Мятежа герцога Орлеанского, вопреки всеобщим ожиданиям, не последовало, потому что Людовик XIII, понимая опасность внутренних волнений в военное время, предпочёл договориться с братом в очередной раз. Гастон к тому же продолжал оставаться наследником трона (до 1638 г.), и не считаться с ним было нельзя. Переговоры Парижа и Блуа, а также Парижа и Седана, похоронили идею открытого сопротивления. Король опять даровал прощение свитским людям своего брата, правда, без права возвращения в столицу. Гастон сумел выиграть в Блуа время и заставил короля пойти на уступки. Важным итогом переговоров, согласно мемуарам Ришелье, явилось то, что королю и его главному министру удалось расколоть союз графа Суассонского и герцога Орлеанского.
Хотя отношения короля и Суассона также возобновились, причём Людовик XIII обещал полную амнистию графу, влияние его советников, а также относительная безопасность Седана и испанское покровительство привело принца крови к альянсу с врагами Франции. Переговоры с Людовиком XIII не могли не закончиться неудачей, потому что граф требовал короля безоговорочного удаления министра. Отказ короля предоставил Суассону свободу действий, и хотя граф «заверял [Людовика XIII] в своей верности» и обещал, в свою очередь, «ничего не предпринимать во время своего пребывания в Седане», согласно Ришелье, летом 1637 г. он подписал секретный протокол о координации действий с Марией Медичи, испанским правительством Фландрии и с герцогом Буйонским, чья резиденция — имперский город-крепость Седан на границе с Францией — стала новым центром вооружённой оппозиции.
Одна из статей протокола гласила: «Король Испании [Филипп IV) компенсирует господину де Буйону, в случае возникновения соответствующей ситуации, потерю всех благ, которые последний имел во Франции». Эта статья демонстрирует устойчивые надежды испанской короны на успех вооружённого мятежа французской знати и политический раскол страны, равно как и гарантию испанского покровительства в случае неудачи. Оливарес сознательно шёл на открытую организацию помощи любому лидеру из числа дворянских оппозиционеров, потому что Испания на этот раз вовсе не была уверена в успехе своего оружия в войне с Францией.
Герцог де Буйон был сыном знаменитого Анри де Ла Тур д'Оверня, виконта де Тюренна, соратника Генриха Наваррского и возлюбленного Маргариты де Валуа. Посредством блестящих брачных союзов Тюренна (первый брак с Шарлоттой де Ла Марк, герцогиней де Буйон, второй — с принцессой Елизаветой Нассау-Оранской) его сын Фредерик-Морис наследовал несколько титулов, огромное состояние и территории вне Франции. До 1635 г. он жил в Нидерландах у своего дяди принца Оранского, а затем перешёл на службу к Людовику XIII в звании маршала. Суассон не случайно бежал к своему другу Буйону — в Седанском княжестве не действовала французская юрисдикция, хотя король мог обвинить герцога в предательстве и в оскорблении Величества как своего подданного, офицера на королевской службе. Таким образом, неудача 1636 г. повлияла на новые формы сопротивления: если Гастон договаривался с королём об условиях дальнейшего сосуществования с Ришелье путём шантажа в виде угрозы мятежа, то граф Суассонский выбрал союз с противниками Франции, поскольку посчитал, что не может рассчитывать на гарантии своей безопасности в случае возвращения, пока Ришелье остаётся у власти. Обязательства графа перед испанцами, двором Анны Австрийской и двором Марии Медичи, а также собственные амбиции обиженного принца крови привели к вооружённому восстанию 1641 г.
Восстание финансировалось Испанией и в то же время прямо было связано с парижским двором. Там в деталях знали всё, что происходит в лагере Суассона. Кардинал де Рец свидетельствует: «Наконец господин де Буйон изменил своё решение. По требованию министра Испании дона Саламанки он обязал меня найти людей при парижском дворе, отдав приказ использовать деньги именно с этой целью, однако я возвратился в Седан, более обременённый письмами». Испанцы и мятежники преувеличивали возможности двора. Значительная часть придворных пребывала на войне, которая в 1638–1640 гг. становилась всё более и более успешной для Франции. Многочисленные репрессии, обрушившиеся на двор в 30-е гг. — ссылки и тюрьмы, вынужденная эмиграция дворян, — вместе с тем разрядили напряжённость. Достигнутый мир c Гастоном и прекращение интриг королевы Анны после рождения сыновей Франции также явились факторами, способствующими снижению оппозиционного накала. Поэтому миссия ко двору Реца завершилась неудачей: придворные ограничились традиционными заверениями солидарности и благодарностями за доверие графа Суассонского.
Летом 1641 г. появился совместный манифест мятежников — графа Суассонского, герцога Буйонского и присоединившегося к ним нового герцога де Гиза, в котором были перечислены знакомые по прошлым событиям требования к короне. Они касались положения как провинциальных дворян, так и придворных короля, хотя в целом восставшие аристократы провозглашали свой манифест от лица всех французов, видя свою особенную роль освободителей страны от репрессивного правления кардинала.
