Отец дал понять, что не прочь побыть один, причем сделал это тем ненавязчивым образом, который присущ лишь людям большой силы духа. Рутилий, Опимий и все прочие его сопровождающие удалились, притворившись, что занялись расследованием.
— Сынок, — обратился Деций Цецилий Метелл Старший к Децию Цецилию Метеллу Младшему, — пожалуй, тебе следовало бы поехать со мной в Испанию. Поработаешь немного в моем окружении. Это не так уж плохо. Я имею в виду, пожить вдали от Рима. Кроме того, опыт управления провинцией тебе не повредит. Лучше ознакомиться с подобной работой на низшей ступени. До того как Сенат взвалит на твои плечи всю провинцию целиком.
Разумеется, подобным образом старик проявлял свою заботу обо мне. Он хотел оградить меня от последствий моего безрассудства, но представил это несколько под другим соусом.
— Я подумаю о твоем предложении, отец, — ответил я, — но прежде я должен поймать убийцу. Или убийц, если таковых было несколько.
— Ладно, но только знай чувство меры. В твоем районе было совершено несколько убийств. Кто стал их жертвами? Какой-то бывший раб-гладиатор, мразь с самого дна общества. Некий греко-азиатский купец, тоже довольно темная личность. А теперь еще этот вольноотпущенник. Бесспорно, он был несметно богат, однако в прошлом все равно раб. Не ставь под удар свою карьеру, сынок. Такие, как они, не стоят того, чтобы рисковать своим будущим и даже жизнью.
Взглянув на него, я впервые увидел перед собой не важного чиновника, а испуганного старого человека, чрезвычайно взволнованного судьбой собственного сына.
— Отец, в Субуре были совершены убийства свободных граждан. А Субура — это мой район. И я добьюсь торжества правосудия.
Он ничего не мог мне возразить. Высшие римские чиновники не позволяли себе отступать от долга в большей степени, чем отступали от богов. Разумеется, я был не вполне справедлив. У меня не было ни жены, ни детей, ни высокого поста, я имел довольно шаткое положение в римском обществе. Подобно прочим выходцам из хороших семей, я принадлежал к самой распространенной группе горожан, из которой традиционно состоял младший командный состав римской армии. Однако тогда я ощущал себя столь добродетельным и несчастным, что вопрос жизни и смерти меня совершенно не заботил. Не знаю, было ли это следствием моего юношеского легкомыслия, или я попросту следовал духу времени. Но большинство молодых людей моего поколения ценили свою жизнь столь же мало, сколь и любую другую. Даже богатые и знатные без колебаний решались на самые отчаянные поступки, прекрасно понимая, что всякая ошибка может дорого им обойтись. И я в своем безрассудстве ничем не отличался от остальных моих соотечественников.
Минуту спустя в дом Павла прибыл Асклепиод. Постепенно особняк наполнялся новыми людьми, подобно тому, как разрастался Сенат в период обсуждения военных действий. Два квестора, явившиеся со своими секретарями, при помощи мажордома принялись описывать имущество покойного. Два ликтора пришли за беднягой евнухом, чтобы отправить его в тюрьму, расположенную у подножия Капитолийского холма, где ему предстояло ожидать решения своей участи.
— Очередное убийство? — полюбопытствовал Асклепиод.
— Причем весьма странное. Пойдемте.
Мы вошли в покои Павла — единственную комнату в доме, в которой, кроме покойника, никого не было. Врачеватель, встав на колени, обследовал взглядом шею жертвы.
— Мне необходимо осмотреть его с другой стороны. Однако боюсь, самому его перевернуть мне будет не под силу.
Обернувшись к клиентам, столпившимся у дверного проема, я крикнул:
— Помогите ему поднять тело.
Те замотали головами и отшатнулись назад. Римляне могут что угодно делать с телом живого человека, но до смерти боятся прикоснуться к мертвецу, очевидно, из страха чем-нибудь от него заразиться.
— Тогда хотя бы позовите сюда рабов, — приказал им я.
В конце концов тело перевернули на бок, и Асклепиод с радостным возгласом указал на вмятину на опоясывавшем шею багровом кольце.
— Что это? — спросил я.
— Узелок. Это характерно для сирийских жгутов.
Внезапно какая-то тень перегородила дверной проем, и я чуть было не собрался выставить незваного гостя вон, но благоразумно воздержался. А когда обернулся, порадовался тому, что этого не сделал. На пороге в окружении всей своей многочисленной свиты стоял консул Помпей Великий. Дом теперь был так переполнен, что я подумал: он вот-вот извергнется подобно вулкану, выплеснется лавой прямо на улицы города.
— Приветствую тебя, Метелл Младший, — произнес он.
Это был красивый мужчина с квадратным лицом и великолепной осанкой. Правда, в тоге он всегда чувствовал себя неуютно. Гораздо больше ему шли воинские доспехи.
— Консул, — отозвался я, выпрямившись у кровати Павла. — Не ожидал увидеть тебя здесь, на месте преступления.
Помпей бросил беглый взгляд на покойника.
