ышца, ребра. И все ссадины видны, все кровоподтеки, след от каждого удара. Из одежды на нем оставили только трусы, пропитавшиеся теперь кровью и водой, которой Владимира окатывали, когда он терял сознание. Эльдар отдавал предпочтение классическим методам ведения допроса.
В начале диалога Ахметов крепко избил Даньшина, подождал, когда тот очнется, и задал пару вопросов. Вместо того чтобы дать на них правдивые ответы, Владимир понес совершеннейшую чепуху: кричал, что не виноват, что у Эльдара поехала крыша от дурного известия, что Ахметов еще пожалеет. За что вновь подвергся безжалостной экзекуции.
На этот раз Даньшин приходил в себя почти двадцать минут. Даже ледяная вода из шланга заставила его лишь открыть глаза и осоловело уставиться на Эльдара — мысли во взгляде не было. А когда появилась, Владимир заговорил совершенно иначе, принялся умолять.
— Дерьмо, — буркнул Ахметов, сминая сигарету в пепельнице. — Дерьмо.
Голова прояснилась, но лучше не стало. Обида вцепилась еще сильнее, сделала горькой слюну.
— Дерьмо.
— Эльдар, не убивай меня, — тихо-тихо попросил Даньшин.
— Как давно ты работаешь на Цвания?
Владимир закусил губу. Он понимал, что, несмотря на демонстрируемую уверенность, Ахметов не до конца убежден в предательстве. Все подозрения Эльдара — результат анализа, прямых улик против Даньшина не было. Но Ахметов упрям, поверит ли он, если твердить о своей невиновности? А если поверит, то когда? К вечеру? Завтра утром? Или после того, как убьет? Или вообще не поверит. Эльдар умный, ему улики не нужны, он и так все видит.
— Не знал, что тебе нравится испытывать боль. — Ахметов взял со стола дубинку.
И Владимир решился:
— Я работаю не на Цвания, а на Автандила Гори.
— Как давно?
— Три месяца.
— Докладывал о наших делах…
— Да.
— Ставил «жучки» в кабинетах.
— Нет, — мотнул головой Даньшин. — Автандил сказал, что светиться не надо. «Жучки» могли найти. Ведь твои люди мне не подчиняются.
— Не подчинялись, — поправил Владимира Эльдар. — Теперь тебе никто не подчиняется.
Даньшин опустил голову.
— Ты рассказал человеку Цвания, как добраться до Никиты, да?
Снова молчание.
Ахметов опять закурил. Выдохнул дым Даньшину в лицо.
— Я проанализировал действия убийцы: все было рассчитано до мелочей. Он знал все нюансы, прошел мимо охраны, как нож сквозь масло, воспользовался едва заметными просчетами в системе безопасности. Ты ему все рассказал.
— У меня не было выхода.
— Выход есть всегда.
— Черт тебя дери, Эльдар! Да оглянись ты!! Против кого вы пошли?! Против Гори!! Ты думаешь, это смешно? Да он раздавит вас и не заметит! Остановись!! Скажи слово, и я сообщу Автандилу, что ты готов договориться! На это было все рассчитано: Никиту убирают, а с тобой договариваются. С тобой хотят договориться, Эльдар! Подумай! Тебе ведь не устоять! Чемберлен не начнет войну из-за тебя.
— Если бы это было так, — негромко возразил Ахметов, — Автандил просто отнял бы у нас казино.
— Но теперь-то вы отняли казино у него! Гори это так не оставит! За свое добро он будет воевать! Все это понимают. Опомнись, Эльдар, договорись с Автандилом. Договорись, пока тебя Крылов не опередил.
— Никита не пойдет к Гори.
— Ты до сих пор так думаешь? Даже после того, как он тебя поимел? Он спит с твоей женщиной, а ты…
Даньшин осекся — Ахметов сделал шаг. Черные глаза яростно вспыхнули в сантиметрах от лица Владимира, тот сжался. Но удара не последовало.
— Володя, мне приятно, что тебя беспокоит моя честь и мое будущее, но я сам выясню отношения с Никитой. С ним и с Анной.
Эльдар даже голос не повысил. Вернулся к столу, бросил в пепельницу окурок, немедленно раскурил следующую сигарету. Глубоко затянулся. Даньшин наблюдал за его действиями с изумлением. Ахметов не был психопатом, не впадал в гнев без причины, но мужчиной он был горячим, и его хладнокровие выглядело крайне странным. Даже для человека, привязанного к крюку.
— Поговорим лучше о тебе, Володя. Не хочешь поведать мне еще о чем-нибудь?
— О чем?
— Ну… не знаю… — Эльдар неопределенно взмахнул рукой. — Например, попытаться объяснить, почему я не должен тебя убивать.
В глазах Даньшина появился ужас.
— Но ведь я все рассказал!
— Тоже мне подвиг. — Ахметов сплюнул. — Попробовал бы ты молчать…
— Эльдар!
— Эльдар Альбертович, мне сказали зайти сюда.
Дверь в комнату приоткрылась, и Ахметов увидел одного из своих телохранителей — Али.
— Да, я тебя звал.
Телохранитель вошел, тщательно прикрыл за собой дверь и с интересом покосился на Даньшина.
— Али, — буркнул Эльдар, — извини, но тебе придется съездить в лес еще раз.
Владимир завыл.
Южный Форт, штаб-квартира семьи Красные Шапки.
Москва, Бутово,
6 ноября, суббота, 11.33
— Не может быть!!
— Типа, проверь еще раз!
— Мля, да не работает! Не работает!