Все их требования можно разбить на три составляющие. В первой защищались традиционные вольности «провинций, городов и частных лиц» — «иммунитеты, права и привилегии», связанные со стремлением ограничения административно-политического вмешательства короны. Последнее предоставило бы губернаторам прежнюю свободу действий и снизило бы пресс королевских налогов.
Второй раздел касался освобождения заключённых дворян из тюрем, возвращения эмигрантов, возврата конфискованного имущества у опальных дворян и «закрепление порядка в советах короля». Речь шла об амнистии всех наказанных Людовиком XIII и Ришелье интриганов и мятежников, а также о реорганизации королевского совета — возвращения в его состав грандов, «прирождённых советников» короля. Наконец, третий, «международный» аспект. Речь идёт о требовании союза с Габсбургами и прекращении непонятной для католического дворянства войны. Как видно, манифест представлял полную ревизию всего политического курса французской короны и отражал внешнее восприятие аристократами сути политических и прочих преобразований правительства. Мятежники видели главным препятствием справедливому правлению только влияние на короля кардинала Ришелье, поэтому восстание 1641 г. проходило под «антиришельистскими» лозунгами. Посланный против Суассона и его союзников отряд под командованием маршала де Шатийона был разбит в битве при Марфе, но в этом же сражении погиб граф Суассонский. Лишившись своего лидера, герцог де Гиз предпочёл бежать за границу, а герцог де Буйон вступил в соглашение с королем.
Таким образом, опасность для политического курса Людовика XIII и Ришелье часто исходила из провинций. Активную оппозицию представляли гранды и придворные короля, покинувшие двор и объединившие усилия с недовольными губернаторами и их клиентеллами с целью любым путём привлечь к себе утерянное королевское внимание. Наиболее активными мятежниками было молодое поколение грандов, которым двигали как амбиции, так и желание восстановить историческую справедливость, законность и традиции, попранные абсолютной властью, олицетворяемой Ришелье. Их сторонниками стали представители придворной католической знати, которые демонстрировали преданность и личную привязанность своим патронам, что, с одной стороны, являлось продолжением феодальной традиции, а с другой — желанием извлечь выгоду из успехов своих лидеров. Мятежи и заговоры особенно усугубляли опасность внутренней дестабилизации во время войны с Габсбургами, когда король не мог бросить на борьбу весь «силовой» потенциал короны. Неудачи отдельных командиров вместе с предательским поведением ряда представителей знати на фронтах заставляли короля применять строгие наказания, что толкало опальных дворян в лагерь открытой оппозиции. Все рассмотренные провинциальные выступления были непосредственно связаны с двором и направлены против кардинала Ришелье и его партии. Открытое неповиновение представляло собой как военный мятеж с финансовой и прочей поддержкой Испании, так и угрозу мятежа. Восстание против репрессивной власти, «тирании» (наиболее употребляемое слово в мемуаристике того времени), рассматривалось дворянами как сословный долг, потому что традиция наделяла их правом отвечать за всю Францию. Аристократия не рассматривала Испанию как противницу Франции, а видела её лишь в качестве личного врага Ришелье. Предлагаемая помощь Габсбургов не считалась ими преступлением. Дворяне отказывались признавать власть Ришелье, не задумываясь и где-то не понимая, что она была предоставлена ему волей короля. Карающая королевская юстиция отождествлялась дворянством только с именем кардинала.
Все три выступления знати в провинциях в 1631–1641 гг. были взаимосвязаны. Заговор Марии Медичи привёл к эмиграции Гастона Орлеанского и многих придворных, которым позже удалось объединиться с Монморанси. Неудача открытого мятежа и следующая волна эмиграции, возвращение и арест сторонников герцога Орлеанского подтолкнули к заговору на фронте, который, в свою очередь, очертил два пути развития событий ввиду позиции двух лидеров — Гастона и графа Суассонского. Поражение в провинции фрондирующей знати связано с рядом моментов: недостаточной поддержкой оппозиционных сил двора, частой несогласованностью действий вождей оппозиции, характерными различиями позиций придворной и провинциальной знати, усугубляющимися со временем, растущими противоречиями между губернаторами и провинциальной знатью, усилением давления со стороны королевской власти и расширением партии «кардиналистов» в провинции. Всё это способствовало установлению стабильного контроля короны в провинциях страны.
5.2. Двор и эмиграция дворянства
Под эмиграцией мы понимаем вынужденный отъезд за пределы государства лиц, чьё пребывание во Франции было невозможно по причинам личного неприятия существующего режима или было вызвано необходимостью сохранения своей жизни. Франция XVII в. уже была знакома с политической эмиграцией, чему способствовали многолетние гражданские войны, когда страну покидали гугеноты. Пик борьбы аристократии и короны в первой половине XVII столетия пришёлся на последнее десятилетие правления Людовика XIII, время тяжелых социальных потрясений, связанных с войной и экономическими трудностями. Бесконечные попытки свергнуть Ришелье и заставить короля изменить внешне- и внутриполитический курс следовали одна за другой, способствуя эмиграционному движению, которое прекратилось только со смертью главного министра в 1642 г.