— Так чего же ты хочешь?
— Я думала, у нас будет великолепная ночь, — мечтательно проговорила она.
— Может, и будет еще.
— Но не такая.
— У меня есть отличная идея, — сказал Алекс.
— Да уж!
— Выметайся-ка из машины.
— Что?!
— Выметайся, — он перегнулся через сиденье и открыл перед ней дверь, — вали отсюда.
Ему до сих пор было любопытно, как она добралась в ту ночь до Майами. Последний раз, когда он ее видел, она стояла под указателем мотеля, уперев руки в боки. Он видел ее в зеркале заднего обзора, когда ехал обратно. Алекс решил, что в чем-то ошибся с ней. Наверное, надо было отвести ее после ужина погулять или немного покатать, устроить ей хороший вечер, делать все медленно и непринужденно.
Сегодня он так и поступит. Он последний раз глянул на себя в зеркало и спустился вниз к квартире 5С. Девочке, открывшей дверь, с виду было лет шестнадцать. Очкастая, прыщавая. Она окинула его взглядом с ног до головы, как все современные подростки.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — ответила она.
— Это ты, Алекс? — откуда-то из глубины квартиры позвала Джессика.
— Я, — откликнулся он.
— Я через минутку выйду! — крикнула она. — Может, сядешь? Фелис, покажи ему, где тут бар. Налей себе, если хочешь, Алекс.
— Спасибо, — он пошел следом за Фелис в гостиную.
— Бар там, — сказала девушка, показав в угол комнаты. Он подошел и посмотрел на бутылки. Прекрасный набор. Может, муж ее и был дешевым ублюдком, однако она явно не скупилась на выпивку.
— Когда ты будешь готова? — крикнул он через квартиру.
— О, через минуту, — ответила она. — Налей себе.
Он понял, что раньше чем через десять минут она не появится, потому плеснул немного виски со льдом и сел на софу. Фелис уселась в кресло напротив, пялясь на него, как сова, из-за своих очков. Гостиная была прекрасно обставлена, хотя и не в его вкусе. Здесь было много резьбы, накладного дерева, изгибов в стиле Людовика XV или XVI, хрен его знает. Да и плевать. В одном углу стояло фортепиано — интересно, она играет? А еще интересно, чем зарабатывает на жизнь ее муж — ведь эта квартирка должна была влететь в копеечку.
— Так ты Фелис? — сказал он юной нянечке.
— Да, — ответила она.
— Ты ходишь в школу?
— Да.
— И где?
— Филдстон, Ривердейл.
— Это что, частная школа?
— Да, — ответила она. — Это вы шотландское виски пьете?
— Да, — он посмотрел на стакан в своей руке.
— Терпеть не могу, — сказала она. — Я люблю рай-виски с имбирем.
— Что же, тоже неплохое питье. Сколько тебе?
— Пятнадцать.
— Рановато пить, как думаешь?
— Мои родители об этом знают, — отрезала она.
— Ну, тогда ладно, — сказал он, подумав: «Чтоб тебя».
Он прикончил виски и налил было себе еще стаканчик, когда в комнату вошла Джессика. Она была в зеленом платье с глубоким вырезом и расширяющейся книзу плиссированной юбкой, дюйма на три не доходящей до колена. На ней были зеленые серьги и кулон, что висел прямо между грудей. Он не знал — настоящие это изумруды или подделка, с такого расстояния этого не разобрать. Однако он подозревал, что это подделка. Она подвела глаза зелеными тенями, губы — бледно-оранжевой помадой и надела зеленые туфли на высоких каблуках. У нее были потрясающие ноги, и с первого взгляда на ее платье он понял — лифчика на ней нет. Она вошла в комнату прямо как актриса или манекенщица, осознавая, что выглядит сногсшибательно. Она явно ждала его одобрения, и в то же время ей было от этого неловко, потому она потупила взгляд.
— Ты великолепно выглядишь, — сказал он и вдруг почувствовал себя полнейшим дураком. Она выглядела не великолепно, а просто невероятно, а ему в голову не приходило ничего, кроме «Харбин Инн» на пересечении Сотой и Бродвея. На нем были серые брюки и голубой блейзер с простым золотистым галстуком, и ему показалось, что он слишком небрежно одет. Надо было надеть костюм. — Нет, ты правда прекрасна.
— Ты тоже отлично выглядишь, — сказала она и глянула на пустой стакан в его руке. — Ну, пойдем? Или ты еще хочешь выпить?
— Если ты готова — идем.
— Фелис, — она повернулась, и плиссированная юбка ее платья колыхнулась. — Питер в кроватке, но еще не спит, пожалуйста, зайди к нему минут через десять.
— Ладно, — ответила Фелис. — Когда вы вернетесь?
— Ну, я не знаю. А тебе нужно домой к определенному времени?
— Нет, я просто хотела знать.
— Понятия не имею. Фелис, никого не впускай. Когда мы уйдем, запри дверь и никому не открывай. У меня есть ключ.
— Ладно, — ответила Фелис. — Телефон не оставите?
— Я не знаю, куда мы пойдем. Я все равно позвоню попозже, — сказала Джессика.
— Хорошо, — ответила Фелис.
— Ну, идем? — Она пошла в прихожую. — Мне надеть пальто, Алекс?
— Ну, не знаю. Я не выходил на улицу. В одном платье может быть прохладно.
