— Она ненавидит меня! — закричала Мария.
— Да она же тебе кузина!
— Она никогда не простит мне, что я называла себя королевой Англии!
— Как же жаль, что ты не смогла предугадать такой день… Я так хорошо помню, как ты ехала в карете с английским гербом… Такая счастливая… Но, мне думается, что все это не означает, что у тебя к имеющимся двум коронам, должна быть еще и третья…
— Но я ведь слушалась вашего мужа, Мадам! Я слушалась собственного мужа… Я делала то, что мне говорили…
— Их уже нет в живых, милая… Слишком поздно, чтобы они взяли на себя эту вину… Ну хватит… Не мучайся… Все будет хорошо… Вернешься домой, и английская королева будет только рада тебе, я уверена. А сейчас мы покинем тебя, все-таки траур…
Мария опустилась на колени и коснулась губами холодной руки королевы-матери. Что говорили молодой вдове невыразительные глаза Екатерины?
«Ты сошла с трона, и теперь ты в моей власти… Не жди, что станет другом тот, кто им никогда не был. Ты получила во Франции урок, Мария Стюарт. Теперь тебе понятно, сколь же ты была глупа, бросив вызов Екатерине Медичи».
В один из траурных дней Марию пришли навестить ее дяди. Смерть Франциска сильно изменила их: власть вырвали у них из рук… Во Франции правила королева-мать, а маленький король был все время у нее под надзором.
Больше всего Гизов занимало теперь, как же вернуть себе власть над страной.
— Мы пришли поговорить о будущем, Мария, — заговорил граф.
— Я совсем не хочу в Шотландию, — выпалила Мария.
— Да мы тоже не хотим, чтобы ты уезжала, — сказал кардинал, — и надо подумать, как нам это сделать.
— У тебя здесь много поклонников… король Дании, король Швеции, — начал, было, граф.
— Не очень-то они тебя достойны, — перебил кардинал.
— Да и Аран здесь… отец его отправил сюда, хотя, похоже, и сам был бы не прочь появиться при Дворе…
— Говорят, у Арана совсем плохо с головой… Увидев тебя, он влюбился, да так, что, похоже, сошел с ума…
— Расскажи-ка ей лучше о другом юнце, — прервал его граф.
— Да уж, — задумчиво произнес кардинал. — Ну надо же такому случиться! Его мать отправила его к тебе, чтобы он выразил соболезнования по поводу кончины Франциска… Именно соболезнования, и ничто иное! А он, видите ли, просто в восторге от твоей утраты. Да узнай об этом его мать, она бы стукнула его хорошенько… Он является, полный надежд, страшно гордый, что происходит из королевской семьи… пятнадцатилетний юноша… высокий… с нежной кожей… не уверенный ни в чем, кроме того, что у него в жилах — королевская кровь. Он приезжает передать соболезнования от своих родителей и выражает надежду — о, совсем легкую, — что ежели Ваше Величество ищет нового супруга, то таким удальцом, как он, вы будете просто очарованы!
— О ком это вы все говорите? — с мукой в голосе спросила Мария.
— О Генрихе Дарнлее. Его мать просто свято верит, что, взглянув разок на ее сынка, ты будешь не в силах ему отказать хоть в чем-либо. Твоя постель станет его постелью… твоя корона станет его короной… да и вообще, у него будет все, что принадлежит тебе.
— Милые мои дяди, мне так больно говорить сейчас о супружестве… Еще совсем недавно я была замужем… и вот — уже вдова…
Кардинал положил ей руки на плечи и ласково заговорил:
— Дорогая моя, так уж получается, что теперь никогда для свадьбы подходящего времени не будет… Я же знаю, как Екатерина обращается с тобой. Ты хочешь, чтобы так было всегда? В этой стране ты никогда не будешь счастлива. Но властвовать тебе предопределено свыше! Мы хотели бы предложить тебе двух человек… И тот, и другой принесут великую славу тебе! Один из них — король Франции…
— Шарль?! — в ужасе закричала Мария. — Да он же не совсем в здравом уме! Я… я… боюсь его!
— Боишься?! — изумленно спросил граф. — Боишься короля Франции?!
— Я боюсь сумасшедшего, — резко ответила Мария. — Вы говорите о моих детях… и сумасшедший будет у них отцом?!
— Безумие — не помеха тому, чтобы завести детей, — заявил граф.
— Мария, у тебя есть обязанность, которую ты должна выполнить, — вступил в разговор кардинал. — Ты снова будешь французской королевой… останешься на той земле, которую любишь…
— А испанский Двор? — с воодушевлением произнес граф. — Дон Карлос, сын великого Филиппа, ищет себе супругу. Мы разговаривали с королем Испании. Он совсем не прочь женить на тебе своего сына… Тогда и Шотландия укрепится в католической вере… Подумай, Мария. Испанская корона может стать твоей!
— Об этом рано говорить, — с усталостью в голосе произнесла Мария. — Пожалуйста, оставьте меня.
Кардинал обнял ее и мягко произнес:
— Корона Испании… самый могущественный во всей Европе трон… юный, обожающий тебя супруг. Мария, есть люди, рожденные для славы, и ты — одна из них.
Мария вдруг почувствовала страшную слабость. Ей хотелось лишь одного: чтобы ее оставили в покое.
