелл.
– Дорогая, это я, – ответил ее муж. – Отопри дверь! На постоялый двор напали! Нас ограбили!
Слова хлынули из его рта бурным потоком. Они с Меррименом уснули еще до того, как в комнату поднялся их сосед-немец. Разбуженный самым бесцеремонным образом, преподобный обнаружил, что к его горлу приставлен кинжал. Связав и Хобелла, и Мерримена, иностранец заткнул обоим рот и принялся рыться в их вещах. А когда немец ушел, Мерримен сумел избавиться от кляпа и позвал на помощь.
– Двоих мужчин одолел один, да к тому же чужеземец? – недоверчиво произнесла госпожа Хобелл.
– Он обладал прямо-таки недюжинной силой, дорогая, а уж о свирепости и говорить нечего. Угрожал перерезать нам глотки, если не будем лежать смирно. Слава богу, разбойник не тронул документы, которые я везу в Лозанну! Иначе месяцы работы пошли бы насмарку.
– А деньги? – забеспокоилась госпожа Хобелл. – Паспорта? Векселя?
– К счастью, я послушал твоего совета и спрятал их в пояс с потайными карманами, который ты мне дала. Пояс был на мне, и вор его не заметил.
– Ну хоть тут обошлось. Тогда что же он украл?
– Всего не перечислю, но ущерб невелик. Я лишился двух батистовых рубашек, а Мерримен – кошелька с несколькими шиллингами. Господь по силам крест налагает.
Госпожа Хобелл с трудом, но все-таки убедила мужа, что искать виноватых незачем. Гораздо разумнее будет вернуться в свои постели и постараться уснуть.
Оставшись одни, женщины легли снова. Глядя в темноту и слушая медленное, размеренное дыхание супруги священника, Кэт думала про ограбление. Иностранец, которому досталась вторая кровать в комнате, занял ее прежде, чем карета Хобеллов прибыла в Дувр. Неужели вор с самого начала задумал поживиться добром своих соседей, даже не зная, кем они окажутся? Если так, то игра явно не стоила свеч.
Кэт уже погружалась в сон, когда госпожа Хобелл пробормотала что-то так тихо, что ее голос был едва различим. Похоже, супруга преподобного разговаривала во сне. Кэт плохо расслышала ее слова, но кажется, та сказала:
– Опытный путешественник? Ха! Тогда и моя задница – опытный путешественник…
Глава 34
В воскресенье вечером Мария выбрала самый удобный момент, чтобы осуществить задуманное. Мать и дед ужинали, слуги готовились к завтрашнему дню. Девочка отперла дверь, ведущую в сад, и выскользнула наружу. Пару секунд она стояла на крыльце, дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте. Ночь выдалась ясная. Луна достигла первой четверти, и тонкий полумесяц клонился к западному горизонту. В темном небе сияла россыпь звезд. В доме за спиной у Марии все ставни были закрыты, а шторы задернуты.
Собаку уже спустили с привязи. Пес приблизился к девочке и с любопытством обнюхал ее руку, а потом учуял лежавшее в кармане мясо: запах просачивался даже через слои ткани. На секунду Мария испугалась, что собака так и не оставит ее в покое. Но пес был хорошо выдрессирован. Он знал, что Мария здесь хозяйка, а значит, ее трогать нельзя, какие бы манящие ароматы от нее ни исходили. Тут внимание пса привлек какой-то звук, он нырнул во тьму и вскоре скрылся из вида.
– Не спеши, – шепотом велела себе Мария. Вот если бы эти ободряющие слова произнес ангел-хранитель, стоящий у девочки за плечом и незримо охраняющий ее! – Главное, будь осторожна, и все обойдется.
Перед ней медленно проступили очертания крыши и стен. Мощеная дорожка шла вдоль боковой стены сада. Ее плиты были лишь чуть-чуть светлее, чем растущая с двух сторон темная живая изгородь. Поплотнее завернувшись в плащ, юная госпожа Фэншоу сделала первый шаг, затем второй и третий. Чем дальше позади оставался дом, тем легче было двигаться вперед. Пройдя мимо павильона, Мария продолжила путь, направляясь в сторону конюшни. Калитка, ведущая во двор, была заперта. На ощупь засовы были холодными и очень тяжелыми – девочка даже испугалась, что не сумеет сдвинуть их с места. Но вот они наконец поддались.
В конюшенном дворе царила тишина. Отец и сын Брокморы давно уже ушли домой. Стараясь неслышно ступать по булыжникам, Мария подкралась к двери старой конюшни. Ее всегда держали на запоре, однако весь дом знал, что запасной ключ спрятан над притолокой. Чтобы дотянуться до него, пришлось встать на цыпочки. Девочка повернула ключ в замке, подняла щеколду и открыла дверь. В нос ей сразу ударил испускаемый львом дурной запах. Марию тут же затошнило. Нащупав в кармане платок, она прикрыла нос и рот.
Внутри конюшни не было видно ни зги. Когда злоумышленница вошла внутрь, Калибан зашевелился. Девочка остановилась, выжидая. Наверное, здесь было так же жутко в ту ночь две недели назад, когда дядя Хенрик притащил сюда незнакомца и показал ему льва. Тем человеком был хозяин порванного бордового платка. Мария поспешила выбросить эту мысль из головы.
Вытянув руку перед собой, девочка осторожно шагнула в темноту. Шаг за шагом она приближалась к вольеру. Случайно наступив в водосточный желоб на полу, Мария чуть не упала. Лев опять зашевелился и на этот раз обратно не лег. Было слышно, как он ходит по вольеру.