— Смерть такого богатого человека, как он, ставит под удар всю римскую экономику. На улице собралась большая толпа. Теперь они увидели меня и успокоятся. Народ — как перепуганные малые дети. Стоит им увидеть прославленного полководца, и они будут думать, что отныне все будет в порядке.
Его слова были не лишены здравого смысла.
— Неужели смерть Павла вызвала столько шума?
— Когда я проходил через Форум, торговцы рабами расспрашивали друг друга насчет цен на их товар. Ведь у покойного были тысячи рабов. Если их начнут продавать, то цены на них резко снизятся. Однако пока никто не может точно сказать, сколько принадлежало ему земли, скота, кораблей и всякого груза. Мне известно только, что он владел несколькими рудниками в Испании, да и то через подставных лиц.
Еще бы ему было это неизвестно! Ведь самому Помпею принадлежала львиная доля таких рудников. Он бросил взгляд на Асклепиода.
— Не поздновато для врачебной помощи? — осведомился Помпей.
— Он здесь не для того, чтобы лечить, — пояснил я, — а затем, чтобы осмотреть тело. Доктор Асклепиод — большой знаток по части разного рода ранений. Полагаю, его заключение может оказать помощь следствию.
Помпей удивленно поднял брови.
— Это что-то новенькое. Что ж, продолжайте работать.
Он уже собрался уходить, но потом вдруг обернулся, сказав:
— Впрочем, я бы не стал тратить на это время. Самая серьезная задача сейчас предстоит квесторам и преторам. Они должны разобраться со всем его имуществом. Убийство же никакой сложности не представляет. Ясно как день, что его прикончил евнух. Мой тебе совет — остановись на этом.
— Хорошо, остановлюсь, — заверил его я. — Но только когда буду уверен, что пойман настоящий убийца.
— Что ж, поступай как знаешь.
Он посмотрел на меня отнюдь не враждебно, и слова его прозвучали вовсе не громко. Однако сказаны они были таким тоном, что меня тотчас пробрал озноб. Когда Помпей вышел, в спальне воцарилась гробовая тишина.
ГЛАВА 7
— Никак не могу распутать этот узел, — жаловался я Асклепиоду, сидя в его просторных апартаментах, расположенных в школе Статилия.
Прежде мне ни разу не доводилось бывать дома у врачевателя, но я подозревал, что убранство его жилища будет под стать вкусам и интересам хозяина. В самом деле, его комната была увешана и уставлена всякого рода оружием. К некоторым из экспонатов были прикреплены свитки с описанием ран, которые ими могут быть нанесены.
— Ты о ком? О том человеке, которого задушили?
— Не совсем. На сегодняшний день произошло три убийства, один взлом и одна кража. Все они неким образом связаны друг с другом. К тому же еще нужно принимать во внимание случившийся пожар. Для меня пока несомненно одно: Парамеда убил Синистр. Но кто же тогда задушил Синистра? Мне не верится, что это сделал убийца Сергия Павла. Не следует ли из всего этого, что преступников было трое? И остается еще один вопрос. Кто забрался ко мне в дом, стукнул меня по голове и выкрал медальон? Макрон считает, что, скорей всего, это сделал мальчишка и, судя по всему, иноземец.
Прохаживаясь взад-вперед по комнате, я подошел к окну. Снизу доносился лязг оружия, крики и звуки тяжелого дыхания гладиаторов, отрабатывающих приемы бойцовского мастерства.
— Да, сложная задача. — Асклепиод вертел в руках серебряный стиль. — Но почему ты не допускаешь, что это был тот же человек, что убил Павла и Синистра?
Я сел на красивое ложе и, подперши подбородок кулаком, сказал:
— Ты же сам был в спальне Павла. И видел, какого размера там окно. Я не верю, что хозяина убил евнух. И весьма сомневаюсь, что тот впустил кого-то в комнату, зная, что этим ставит себя под удар. Нам остается предполагать, что убийца проник через окно. Это мог сделать тот же мальчишка, который забрался ко мне в дом. По крайней мере, пока все сходится. В конце концов, не такая уж трудная задача — задушить в постели спящего пьяного толстяка.
— Да, — подтвердил Асклепиод, — я с тобой вполне согласен.
Я заметил у него на голове ту самую серебряную повязку, которую подарил ему в последнюю нашу встречу, и напомнил себе о том, что нужно выбрать для него еще один подарок.
— Но мальчишка не мог задушить Синистра, — продолжал я делиться своими размышлениями. — Крупного и сильного мужчину, бывшего гладиатора. Значит, убийц, по-видимому, двое. И оба должны мастерски владеть удавкой.
Асклепиод отложил в сторону стиль и, просияв покровительственной улыбкой знатока, спросил:
— С чего ты взял, что задушить Синистра мог только человек, обладающий недюжинной физической силой?
Его вопрос заставил меня встрепенуться:
— Но разве… разве это не очевидно?
Врачеватель покачал головой.
— Душить петлей и руками — отнюдь не одно и то же. Если позволишь, я тебе сейчас это докажу.
Встав, он подошел к стене и снял с гвоздя небольшой лук. Тот оказался не натянут: прочная на вид тетива была прикреплена только к одному концу дуги. Отцепив ее от лука, грек подошел ко мне, расправляя руками будущую удавку.