И почти сразу поняла, что это не просто тряпка. Судя по весу, в нее было что-то завернуто, к тому же ткань то и дело цеплялась за препятствия. Вытащив неизвестный предмет, Мария положила его на землю.
Тряпка была вся в пятнах, – должно быть, Ханна взяла ее на кухне. Четыре угла были связаны крепким узлом. Девочка кое-как его распутала – пальцы вдруг перестали ее слушаться. Первым, что бросилось ей в глаза, был бордовый платок с кружевной каймой – тот самый, который Мария заметила в вольере у Калибана. В него были завернуты золотая монета, шиллинг, три фартинга и маленький бумажный сверток.
Мария осторожно развернула бумагу. Внутри лежала горка белого порошка, чуть разбухшего от влаги.
Мышьяк.
Она снова зашла в нужник и заперла дверь на задвижку. Потом села. Интересно, Господь сейчас смотрит на нее с небес? Мария надеялась, что нет. Голова разболелась с новой силой. Девочка слегка потрясла ею, надеясь вытряхнуть боль, но это не помогло.
На полу рядом с ней стояла коробка с обрывками бумаги и пергамента – мусором из старой больницы при церкви Святого Варфоломея, что с другой стороны Смитфилда. Госпожа Фэншоу закупила пару тачек для нужника во дворе, ведь куски бумаги суше и мягче, чем тряпки, да и к тому же дешевле. Мария взяла наобум один обрывок. Тяжело дыша, она пересыпала в него примерно четверть порошка, а потом завернула его в бумажку и убрала в карман.
Сложив бумажку с мышьяком Ханны так же, как раньше, Мария завернула ее в тряпку вместе с платком и монетами и связала вместе узлы. Теперь пальцы уже не дрожали. Девочка будто наблюдала за собственными руками со стороны, удивляясь, как ловко они двигаются. У нее возникло странное чувство, будто она, подобно летучей мыши, висит на перекладине под потолком и смотрит на происходящее сверху.
После всех ее манипуляций сверток выглядел точно так же, как и до них. Мария отодвинула задвижку и вышла на улицу. Никто не ждал своей очереди возле нужника, во дворе вообще не было ни души. Не прошло и минуты, а девочка уже спрятала узелок обратно в отверстие в стене и закрыла его кирпичом. Вторую горку пыли она разровняла носком туфли.
В голове по-прежнему противно жужжали пчелы, отчего мысли Марии путались и делались неузнаваемыми, как будто они принадлежали кому-то другому.
В дороге господину Фэншоу не представилось возможности поесть в свое удовольствие, и к вечеру аппетит у него разыгрался не на шутку. В результате за ужином он устроил настоящий пир, заказав яства из кухмистерской. Как и все остальные слуги, кухарка понимала, что хозяин недоволен оказанным ему скромным приемом, и к ужину расстаралась, приготовив в дополнение к трапезе одно из любимых блюд Фэншоу – итальянский пудинг.
К старости господин Фэншоу стал сластеной, и чем дальше, тем больше сахара он требовал. К итальянскому пудингу старик питал особую слабость. Это лакомство готовилось из хорошего пшеничного хлеба и говяжьего сала. И то и другое нужно было порубить на мелкие кусочки и смешать с гвоздикой, мускатным орехом, измельченными финиками, высушенным на солнце изюмом, костным мозгом, розовой водой, яйцами, сливками и большим количеством сахара.
Поскольку госпожа Фэншоу была не в состоянии обсудить с кухаркой предстоящий ужин, на кухню отправилась Мария. Кухарка объяснила, что для итальянского пудинга всего-то и нужно, что положить ингредиенты на смазанный сливочным маслом противень и запечь их. Не пройдет и часа, а блюдо уже будет готово. Главное – не оставлять его надолго в печи, ведь хозяин слаб зубами и любит, чтобы внутри пудинг был влажным, почти жидким. И наконец, сверху десерт надо щедро посыпать сахаром – в этом году господина Фэншоу стало еще сильнее тянуть на сладкое. Ну а потом кушанье можно подавать к столу.
В первый вечер после возвращения на Слотер-стрит ужин состоялся в восемь. Анна не выходила из своей комнаты. Ее рыдания разносились почти по всему дому, но, к счастью, в столовой их не было слышно. Господин Фэншоу велел сообщить невестке, что пора к столу, но ее горничная передала, что хозяйка не спустится и относить ужин наверх тоже не нужно, поскольку она не в состоянии проглотить ни крошки.
В результате Мария села за стол с дедом одна. Сначала они почти не разговаривали. Во время трапезы господин Фэншоу любил полностью сосредоточиваться на еде – он был не из тех, кто способен удержать в голове две мысли сразу. Насытившись, дед приободрился, а после итальянского пудинга и вовсе повеселел. Старик уговаривал Марию съесть еще одну порцию, но девочке больше не хотелось.
– Возьми добавки, милая, – сказал он. – Грех отправлять такую вкуснотищу обратно на кухню.
– Сэр, больше одной ложки мне не осилить.
– Тогда отнеси пудинг своей бедной матушке. Если есть на свете блюдо, способное вернуть ей аппетит, то это именно оно. Положи кусок в миску и передай ей. И постарайся убедить ее, чтобы непременно отведала это лакомство.
Мария наполнила миску пудингом.
