— В этом-то и проблема, — тонко улыбнулся комиссар. — Мы давно готовы к диалогу, но нам не с кем говорить.
Бизнес-центр «Нефтяная Вышка».
Москва, проспект Вернадского,
5 ноября, пятница, 12.00
— Никита, дорогой! — Цвания приехал в «Вышку» не намного раньше Крылова, минут за десять, как сказал сопровождавший Никиту и Эльдара сотрудник службы безопасности, но вновь прибывших Давид приветствовал как хозяин. — Рад тебя видеть!
— А уж как рад я, — сухо улыбнулся Крылов, пожимая протянутую руку. — Все собрались?
— И уже успели перезнакомиться, — подтвердил Цвания и понизил голос: — Никита, я рад, что ты не стал возражать против этого бандита Копытова. Сказочный типаж, звезда вечеринки!
Крылов не настолько хорошо знал Давида, чтобы понять, блефует ли Цвания, демонстрируя отличное настроение, или действительно чувствует ТАКУЮ уверенность в своих силах. Чутье же игрока подсказывало Никите, что веселье противника, скорее всего, искреннее.
— Мы приехали последними?
— Да.
— Хороший знак.
— «Счастливая» примета?
— Ага.
— Ты в них веришь?
— А ты?
— Я верю в расчет, — прищурился Цвания.
— А я — в непредсказуемость Игры.
— Зачем верить в то, чем невозможно управлять?
— Чтобы выигрывать, Давид, чтобы выигрывать.
Цвания запнулся. Ахметов, до сих пор молча стоявший рядом, не удержал короткий смешок.
— Добрый день, Никита. — К собеседникам подошел Сергей Сватов, управляющий «Нефтяной Вышкой». — Все в порядке?
— Тебе виднее, — рассмеялся Крылов.
— С моей стороны все сделано, как договаривались.
— Значит, все в порядке. — Никита крепко пожал Сватову руку: — Сергей, еще раз спасибо, что согласился нас приютить.
— О чем ты говоришь? Играй на здоровье! — И, воспользовавшись тем, что Цвания уже направился в главный зал, Сватов негромко добавил: — Эльдар все как надо сделал, умно. За вас, ребята, вся Москва болеет. Главное — выиграйте, а в обиду не дадут. Давиду и его сородичам пора напомнить кое-какие правила.
— Спасибо.
— Удачи!
Сватов предоставил в распоряжение гостей один из конференц-залов «Вышки». Мебель и оборудование из помещения убрали, в центре установили круглый стол, в углу — бар, вдоль стен — несколько кресел для болельщиков, и все. Ничего лишнего. Функции бармена выполнял охранник, его напарник стоял у дверей: по правилам, покидать комнату игрокам запрещалось. Третий сотрудник службы безопасности пока маячил за спиной Сватова.
— Сначала знакомства или дело?
— Дело.
— В таком случае прошу сюда.
Эльдар и Какадзе, помощник Давида, подошли к столу и раскрыли стальные кейсы. В них лежали не деньги, как подумал Федор Федорович Копытов, а документы. Бумаги на игорные дома. Приглашенный юрист по очереди просмотрел пакеты, кивнул: все в порядке, закрыл кейсы, вернулся в свое кресло, поставил чемоданчики у ног. Возле него сразу же оказался один из охранников Сватова. Точка невозвращения пройдена. Документы переданы третьему лицу, и теперь их возьмет в руки только победитель, тот, кто выйдет из зала владельцем двух казино.
Никита перехватил взгляд Ахметова, уверенно усмехнулся. Эльдар чуть кивнул и направился к бару.
— Это тебя мы ждали? — Копытов посмотрел на Крылова без особого дружелюбия.
— Спасибо за терпение, — улыбнулся Никита.
Цвания выразился предельно точно: «сказочный типаж». Невысокий, похожий на обезьянку Копытов нарядился в смокинг(!), который совершенно сверхъестественно сочетался с красной банданой и татуировками, ползущими по шее и рукам. Для чего Федор Федорович оделся так, осталось для Никиты загадкой. «Звезда вечеринки? А бандит ли он?» Напарник Копытова выглядел еще более экзотично: кожаные штаны, кожаный жилет, кожаная куртка и — тоже! — красная бандана на голове. Стоит ли упоминать о густо покрывающих тело татуировках? Пахло от здоровяка не очень приятно, и, видимо, поэтому люди Сватова отвели его в самый дальний угол зала, где и оставили наедине с бутылкой виски.
— Да, мы терпели, — после паузы буркнул Копытов. Подумал и указал на одну из лежащих на столе стопок: — Мои фишки.
— Прекрасно, — вздохнул Крылов.
— На деньги поменял, — уточнил Федор Федорович.
— Не сомневаюсь.
Маленькие глазки татуированного игрока забегали, судя по всему, он исчерпал все возможные темы для разговора. И, желая продолжить приятное знакомство, Копытов извлек из кармана брюк плоскую фляжку и отвинтил крышку:
— Выпьем?
Запахло не самым дорогим в мире виски.
— Не сейчас, — вежливо отказался Никита.
— Вы уже познакомились? Отлично! Кит, пойдем, я познакомлю тебя с остальными, и будем начинать. — Сватов посмотрел на часы. — Мы выбились из графика.
Сосущий фляжку Копытов попытался что-то сказать, но его никто не слушал.