— Стукни его! — предложил Контейнер.
— Зачем?
— Я так с батарейками делал, — объяснил здоровяк. — Стукал ими обо что-нибудь, и они снова работали.
— Ты головой своей постучи! Головой! — предложил Иголка. — Об асфальт, к примеру. Или еще как-нибудь.
— Ща дошутишься, — пообещал Контейнер.
— Уже дошутились, — буркнул скандалист. — Все. Приехали.
Он был прав: действительно, приехали. Ночью, после разговора с фюрером, Копыто развил бурную деятельность: выскреб все заначки, продал лишнее вооружение, заложил джип — подобной подлости подчиненные от уйбуя не ожидали! — наскреб тридцать тысяч и, наплевав на режим секретности, отправился в первое попавшееся человское казино. К закрытию заведения Копыто выиграл пятьдесят три с половиной тысячи. Затем последовал неспокойный сон, бутылка виски натощак и туманные фразы о том, что «все еще, может быть, образуется». Коротая в казарме время до открытия казино, уйбуй предложил подчиненным перекинуться в картишки — потренироваться, и, к своему ужасу, увидел, что…
Копыто обреченно посмотрел на артефакт. Сомнений нет: разрядился, ибо настолько плохая карта уйбую и раньше-то не часто приходила.
— Сволочь! — Копыто швырнул ставший ненужным медальон в самый грязный угол комнаты и рухнул на койку. — Сволочь!
Мир его предал.
— Сколько у нас есть? — шепотом спросил Иголка.
— Восемьдесят три с половиной, — так же тихо ответил Контейнер. — Еще Урбек сказал, типа, что, если мы джип продадим, он двадцать тысяч добавит.
— Сотня, одним словом. — Иголка вздохнул. — Мало.
— Знаю.
— С сотней к фюреру можно не соваться — точно повесит.
— А может, его, типа, зарядить можно? Артефакт? А? — Контейнер с надеждой посмотрел на уйбуйский затылок.
— Так он же одноразовый, дубина! Заряжай не заряжай, все равно прости-прощай.
Здоровяк ошеломленно вытаращился на Иголку.
— Ну, ты Пушкин.
— Кстати, о пушках… — Мелкий тронул Копыто за плечо. — Может, ограбим кого-нибудь? Нам теперя все одно: нарушения, запреты, они, считай, для живых придуманы. А мы, считай, мертвые.
— Кого ты ограбишь на миллион? Таких с ходу не взять.
— А мы не одного кого-нибудь ограбим, а много.
— А если много, нас поймают быстро, — вздохнул Контейнер. — И повесят.
— Нас все равно повесят.
Копыто простонал что-то неразборчивое.
— Слышь, уйбуй, — буркнул Иголка. — А давай мы фюреру скажем, будто выиграли миллион снова, но ты с деньгами удрал? Тогда нас Кувалда вешать не станет. Только на тебя злиться станет.
— А я куда денусь? — глухо спросил Копыто.
— Удавишься где-нибудь для пользы общества. Тебе ведь все одно пропадать.
Ответить уйбуй не успел: дверь в казарму приоткрылась, и на пороге появился невысокий боец, усиленно ковыряющий в носу.
— Копыто!
— Чо?
— Слышь, Копыто, мы там тебе тачку пригнали. «Матратти».
— Еще пять тысяч минус, — недовольно заметил Иголка.
— Зато Сантьяга от нас отстанет, — рассудительно произнес Контейнер.
— А какая разница, кто нас грохнет: Сантьяга или Кувалда?
— Молчать, паскуда! — Уйбуй поднялся с койки и ловко двинул мелкому скандалисту в челюсть. — Я тебе покажу, удавишься! Я тебе…
Иголка ловко заполз под тумбочку.
— Контейнер, деньги отсчитай! Пошли во двор!
Неожиданная активность Копыто объяснялась очень просто: он вдруг подумал, что возврат «Мазератти» является добрым знаком. Сегодня с Сантьягой все уладилось, а завтра, глядишь, и с фюрером обойдется. Настроение улучшилось, и уйбуй торопливо вышел во двор, где ждал его сияющий, как немецкая мостовая, Булыжник Дурич. И черная машина с тонированными стеклами.
— Здоро…
— Здорово, — кивнул Булыжник, гадая, что заставило Копыто замолчать на полуслове.
А тот и сам не понял, что не так. Вроде тачка та — «Мазератти», цвет тот — черный, стекла тонированные… Но что-то не так.
— Быстро вы управились, — протянул Шибзич.
— Так это тебе не за карточным столом сопли жевать, — засуетился Дурич. — Тута все скорость решает. Раз-два — и в дамках. Деньги давай.
— Машину осмотрю и отдам.
— А фигли тебе машину смотреть?
— А вдруг вы ее поцарапали?
— Мы машины не царапаем.
— Вот и посмотрю.
Копыто обошел «Мазератти», пнул колесо, заглянул в зеркало заднего вида, открыл и закрыл крышку бензобака: все правильно, все на месте.
— Видишь — порядок. Давай деньги.
— А номера зачем сняли?
— А что мы, лохи, с угнанными номерами кататься?
— А зачем вам на ней кататься? — не сразу понял Копыто. — Вы ведь внутрь влезть не могли… Или влезли?
— У них ключей не было! — встрял Иголка. — Пущай не врут!
И тут Копыто осенило: лобовое стекло! Не тонировано! Этот «Мазератти» принадлежал кому угодно, но только не масану.
— Вы чью тачку пригнали, суки?! — взревел уйбуй. — Кинуть меня решили?! Убью!!