Юноша, о котором ей рассказали дяди, очень понравился Марии. Генрих Дарнлей был действительно очень мил. Большие голубые глаза и белокурые волосы вносили в его облик почти женское очарование. Манера держаться была, возможно, несколько грубоватой, хотя и не лишена грации.
Он был страшно застенчив, и Мария старалась сделать все, чтобы он почувствовал себя уютнее.
Мария была наслышана о его мастерской игре на лютне и попросила поиграть немного. Играл он вполне сносно, хотя и не мастерски.
Оказалось, он пишет стихи, а те, что посвящены ей, он привез с собой. Его стихи были жалким подобием ронсаровских, но после прочтения их у Марии как-то посветлело на душе…
Генрих хорошо танцевал и страшно любил охоту. Говорить с ним было легко и приятно.
Он уехал на следующий день… Мария слегка пожалела о его отъезде, но через день уже совершенно забыла об этом юноше.
Когда Двор отправился в Фонтенбло, Мария поехала вместе со всеми. Королева-мать держалась с ней подчеркнуто вежливо, однако под этим лоском скрывалась наглость. Все это смотрелось так, как будто она знала что-то важное для Марии, и ей ужасно хотелось поделиться этим секретом. Должно быть, это что-то очень неприятное, размышляла Мария, иначе бы Екатерина не выглядела такой довольной.
Где бы король ни сталкивался с Марией, взгляд его был полон тоски. Казалось, он готов броситься на нее, но был сдерживаем невидимой рукой. Она все больше и больше задумывалась о путешествии в Испанию. Ее тревожило предложение о браке с дон Карлосом. Неужели он был действительно так ужасен, как говорили? А ведь он совсем юн. О Франциске тоже гуляли злые разговоры, но как же счастлива она была с ним!
Но больше всего она боялась возвращения в Шотландию.
Ее уверенность в будущем вернулась к ней во время этих тяжелых недель. Все образуется… Ее брат претендовал на регентство. Так пусть займет это место. Его самым большим желанием было править Шотландией, а Мария мечтала никогда не возвращаться туда. Ей нужно было взглянуть правде в глаза. Ей нравилось быть жизнерадостной, а в Шотландии на это смотрели как на грех. В их замках неуютно; нет веселых танцев, и никто не пишет стихов. Шотландия рвалась к пуританству, а Мария никогда не могла бы стать пуританкой.
Ее дядьям дали отставку.
В Фонтенбло граф Бедфорд и английский посол Фрогмортон добились встречи с ней, и не было никого рядом, кто мог посоветовать, как поступить с ними.
Они явились к ней такие важные и держались отчужденно и холодно.
Неопытная, обиженная и пристыженная Екатериной, Мария держалась высокомерно. В ней громче звучал горячий темперамент, нежели дипломатическое чутье. Было так славно бросить вызов англичанам, когда она была женой короля Франции; а сейчас она одна и просто королева маленькой страны, чьи государственные дела пребывали в полнейшем беспорядке.
— Королева Англии, — начал Бедфорд, — требует немедленной ратификации Эдинбургского договора.
Мария знала, что Эдинбургский договор утвердил исключительное право Елизаветы на английский трон и что Мария Стюарт обязана признать ее как королеву на все времена.
Ей была неприятна надменность англичан по отношению к ней. Они намекали, что их королева имеет власть и над Марией. Неопытная в делах такого рода, она недоумевала и больше прислушивалась к собственному самолюбию.
Ее дяди и король Франции Генрих заверяли ее, что она полноправная наследница английского престола. Сейчас она не на троне, но это не навсегда. А однажды она вообще станет испанской королевой, и все эти англичане подумают дважды, прежде чем вести себя так, как держатся сейчас.
Она сказала:
— Граф Бедфорд, сэр Фрогмортон, я не подпишу Эдинбургский договор.
— Да он уже подписан, Мадам.
— Однако похоже, от этого он не становится ценным, если вам уж так нужна моя подпись.
Они не нашлись, что возразить.
А дальше был еще один неумный шаг, но в Марии говорило уязвленное самолюбие.
— Я не поставлю подпись, о которой вы просите. Мне нужно время для обдумывания.
Раздраженные, они покинули ее. Они написали министрам, а Елизавета Английская поклялась, что не забудет нанесенной обиды до той поры, покуда эта прекрасная голова остается на таких изящных плечиках.
Мария отправилась в Реймс провести некоторое время со своей тетей, Рене де Гиз в аббатстве Святого Пьера. Рене, сестра спесивых дядей Марии, была совсем непохожа на них. Возможно, она, член этой могущественной и амбициозной семьи, нуждалась в женском монастыре, потому что сторонилась этой спеси, которая была просто семейной чертой.
Рене пребывала в спокойствии, а Мария была совершенно взвинчена.
Рене, понимавшая, что Марии плохо, пыталась помочь ей через молитву. Она советовала, что, если Мария очень хочет избавиться от гордыни, ей нужно молиться и помогать ближнему. Так поступила сама Рене.
Марии в порыве подумалось, что она может найти успокоение за монастырскими стенами. Но, посмотревшись в зеркало и увидев свою прелесть, вспомнив о танцах, маскарадах, о том, как она всегда была в центре внимания, о том обожании, которым была окружена, она поняла; что бы ни стряслось с нею в будущем, — даже, если предстоит возвращение в Шотландию, — она будет жить только так, и никак иначе.