По отношенью к королям – покорность».
Сказал так и ушел. Гавейн был зол,
Но и напуган. Кровь ему в лицо
Вдруг бросилась. Молчал он, замерев,
И пристально глядел вослед Артуру.
Затем встряхнулся, вышел из покоя
И стал повсюду слухи распускать
О деве – о лилее Астолата
И о ее любви. И уши все
Внимали этому, а языки
Болтали, что, мол, полюбила дева
Из Астолата сэра Ланселота,
А Ланселот, мол, полюбил ее.
Кому-то интересно было, как
Король на это смотрит. А кому-то —
Как королева. Удивлялись все:
«Откуда появилась эта дева?»
И большинство, конечно же, считало,
Что дева недостойна Ланселота.
Одна из дам придворных вдруг решила
Про новость королеве рассказать.
Но та уж знала все, лишь горевала
О том, что Ланселот так низко пал.
Она казалась бледной, но спокойной
(Чем эту даму очень огорчила).
Так девять дней, огню подобно, новость
По замку Короля распространялась,
И кончилось все тем, что на пиру
Два раза рыцари, а может, три
Вместо того, чтоб пить за Ланселота
И королеву, предлагали тосты
За Ланселота и лилею-деву
И улыбались, друг на друга глядя.
Но губы не сжимала королева, —
Хоть в горле ком вставал, и ноги гневно
Дробь под столом по полу отбивали:
Казалась ей еда полыни горше,
И все вокруг ей ненавистны были.
А в это время дева в Астолате,
Невинная соперница ее,
Которой одного хватило дня,
Чтоб образ Ланселота поселился
Навек в ее душе, к отцу подкралась,
Когда он в размышленьях пребывал,
И, на колени сев к нему, сказала:
«Отец, меня упрямицей зовешь ты,
Но сам ты воспитал меня такой.
А посему скажи, хотел бы ты
Чтоб я сошла с ума?» – «Конечно, нет!»
«Коль так, тогда отправиться дозволь мне
На поиски Лавейна дорогого».
«Из-за него с ума ты не сойдешь, —
Отец ответил. – Потерпи немного.
Надеюсь я, что вскорости услышим
О нем мы и о спутнике его».
«Но, – молвила она, – необходимо
Его найти мне, где бы ни был он,
И передать ему брильянт. Иначе
Таким же ненадежным буду я
Посланником, как принц высокомерный,
Который отдал камень мне. Отец мой,
Я спутника Лавейна в снах видала
Худым, иссохшим, как скелет, и бледным,
Как смерть. Ему необходима помощь
Девицы благородной. Ведь девицы
Обязаны заботиться особо
О рыцарях, которые носили
Их знаки в поединках на турнире.
Молю тебя, дозволь уехать мне!»
Главою покачав, сказал отец:
«Да, да, брильянт… Поверь, мое дитя,
Я был бы рад узнать, что величайший
Из наших рыцарей здоров. И ты
Ему брильянт должна отдать, конечно.
Но слишком уж, я думаю, высоко
Висит сей плод. Не каждый рот сумеет
Его схватить. Лишь нашей королевы…
Что я в виду имею? Ничего.
Ну, а тебе, дружок, могу сказать,
Коль так ты непреклонна, поезжай!»
Сияя оттого, что разрешили
Ей в путь пуститься, убежала дева,
И в этот день, пока она к дороге
Готовилась, в ее ушах звучали
Последние слова ее отца:
«Коль так ты непреклонна, поезжай!»
И эхом вдруг в душе ее мелькнуло:
«Коль так ты непреклонна, то умрешь!»
Но счастлива была она тогда
И мысль отогнала, как мы пчелу,
Которая ужалить норовит,
И так себе ответила: «Ну что
Случится, если помогу ему
Вернуться снова к жизни?» А затем
Она в сопровожденье сэра Торра
Вдаль поскакала по холмам нагим
И, наконец, достигла Камелота.
И там, перед вратами городскими
Вдруг брата повстречала своего,
Который безмятежно улыбаясь,
Выделывать курбеты заставлял
Каурого коня на радость людям,
Толпившимся вокруг него на поле.
«Лавейн! – она воскликнула. – Лавейн!
Скажи, как поживает Ланселот?»
Лавейн был изумлен: «Торр и Элейн!
Зачем вы здесь? И как узнали вы
О том, что господин мой – Ланселот?»
Когда Элейн свой повела рассказ,
Сэр Торр, которому об этом было
Неинтересно слушать, их оставил
И сквозь ворота, мимо статуй дивных,
Где каждая одну из войн Артура
Собою представляла, въехал в тихий
Богатый город, направляясь к дому,
В котором дальний родственник их жил.
А сэр Лавейн сестру свою отвел
К пещере возле рощи тополиной.
Войдя, она заметила тотчас
Шлем Ланселота на стене. К нему
По-прежнему ее рукав пурпурный
Привязан был, порубленный и рваный,
И потерявший множество жемчужин.
И радостно ей стало оттого,
Что Ланселот не снял рукав со шлема.
Кто знает? Может, он еще раз хочет
С ним выйти на турнир. Затем они
Вошли в другую келью, где он спал.