— Эдуард Чех и Пьер Зелински. Рекомендую — Никита Крылов.
Чех оказался полненьким, среднего роста и каким-то… незаметным. Все в нем было обычно: неброский костюм, никакая внешность, незапоминающиеся манеры. Ничего. Подобные люди стираются из памяти максимум через пять минут. Зелински на его фоне выглядел настоящим мачо: ярким и стильным. Высокий, стройный Пьер был обладателем роскошной черной шевелюры — густая копна до плеч, — аккуратных усиков и тонкого, хищного носа. Отличный костюм, отличная фигура, отличные манеры, лоск Зелински вполне годился для круизных лайнеров.
— Для меня большая честь познакомиться с вами, Никита. Мои друзья из Монте-Карло много рассказывали о вас. Вы настоящий игрок.
— Благодарю.
— С удовольствием сыграю с вами, — буркнул Чех.
— Взаимно.
— Хотя, признаться, время выбрано не самое удачное, — улыбнулся Пьер.
— Что вы имеете в виду?
— Рано, — пояснил Зелински. — Обычно в полдень я только просыпаюсь.
На том, чтобы играть днем, с двенадцати до шести вечера, настоял Ахметов. Никто не станет затевать бучу в разгар дня: в солидном бизнес-центре любое происшествие сразу же выплывет наружу и попадет в газеты. Еще одна, помимо Сватова и третейского судьи, защита от возможных провокаций со стороны Цвания.
— Да, время не самое подходящее, — согласился Крылов. — Я сам еле проснулся.
— А я ваще с шести утра на ногах, — похвастался Федор Федорович.
— Можно только позавидовать…
Никита собирался добавить одно едкое замечание, объясняющее причины столь раннего пробуждения Копытова, но не успел: в центр зала вышел Сватов.
— Господа, прошу внимания!
Игроки подошли к столу, их сопровождающие разместились в креслах вдоль стен.
— На тот случай, если вы еще не заметили, — улыбнулся Сватов, — скажу, что подхожу к роли хозяина очень серьезно. Все мы знаем, какие интересы сплелись и что именно будет решаться за этим столом. Большие деньги, большие люди, большая ответственность. И я гарантирую, что игра пройдет строго в рамках согласованных правил. — Сергей помолчал. — Сегодня мы обязательно определим победителя, и Геннадий Моисеевич оформит все положенные бумаги.
Юрист привстал и вежливо поклонился.
— Победитель покинет здание первым. До этого момента никто из нас не выйдет из зала, не будет звонить или отправлять какие-либо иные сообщения… — Сватов усмехнулся, — …на волю. Удачи, господа!
Зелински срезал колоду.
Ресторан «Сити Гриль».
Москва, площадь Маяковского,
5 ноября, пятница, 15.29
Что может быть страшнее разделения семьи? Разделения нации? Что может быть хуже гражданского противостояния — брат на брата, сын на отца? Что? Ни-че-го. Ибо нет ничего более противоестественного для разумного, чем забыть голос крови, потерять естественную тягу к близкому, родному, стать Иваном, родства не помнящим. Потому что, какую бы идеологию ни подсовывали взамен вековых традиций, ты до конца дней своих будешь чувствовать себя чужаком, отщепенцем, бродягой.
Цельные и сильные, хранящие свою историю и культуру от чужаков будут всегда вызывать уважение. Они сумеют подняться после любого удара — внутренний стержень, выкованный многовековой историей, не позволит им сломаться. У остальных будущего нет.
Даже человские народы, разделенные доброхотами по политическим причинам, чувствуют свою ущербность, прилагают массу усилий для объединения. Так что же говорить о жителях Тайного Города? О потомках могучих некогда рас, оставивших в прошлом величие и грандиозные победы, переживших невероятные катастрофы и вынужденных прятаться от всех и вся? Единство семьи, единство Великого Дома, единство Тайного Города — основа идеологии, не требующая доказательств и пропаганды, разумный подход, основанный на естественной тяге к соплеменникам, нежелании терять корни и растворяться в массе доминирующей расы.
И только масаны потеряли единство и раскололись на две враждующие секты, между которыми вот уже несколько сотен лет шла ожесточенная война. Только у вампиров инстинкт самосохранения притупился настолько, что они охотно прислушивались к лозунгам «Лучше смерть, чем…». А что может быть хуже смерти? Что может быть глупее самоубийственных набегов на Тайный Город или противостояния гаркам Темного Двора, которые заканчивали «походы очищения», только когда уставали убивать? Что? Гордость за то, что «мы живем так, как хотим»? Так ведь недолго живете. По большей части скрываетесь и ждете, когда за вами придут…
Тем не менее и в стане разумных Камарилла находились масаны, уверенные, что «лучше смерть, чем…». Ограничения свободы, налагаемые Догмами Покорности, жесткий контроль и демонстрируемое всеми Великими Домами недоверие порождали у молодых вампиров глухое недовольство. Воины Саббат начинали казаться им отважными борцами за светлое будущее семьи, идеи абсолютной свободы — единственно правильными, а принципы режима секретности — трусливыми законами, придуманными Великими Домами, чтобы сохранить собственную власть. С подобными настроениями вожди Камарилла никогда не боролись кнутом: только разъяснения, только споры, только доказательства, и большинство юных масанов, переболев свободолюбивыми идеями, возвращалось в лоно семьи. Но были и иные…