Королевский флеш — страница 32 из 43

С драгоценностями все было иначе. С одного небрежного взгляда Алекс был способен отличить настоящий бриллиант от стекляшки, даже не царапая камнем стекла. Он загорелся тем, чтобы пробраться в тот дом на Пост-Миллз и добраться до цацек жены Рида, хотя и не представлял, где может быть сейф. Он понимал, что придется ждать, пока они не смогут туда пролезть и начать поиски. Ему просто не терпелось забраться туда еще по одной причине. Ему хотелось посмотреть на эту квартиру. Он хотел увидеть, как можно обставить дом всей этой фраерской мебелью, если у тебя денег куры не клюют. Может, там он урвет тот самый жирный кусок, за которым всегда охотился, после завяжет, может, купит свой дом, обставит его хорошей красивой мебелью или положит все деньги в банк, и пусть себе проценты набегают. «И все равно чесаться будет, — подумал он. — Всегда будет тянуть хоть на небольшое дельце».

Супермаркет. Арчи. Это все казалось легким делом. Просто войти, вырубить сигнализацию, открыть сейф — вообще дело плевое. И все равно — ночью. «Нужен дом для взлома Два, но ночь не нужна для взлома Два». Конечно, ночью они зайдут не в жилище, а в супермаркет, а это уже просто здание. Значит, это будет всего лишь взлом Три, разве только они не наткнутся внутри на кого-нибудь и не ранят его. Пистолета у них не будет — Арчи обычно не работает с оружием, так что тут проблем нет. Алекса волновало только ночное время, хотя грабеж будет таким же, как если бы они вошли в квартиру днем. Кое-что не нравилось ему в ночном времени. Придется работать с фонариком, а там будут эти чертовы тени по стенам. А, к чертям, он откажется.

На ужин у них был лобстер.

Ему нравилось смотреть, как она ест. Аппетит у нее был будто у водителя-дальнобойщика, так что, как она умудрялась не нагулять фунтов этак с тысячу веса, было непонятно. Она почти не разговаривала за едой, усердно выковыривая мясо лобстера, и почти не смотрела на Алекса, разве что когда прерывалась для того, чтобы взять свой бокал с мускадетом — тогда она бросала на него мимолетный взгляд поверх кромки бокала. Что-то нравилось ему в этой чертовой девчонке. Нравилось ее лицо, ее ясный, быстрый взгляд скаковой лошадки, нравилось то, как она движется, даже если она только тянулась за вилкой, или снимала целлофановую обертку с пачки сигарет, или просто поднимала руки, чтобы высосать кусочек мяса лобстера из оболочки. Ему нравилось и ее чувство юмора, хотя поначалу казалось, что она непробиваема, как и большинство фраерш. Но, может, это было потому, что люди его круга шутят совсем иначе, и фраеры никогда их шуток не поймут. Но он увидел, что она схватывает все на лету — к примеру, когда в ресторан вошла дама с чихуахуа в маленькой розовой корзинке, Алекс глянул на собачку и сказал: «Наверное, до того, как ее вымыли, это был огромный датский дог». Джессика тут же разразилась смехом, а поскольку рот у нее был забит земляничным слоеным тортом, ей тут же пришлось схватиться за платок. Он поймал себя на том, что сидит и сочиняет на основе шуток целые анекдоты, рассказы, составляя их по ходу дела, и чем невероятнее, тем лучше.

Во время ужина, когда они вместе сидели за столом и пили вторую чашечку кофе, он стал рассказывать анекдот о том, как два грабителя были заперты в банковском сейфе и стали играть на банковские деньги в покер. Один выиграл шесть миллионов, и, когда менеджер открыл сейф, вор был настолько уверен в том, что эти деньги и вправду его, что спросил, нельзя ли ему открыть счет на эту сумму, а менеджер был настолько потрясен ее величиной, что даже забыл на мгновение, что перед ним сидят воры. Она смеялась до колик минут пять.

Алекс не знал, откуда взялась эта история. Он был уверен, что ее никогда и не было, что ее никто никогда ему не рассказывал даже в Синг-Синге. Просто она вдруг возникла у него в голове — он даже не мог припомнить, кто из них двоих сказал что-нибудь, способное ее породить, — и рассказ начал разрастаться на глазах, как снежный ком. Ее смех подбадривал его, он начинал говорить на уличном жаргоне, когда передавал разговор двух ворюг, окончательно разошедшись от возможности привольно сочинять что-нибудь настолько забавное, что она чуть со стула не валилась от хохота, словно оба они были под кайфом, хотя и не пили, и не принимали ничего. Когда он закончил рассказ, она никак не могла остановиться, быстро встала, положила салфетку на стол и сказала:

— Я сейчас просто описаюсь.

И быстро побежала в дамский туалет. Это ему тоже в ней понравилось, это замечание насчет того, что она сейчас описается, — было в этой девчонке что-то такое, что чертовски ему нравилось.