Могучие израненные руки
На волчьей шкуре голые лежали
И так подергивались, будто он
Во сне с врагами продолжал сражаться.
Увидев, как растерзан, как оброс,
Каким худым ее любимый стал,
Элейн негромко вскрикнула от горя.
И от чужого в этой келье звука
Больной проснулся рыцарь. И пока
Он озирался в полусне, Элейн
Приблизилась к постели и сказала:
«Награду вашу вам прислал Король —
Брильянт». Его глаза сверкнули. Дева
Подумала: «Не мне ли он так рад?»
Когда ж она поведала ему
О Короле, о принце, о брильянте,
О поисках, что ей препоручили,
Хоть недостойна их она, конечно,
И около его постели скромно
Колени преклонила и брильянт
Ему вложила в руку, то лицо
Свое к нему приблизила, и он
Поцеловал Элейн, как мы ребенка,
Который с трудным справился заданьем, —
И на пол перед ним упала дева.
«Скакали долго вы, – промолвил рыцарь, —
Вот и устали. Отдохнуть вам надо!»
«Мне отдых ни к чему, – она сказала, —
Вы рядом, мой прекрасный господин,
И этого для отдыха довольно».
Что означать должны сии слова?
Его большие черные глаза,
Которые еще огромней стали
От худобы его, в нее вперились
И по румянцу на лице наивном
Проведали о страшной тайне сердца.
Опешил Ланселот и не сказал
Ни слова больше, ибо был без сил.
Ему был не по нраву тот румянец,
И жаждал он любви одной лишь только
Из всех на свете женщин – королевы.
Поэтому, вздохнув, он отвернулся
И притворялся спящим до тех пор,
Покуда не уснул и в самом деле.
И поднялась Элейн, и побрела
По полю к городу и, миновав
С фигурами чудесными ворота,
По улицам, хоть мрачным, но богатым
Прошла туда, где родственник их жил.
Там выспалась, а на заре назад
По улицам тем мрачным и богатым,
По полю и по роще тополиной
Пошла к пещере. Так вот день за днем
Элейн скользила в сумеречном свете,
Как привиденье, в город и обратно,
И каждый день за рыцарем она
Ухаживала, а порой и ночью.
А Ланселот, хотя о ране он
И говорил, как об ушибе легком,
Который очень быстро заживет,
От жара и озноба временами
Так мучился, что вежливость терял.
Но кроткая Элейн терпела все
С любовью и была с ним в миг такой
Смиренней, чем ребенок с грубой нянькой,
И ласковей, чем мать с больным ребенком.
Еще ни разу женщина с тех пор,
Как совершил впервые грех мужчина,
Добрей с мужчиной не была. Поддержкой
Служила ей великая любовь.
И как-то раз отшельник – трав знаток,
Познавший все науки тех времен,
Заметил Ланселоту, что Элейн
Своим уходом жизнь ему спасла.
И Ланселот, забыв, что взгляд девицы
Ему казался прежде простодушным,
Теперь Элейн сестрою называл,
И другом верным, и прекрасной девой,
И ждал ее, и горевал, когда
Ее шаги стихали вдалеке,
И был с ней ласков, и любил ее
Насколько мог, жаль только, не любовью
Прекраснейшей, светлейшей, глубочайшей
Мужчины к женщине, и был готов
Пасть смертью рыцаря за честь девицы.
Как знать? Когда б ее он первой встретил,
Она, быть может, счастие дала бы
И в этом мире, и в ином, загробном,
Его больной душе. Да вот никак
Не мог разбить былой любви оковы.
Считал он, что обязан сохранить
В бесчестье коренящуюся честь.
Смысл верности он понимал неверно.
Еще великий рыцарь в дни болезни
Немало дал обетов и был полон
Намерений благих. Но им, рожденным
Болезнью, жизнь была не суждена.
Ибо, когда опять в нем забурлила
С былою силой кровь, он снова стал
То чудное лицо в мечтаньях видеть,
Которое в его душе рождало
Предательский покой и застилало
Его решимость, облаку подобно.
И если дева говорила с ним
В минуты те, когда он созерцал
Тот несравненный лик, он слушал молча
Иль отвечал ей холодно и кратко,
И знала дева: грубость – от болезни,
Но что за ней стоит, она не знала.
И грусть-тоска туманила ей очи
И раньше времени ее гнала
В богатый город, за поле, туда
Где в одиночестве она шептала:
«Напрасно все! Меня он не полюбит!
Так может быть, мне лучше умереть?»
Подобно крохотной невинной птичке,
Которая на утренней заре
Всегда одну и ту же трель выводит,
Другой не зная, отчего ее
Надоедает слушать, дева наша
Полночи проводила, повторяя:
«Так, может быть, мне лучше умереть?»
И поворачивалась с боку на бок,
И не могла найти успокоенья.
«Уж лучше умереть, чем быть не с ним! —
Все вновь и вновь звучал один напев. —
Чем быть не с ним, уж лучше умереть!»
Но вот сэр Ланселот от ран смертельных
Оправился и в Астолат вернулся
В сопровожденье брата и сестры.
И там Элейн в своем любимом платье,
Которое, как ей казалось, шло