– Еще, – велел дед. – Погоди, дай-ка сверху сахарком посыплю. – Поднеся к миске сахарницу, господин Фэншоу как следует ею потряс и пояснил: – Превосходное средство от черной желчи. Твоей матери нужно восстановить баланс телесных соков. Может, тогда у нее и на сердце полегчает.
Для господина Фэншоу это было равносильно проявлению заботы. Мария взяла миску и ложку, осторожно поднялась по лестнице и постучала в дверь матушкиной спальни. Ей открыла горничная. Занавески были задернуты, чтобы в комнату не проник ни единый луч предзакатного солнца. Мать лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и рыдала, но уже тише, чем раньше.
– Дедушка велел передать вам десерт. Это итальянский пудинг.
Горничная только головой покачала:
– Зря стараешься. Мадам есть не станет. Она от всего отказывается.
– Вон! – неожиданно громко взвыла распростертая на кровати госпожа Фэншоу. – Убирайся!
Горничная состроила гримасу:
– Слышала? Лучше уходи.
До дня летнего солнцестояния осталось меньше месяца, и в десять часов вечера было еще светло. Только что пробили церковные колокола, когда Мария медленно вышла во двор, держа обеими руками миску.
Ханна поджидала ее около нужника.
– Что несешь?
– Это тебе. – Мария протянула служанке миску.
– Тот самый пудинг, который приготовила кухарка?
– Да. Мать к нему не притронулась, вот я и…
– Вот ты и решила отнести его мне? – Служанка усмехнулась. – В подарок? Задобрить меня хочешь? Чтобы я сменила гнев на милость?
Мария подошла на шаг ближе и вытянула руки: пусть аромат пудинга говорит сам за себя.
Между губ Ханны показался кончик языка.
– Пожалуй, не откажусь, раз уж ты его притащила.
Служанка взяла ложку, потом миску. Ела она жадно, быстро, ни на что не отвлекаясь. Примерно так же обедал Калибан. Подобрав все до последней крошки и вылизав миску, Ханна отдала ее Марии.
– У меня тоже для вас кое-что есть, юная госпожа. – Облизав пальцы, служанка запустила руку в карман юбки и выудила бумажный кулек. – Вот. Подсыплешь старику. Все сразу. Хочу, чтоб наверняка подох.
Протиснувшись мимо Марии, Ханна зашагала обратно к дому. Девочка зашла в нужник. Там она присела на корточки возле одного из отверстий, и ее вывернуло наизнанку прямо в нечистоты внизу.
Позже, у себя в комнате, Мария достала кулек из кармана и развернула его. По ее прикидкам, Ханна отдала ей примерно половину оставшегося порошка. Мария замерла в нерешительности. Может, прямо сейчас отнести мышьяк вниз и бросить его в огонь? Нет, лучше завтра. Если она выйдет из спальни в такой поздний час, кто-нибудь непременно обратит на это внимание.
Дрожащими руками девочка подняла крышку корзинки для рукоделия и достала свою незаконченную вышивку – уродливую, неказистую, заставлявшую «мастерицу» сгорать со стыда всякий раз, когда она глядела на свою работу. Внутри корзины была подкладка, но шов внизу разошелся. Мария пропихнула кулек в отверстие, прикрыла его вышивкой и захлопнула крышку.
Спешить некуда. Завтра она решит, как поступить.
Глава 56
– Время – начало третьего ночи! – дребезжащим голосом выкрикивал глашатай на Стрэнде. – Воскресенье, погода хорошая и ясная! – Покачиваясь, он брел по мостовой, время от времени звоня в треснутый колокольчик. – Начало третьего…
– Где вас высадить? В Савое? – уточнила Кэт.
Марвуд зашевелился. Он сидел напротив нее в темной, подскакивающей на булыжниках карете.
– Сначала я провожу вас до дома.
– В этом нет нужды, – возразила Кэт, но больше для порядка: она была рада обществу Марвуда.
Ночной Лондон – опасное место для женщины без провожатых.
Они уже некоторое время ехали молча. Оба были совершенно измучены. Казалось, этот день длился целую вечность. С рассветом они отплыли на пакетботе из Дувра, обогнули побережье и по устью реки Медуэй добрались до самого Рочестера. Там сошли на берег и пообедали. А потом – тридцать миль до Лондона на почтовых. Затем Марвуд и Кэтрин пересели в эту карету, нанятую за баснословные деньги на почтовой станции, чтобы их перевезли через Лондонский мост.
Карета повернула в сторону Ковент-Гарден. Даже в столь поздний час народу на площади хватало, в основном это были мужчины, торговавшиеся с уличными девками в аркадах. Где-то невидимая певица исполняла балладу о женщине, брошенной возлюбленным. Ни слуха, ни голоса у этой особы не было, однако пела она так громко, что заглушала стук колес и лошадиных копыт.
Генриетта-стрит была погружена во тьму, если не считать полосок света между ставнями нескольких окон. Карета остановилась возле дома со знаком розы. Марвуд вылез из экипажа и громко постучал в дверь набалдашником трости. Кэт, оказавшись на мостовой, тоже присоединилась к нему. Барабанить в дверь пришлось почти минуту, и вот наконец мальчик Фибса отодвинул створку в окошке и с тревогой спросил, кто там