Мария приказала посыльному отправиться в спальню, где он сможет отдохнуть. Оставшись наедине с братом, она обратила к нему встревоженное лицо. Хотя план и казался диким, она опасалась, что все это было не без оснований.
Джеймс сказал:
— Мы не должны отпускать Джейвина, пока все досконально не выясним.
Не успел Джейвин разобраться с едой, что ему принесли, в Фолклендский замок явился Босуэл.
— Отправьте его ко мне, — сказала Мария, узнав о его появлении.
Он важно вошел в комнату, впрочем, как всегда наглый и надменный. Он никак не показывал, что ему известно о раскрытии заговора.
Вместе с Марией в комнате были Джеймс и Мэйтленд.
— Господин Босуэл, — начала она, — у нас сегодня странные посетители.
— Мадам? — вопросительно произнес он.
Его взгляд скользнул по ней… по украшениям и платью… Мария почувствовала себя как-то неуютно.
— Прошу вас, не надо изображать, что вы в неведении, — сказала она, краснея.
— А я ничего не изображаю, Мадам. Я в полном неведении о ваших сегодняшних посетителях.
— Сегодня утром нас навестил Джейвин Гамильтон… Вам это о чем-нибудь говорит?
— Я его не знаю, Мадам.
— Он принес мне новости от Шательеро.
— Судя по тому, что вы взволнованы, я подозреваю, что это были плохие новости.
Холодные глаза Джеймса Стюарта изучали его, не сводил с его лица проницательного взгляда и Мэйтленд.
— Он рассказал о вашем заговоре.
— Заговоре? Каком заговоре? Ваше Величество, о чем это вы?
— Заговор, в котором состояли вы, Аран и Шательеро. Вы хотели украсть меня.
— Что?! Я о таком заговоре не знаю, Мадам.
Мария оглянулась на Джеймса и Мэйтленда в надежде на поддержку.
— Вам нужно получше убеждать королеву, чем вы сейчас это делаете, — произнес Джеймс.
— Я не понимаю вас, ваша светлость.
— Против вас выдвинуто серьезное обвинение.
— Кто меня обвиняет? Безумный Аран?
— Заговор, — резко сказала Мария, — не выглядит столь же безумным, как человек, который все это устроил.
— Приведите сюда этого парня! — заорал Босуэл. — Пусть он бросит обвинение мне в лицо. Я вызову его… или любого другого, кто обвиняет меня… на поединок!
— Нет такого поединка, который бы прояснил это дело, — сказал Мэйтленд.
— О, Господи! — воскликнул Босуэл. — Поединок решит, жить ли человеку или нет! Я обещаю вам: поединок будет и судьей, и присяжными.
— В этом случае это невозможно, — сказал Мэйтленд. — Королеве нужна правда.
Джеймс сделал знак рукой, и в комнату вошли шесть охранников.
Рука Босуэла легла на шпагу, но он засомневался, понимая, что здесь сила не уместна.
Он взглянул на королеву, и его взгляд, казалось, выражал презрение. Марию пробил озноб.
— Я требую справедливости, — сказал он.
Она торопливо ответила:
— Вы ее получите, господин Босуэл.
Он позволил увести себя.
Мария пыталась забыть о неприятной истории…
— Я устала… устала от непрекращающейся ругани! — кричала она.
Скоро при Дворе свадьба, и, может, удастся хоть немного отвлечься. Она размышляла о встрече с королевой Англии. Все будет так красиво! Вдоль границы раскинут шатры…
Однако королева Англии, рассыпаясь в извинениях, все время откладывала встречу.
А тем временем несчастный Аран, скитаясь по деревням, наткнулся на дом старого друга, сэра Уильяма Керколди. Вид у Арана был плачевным: одежда разорвана, тело ослабло от голода, а разум помутился настолько, что он уже представлял себя в постели с королевой в Холирудском дворце, на самом деле валяясь под дверью особняка сэра Уильяма.
Рыдая, он ползал в ногах у Керколди, рассказывая, как в него вселился дьявол, и что он был рабом ведьм.
Его доставили в Фолкленд и позднее посадили под стражу в Эдинбургском дворце.
Босуэл тоже был в тюрьме.
А герцог Шательеро бросился Марии в ноги и так ужасно плакал, что она, обняв его, сказала, что он не будет наказан. Джеймс, однако, настаивал чтобы отобрали замок Данбар, и что Аран и Босуэл не могут быть под стражей, если отец Арана объявлен невиновным.
— Ну что ж, — сказала Мария, — давайте освободим и Босуэла, и Арана.
— Всему свое время, — произнес Джеймс.
— А нельзя ли, чтобы с ними разобрались побыстрее? Они что, обязательно должны быть в тюрьме до того, как их вина будет доказана?
Джеймс нежно улыбнулся:
— Сестра, дорогая, Аран будет под стражей в любом случае, так как ему все равно. Что касается Босуэла, так этого мошенника тоже хорошо пока подержать в тюрьме. Даже если он невиновен, у него много грехов. Пусть заключение будет как часть того наказания, которое ему наверняка полагается.
Мария вынуждена была согласиться и не очень жалела об этом. Безумство Арана и его одержимость жениться на Марии пугали ее. Босуэл производил на нее похожее впечатление.
А позднее посыпались новые проблемы.