В машине по дороге назад, в «Красный лев», она положила голову ему на плечо, подпевая поющему по радио Синатре, потом пошли лирические песенки, и он вдруг стал петь вместе с ней. Они оба пели тихо и, наверное, не в лад, поскольку окно в машине было открыто и ветер уносил звуки. Эта песня напомнила ей о другой, она выключила радио, и он опять стал ей подпевать, продолжая вести машину к «Красному льву». Он повернул направо за угол, вспомнив другую песню, — «помнишь эту, Алекс?» или «как насчет этой, Джесс?» — и каждый по очереди начинал петь, а другой подпевал, а если вдруг забывались слова, они просто тянули мелодию. Так, напевая, они проехали всю дорогу до Питтсфилда и дальше. Голова Джессики лежала у него на плече, он обнимал ее, и после того, как припарковал машину у «Красного льва», они вошли в вестибюль и рука в руке поднялись наверх, в свою комнату. Она разделась робко, как невеста, надев затем ночную сорочку, которую взяла с собой. Он никогда прежде не видел ее в ночной сорочке. Они слышали, как по дороге № 7 грохочут грузовики, как кто-то смеется на улице внизу, а один раз, когда они лежали, прижавшись друг к другу, затаив дыхание, они услышали даже, как щелкнул переключатель светофора на главной улице.

Среди ночи она проснулась.

— Алекс?

— Да? — отозвался он.

— Алекс, — сказала она, — наверное, я в тебя влюбилась.

Именно тогда он и решил отправиться вместе с Арчи брать супермаркет.

* * *

Он вошел в магазин один в понедельник утром и накупил полную корзинку бакалеи, по ходу дела осматривая помещение. Это был частный местный магазинчик, крошечный по сравнению с фирменными, но даже в десять утра тут наверняка есть выручка. Арчи рассказывал, что ежедневная выручка любого супермаркета составляет от двух до трех тысяч долларов, и почти всегда ее держат по ночам в сейфе, поскольку супермаркеты закрываются слишком поздно, чтобы отвозить деньги в банк. В некоторых магазинах по четвергам, когда они открыты допоздна, можно взять тысяч пять-шесть, но Арчи не хотел ждать до четверга, к тому же они решили в четверг съездить в Порт-Миллз и пошуровать в доме у Ридов. Кроме того, магазин был слишком легкой добычей, и он хотел успеть раньше, чем кому-нибудь в голову придет такая же идея.

Потому они решили взять его в ночь с понедельника на вторник, поскольку сигнализация показалась Апексу фиговой. Они все обсудили по телефону за ночь до дела. Пока Джессика звонила свекрови, Алекс позвонил из своей квартиры Арчи и сказал, что готов работать. Через полчаса перезвонила Джессика и доложила, что все чисто и он может спускаться. Она приготовила ужин на двоих, уложила ребенка, и они снова занялись любовью у нее в спальне. Она опять сказала, что, похоже, влюбилась в него, а когда он собрался уходить к себе, повторила: «Я люблю тебя, Алекс», на сей раз не «думаю, что люблю», а просто — «люблю».

В магазине он провел не более получаса. Он зашел к управляющему и сказал, что хочет отнести кое-что из покупок домой к сестре, и потому ему нужно несколько пустых картонных коробок. Управляющий показал, где лежат коробки, и Алекс ответил, что после обеда вернется с микроавтобусом, потому как у него сейчас только маленький автомобиль. Он спросил управляющего, когда закрывается магазин, и ему ответили — в шесть. Он поблагодарил, попрощался, заплатил наличными за бакалею и понес покупки во взятую напрокат машину. Он потратил сорок шесть долларов десять центов, но надеялся ночью возместить свои расходы с лихвой. Ночью они поедут на машине, которую Арчи возьмет напрокат у своей евреечки из социальной службы. Эта фраерша, конечно же, не будет знать, что они использовали ее машину для грабежа. Фраера никогда и представить себе этого не могут.

Он поехал домой, выгрузил покупки и перезвонил Арчи, чтобы сказать, что магазин выглядит как раз так, как он и описывал, и что он уже знает, как пробраться в комнату с картонными коробками. Все в порядке. Алекс предупредил Арчи, что подъедет на такси в Гарлем примерно в четыре тридцать, и затем они оба отправятся в Бронкс. Он планировал войти в магазин без четверти шесть. Арчи предложил поехать в Гарлем прямо сейчас и выпить по пивку, но Алекс отказался — мол, еще есть дела на сегодняшний вечер. Вообще-то у него ничего особенного запланировано не было, он просто хотел как следует отдохнуть перед делом и намеревался прикорнуть.

Джессике звонить не стал. Он уже сказал ей, что будет весь день искать работу и, возможно, вернется очень поздно. Он сказал ей это потому, что она стала бы задавать вопросы — фраеры всегда задают эти свои дурацкие вопросы. Но пусть даже так, он ясно показал ей, что ничего объяснять не намерен. Он вообще никому ничего не обязан объяснять. Он сообщил ей это рано утром по телефону, прежде чем уехать из Бронкса. На том конце было долгое молчание, затем она очень тихо сказала:

— Я не просила тебя ничего объяснять, Алекс.

От этих слов ему стало неловко, словно он был в чем-то виноват, хотя он и не понимал в чем. В конце концов он пообещал позвонить ей, когда вернется. Затем он сказал, что пытается получить работу в летнем театре на Лонг-Айленде («О, в котором?» — тут же спросила она. «В Ист-Хэмптоне») и может вернуться очень поздно. Но прежде чем повесить трубку, он все-таки сказал, что это не тот самый театр.

Он разделся, снял покрывало с кровати, приоткрыл окно так, чтобы ему был слышен убаюкивающий шум проезжей улицы. Поставил будильник на три, лег в постель и некоторое время лежал, глядя в потолок. Потом закрыл глаза и попытался уснуть. Но сна не было, он встал и, как был, нагишом пошел в гостиную и поставил пластинку Чарли Паркер