Она взяла из шкафа в прихожей легкое пальто, и они вышли. Фелис закрыла за ними дверь. Если кто-нибудь сюда залезет, он хорошо поживится. Замок-то паршивый.
У него были секреты.
Секреты от нее и от всех на свете.
Самый большой секрет заключался в том, что он был домушником. Жил вне закона и гордился этим. Он был не как она и все те добропорядочные обыватели, что сидели рядом с ними в ресторане. Он жил своим умом, умением и дерзостью. Он был авантюристом, который ищет приключение за приключением, каждый раз преодолевая очередное препятствие. Но он держал свой секрет глубоко и крепко запертым в душе, как в том самом сейфе типа «пушечное ядро». Ни Джессика, никто из ресторанных завсегдатаев или официантов не вытянет из него этой тайны. Она была только его, крепко запертая за слоями непроницаемой стали, которую не отогнешь, не просверлишь, не взорвешь. Тайна могла выглядывать наружу через зеркальное стекло его глаз, но в его глазах никто ее не увидит — лишь свое отражение. Он был взломщиком, и это был его величайший секрет. Секрет надежно спрятанный, и это давало Алексу некое ощущение превосходства, шика и опасности — примерно так смотришь на меч в ножнах. Хотя видишь только рукоять, ты знаешь, что внутри таится бритвенно-острый клинок.
Были еще и другие тайны.
Он в душе получал удовольствие от того, как она выглядела, как поворачивались головы, когда они вместе входили в ресторан, как на нее украдкой смотрели мужчины. А потом сияние ее красоты вдруг охватило и его, и он сам стал выглядеть привлекательнее, сильнее, умнее, чем эти лохи, у которых не было за столом Джессики, склоняющейся к нему, чтобы прикурить сигарету, смеющейся, серьезно изучающей меню. Потом она сказала, чтобы он сам заказал на двоих, поскольку он наверняка понимает в китайской кухне получше, чем она. Он знал, что все мужчины в ресторане завидуют ему — это была их тайна, хотя такая явная, — но подозревал, что все, и мужчины, и женщины, завидуют им, красивой, золотоволосой, синеглазой паре, которым так хорошо вместе.
Они особенные, и в этом все дело. От них распространялась аура необычности. И это добавляло остроты его времяпровождению — он, взломщик Алекс Харди, и она, самая красивая девушка в ресторане, ловит каждое его слово, глаза ее внимательно вспыхивают, она так часто касается его руки. В душе он прямо-таки таял от удовольствия просто быть здесь с такой необычной женщиной, хотя в первый день их встречи в такси она не казалась такой красивой.
Втайне он еще гордился и тем, что разбирается в китайской кухне и способен со знанием дела и элегантно заказать блюда из меню — его осведомленность была столь же несомненна, как и его искусство взломщика. Он понимал в китайской кухне, понимал в ремесле взломщика, понимал в джазе, и потому он говорил о джазе, поскольку хотел, чтобы потом она послушала джаз, а это вело к его последней тайне, которой он тоже не хотел с ней делиться, но о которой, как он подозревал, она уже догадывалась. Тайна эта заключалась в том, что он собирался сегодня с ней переспать. Не только потому, что она была красива, не только потому, что все мужчины здесь признавали ее красоту и потому завидовали ему и терзались в душе оттого, что он будет с ней спать. Он ни на миг в этом не сомневался и был уверен, что она уже приняла это как факт, и надеялся, что все мужчины здесь это тоже понимают, и оттого чувствовал себя еще значительнее, чем осознавая все прочие тайны вместе.
— Я долгое время собирал записи джазовой музыки, — сказал он. — Еще с детства.
— Ты имеешь в виду Диксиленд? — спросила она.
— Да, кое-что, — ответил он, — но в основном другие. У меня много Чарли Паркера, он тут король, и я по-настоящему врубаюсь в него.
— М-м, — сказала она.
— Ты не знаешь, кто такой Чарли Паркер?
— Нет, — согласилась она.
— Тогда тебе предстоит настоящее наслаждение, — сказал он. — Если ты хочешь, мы можем вернуться и послушать записи.
— Я проголодалась, — сказала она. — А ты?
— Да, мы тут немного перекусим, — согласился он. — Официант принесет закуски и напитки, которые мы заказали, а потом все остальное. Это по-настоящему хороший китайский ресторан и тут по-настоящему хорошая северная кухня. Можно заказать обычные свиные ребрышки или блинчики с овощами, но я думаю, тебе захочется чего-нибудь другого.
— Да, — ответила она.
— Тут потрясающе готовят морского окуня. Надеюсь, ты любишь рыбу?
— Да, люблю.
— А, вот и напитки. Спасибо, — сказал он официанту, — даме лимонный коктейль с виски, мне скотч. Здесь его готовят в бумажном мешочке, — сказал он, поднимая стакан. — Будь здорова.
— Будь здоров, — повторила она, и они чокнулись.
— Мне здесь нравится.
— И мне.
— Ты прекрасна, — сказал он, — просто потрясающе красива.
— Спасибо. Мне жутко здорово, — она слегка передернула плечами и хихикнула. — Я так давно никуда не выходила. Это что-то совершенно новое для меня.
— Что именно?
— Выйти в свет с мужчиной, — она запнулась. — В смысле, не с мужем. Я была замужем шесть лет и все это время никуда ни с кем, кроме мужа, не выходила.