Все началось, когда сэр Джон Гордон, сын Хантлея, слоняясь по улицам Эдинбурга, лицом к лицу встретился с господином Олгилвиллом. Между ними произошла стычка, Олгилвилл был ранен, а Гордона схватили и заключили под стражу в Толбуф.
Стала ясна и причина столкновения. Олгилвилл «имел зуб» на Джона Гордона. Один из Олгилвиллов, развратный юнец, попробовал уговорить свою мачеху стать его любовницей. Прознав об этом, его отец пришел в такую ярость, что решил лишить его наследства и отдать часть земель сэру Джону Гордону. Юный Олгилвилл созвал семейный совет, где решили: что бы там ни случилось, один из родственников не может отдавать на сторону кому бы то ни было то, что принадлежит всей семье. В суд был подан иск, чтобы вернуть собственность клана.
Сэр Джон Гордон страшно разгневался, узнав об иске. И к Хантлею, и ко всему семейству Гордонов всегда относились с большим уважением. Никто и не помышлял оскорбить их, но, если бы такое случилось, это было бы поводом для поединка. В стычке с Олгилвиллом Джон Гордон защищал свое достоинство, а то, что его за это упрятали в тюрьму, конечно же, было унизительно.
Гордон бежал из-под стражи и укрылся на севере, в крепости.
Когда об этом узнал Джеймс Стюарт, он вспомнил богатые земли, которые следовали бы за титулом графа Меррейского и которые в одночасье прибрали к рукам Гордоны. Он сразу задумался, как бы весь ход событий повернуть с выгодой для себя.
— Хорошее время для Вашего Величества отправиться на север, — сказал он как-то королеве. — Мы должны уладить это дело с Хантлеем и Гордонами. Вы не можете позволить, чтобы молодой Гордон попирал ваш авторитет. А мы терпим любого плута и бродягу, удирающего из тюрьмы, уверенные, что поступаем правильно.
— Джимми, — спросила она, — а нельзя ли попросить его вернуться и предстать перед судом?
— Попросить его вернуться?! Да он никогда такого не сделает! Он снова бросит вызов тебе, как это всегда делают Гордоны.
— Я что-то такого не замечала с их стороны. Единственный человек, который так ведет себя, находится в пресвитерианской Церкви.
— Будь уверена, — быстро проговорил Джеймс, — этот парень Рэндолф все-все расскажет своей королеве. Как ты думаешь, что она скажет, услышав, что ты оставила всех безнаказанными? Она узнает, что Аран и Босуэл в тюрьме, а они — протестанты; а сэр Джон Гордон гуляет на свободе, и он — католик! Быть такой лояльной к католикам ты просто не можешь! А ты спрашиваешь, что это английская королева все не едет да не едет…
— Так давай отпустим Арана и Босуэла на свободу, и ей не к чему будет придраться.
— Сестра, милая, ты не осмелишься на такое. Эти двое очень опасны. Ты ведь знаешь: я буду защищать тебя ценой собственной жизни…
— Да, Джимми…
— Так пусть Ваше Величество выслушает меня.
— Да, Джимми, пожалуйста, скажи, как мне быть.
И Джеймс все объяснил: он просто настоял на поездке на север.
Народ настроился, было, на развлечение, но вместо поэтов, музыкантов и придворных с нею поехали солдаты.
Согласно наставлениям Джеймса, Мария потребовала, чтобы граф Хантлей отдал свои замки Файндлейтер и Ошендаун как бы расплачиваясь за то, что его сын нарушил закон.
Старик Хантлей, будучи в ярости, что кто-то покушается на его владения, и зная о том, что Джеймс Стюарт метит на его титул и на земли, собрал вооруженных земляков и приготовился дать отпор людям королевы. Это было не что иное, как начало гражданской войны… Итогом ее стал захват виновника всего шума Джона Гордона и старика Хантлея. Хантлей был огорчен так сильно, что его хватил апоплексический удар, и он умер, не сходя с места.
Так закончилось первое путешествие королевы на север. Она оказалась в глубочайшем унынии, а когда она увидела громадное неподвижное тело Хантлея, ей было тяжело перенести эту картину и скрыть слезы от брата Джеймса, который отныне титуловался еще и графом Меррейским.
На обратной дороге ее ожидал приятный сюрприз.
К ним присоединился молодой француз, которого она помнила и знала еще с Франции. Он прибыл вместе с ней в Шотландию. К сожалению, он вынужден был вернуться во Францию с теми людьми, которые сопровождали ее. А сейчас он прибыл в Шотландию с письмами и посланиями от ее друзей.
Это был Пьер де Шателяр, молодой поэт из окружения Генриха де Монморанси.
Пьер был юн и красив. Он состоял в родстве с шевалье де Баярдом, от кого ему и досталась такая внешность.
В Марии он видел свою даму сердца.
Он не был уверен, что найдет в душе Марии отклик на свои чувства. Возможно, все вообще началось с Екатерины, королевы-матери Франции, когда она выбрала именно его, чтобы отправить в Шотландию. Тогда она ему сказала что-то вроде:
— Я знаю, вы в восторге от королевы Шотландии. Я наслышана о развлечениях в этих угрюмых заморских замках. Ах, моя дочь, королева Шотландии, самая хорошенькая женщина на свете. Не сомневаюсь, она будет так рада видеть старого друга… Я помню, как нежна она была с моим милым сыном… Подумать только! Прошло три года, как умер ее муж. Бедное дитя! Ну что же, месье де Шателяр, вы утешите ее.