Он снова начал терзать свою кость, а мне следовало переварить то, что я услышал от него.
Спокойного сна, брат, сказал я ему, уходя.
Он фыркнул. Сна? Вряд ли. Луна еще может прорваться через тучи и дать мне немного света для охоты. Ну а если нет, можно и поспать.
Я кивнул и оставил его с его костями. Возвращаясь в замок, я чувствовал себя менее угнетенным и одиноким, чем раньше. Но также я чувствовал и уколы совести за то, что Ночной Волк так приноравливает свою жизнь и желания к моим. Казалось, что вынюхивание «перекованных» как-то пачкает его.
Для стаи. Это ради стаи. Бессмысленные пытаются вторгнуться на нашу территорию. Мы не можем этого допустить. Казалось, что для него все это вполне естественно, и он был удивлен, что меня это беспокоит. Я кивнул нам обоим в темноте и вошел в кухонную дверь. Назад, к желтому свету и теплу.
Я поднялся по лестнице в свою комнату, думая о том, что я сделал за последние несколько дней. Я решил выпустить щенка на свободу. Вместо этого мы стали братьями. Я не сожалел об этом. Я пошел предупредить Верити о новых «перекованных» неподалеку от Баккипа, но выяснил, что принц уже знает о них, и был послан изучать Элдерлингов и искать владеющих Скиллом. Я просил Верити передать сад Кетриккен, чтобы отвлечь ее от неприятных мыслей. Вместо этого я обманул ее и еще больше утвердил в ее любви к Верити. Я остановился, чтобы перевести дыхание на лестничной площадке. Может быть, подумал я, мы все танцуем под дудочку шута? Разве он не предлагал заняться кое-чем из этого списка?
Я снова почувствовал медный ключ в своем кармане. Это время подходило не хуже любого другого. Верити в спальне не было, но там оказался Чарим. У него не возникло никаких сомнений по поводу того, чтобы позволить мне войти и воспользоваться ключом. Я взял огромную охапку свитков; их было больше, чем я ожидал. Я отнес их в свою комнату и уложил на сундук с одеждой. Я разжег огонь в очаге и посмотрел на повязку на моей шее. Это был безобразный комок заляпанной кровью ткани. Я знал, что следует переменить ее, но боялся развязать узел. Потом. Я добавил дров в огонь и стал рыться в свитках. Мелкие паучьи буквы, выцветшие иллюстрации. Потом я поднял глаза и оглядел комнату.
Кровать. Сундук. Маленькая подставка у кровати. Кувшин и таз для мытья. Безобразный гобелен, изображающий короля Вайздома, беседующего с Элдерлингом. Канделябр со свечами на каминной доске. Комната едва ли изменилась за те годы, которые я провел в ней с той ночи, как поселился в замке. Это была пустая и мрачная каморка, совершенно лишенная своеобразия. Я выполнял поручения, я охотился, и я убивал. Я подчинялся. Скорее собака, чем человек. И даже не любимая собака, которую бы ласкали и хвалили. Один из рабочей стаи. Когда я последний раз слышал Шрюда? Или Чейда? Даже шут смеялся надо мной. Что я теперь, если не инструмент? Остался ли кто-нибудь, кто любит меня, именно меня?
Внезапно я почувствовал, что не могу больше выносить собственного общества. Я положил свиток, который поднял, и вышел из комнаты.
Когда я постучался в дверь Пейшенс, там некоторое время молчали.
— Кто это? — спросил голос Лейси.
— Только Фитц Чивэл.
— Фитц Чивэл! — раздался удивленный голос. Это был непривычно поздний визит. Обычно я приходил днем. Потом я успокоился, услышав звук отодвигаемого засова и открывающегося замка. Она не оставила без внимания то, о чем я говорил ей, подумалось мне. Дверь медленно открылась, и Лейси сделала шаг назад, чтобы пропустить меня, с сомнением улыбаясь.
Я вошел, тепло приветствуя Лейси, и осмотрелся в поисках Пейшенс. Она в другой комнате, предположил я. Но в углу, опустив глаза к рукоделию, сидела Молли. Она не подняла головы и никак не прореагировала на мое присутствие. Ее волосы были убраны назад под маленькой кружевной шапочкой. На другой женщине синее платье Молли могло бы казаться простым и скромным. На Молли оно было скучным. Она не отрывала глаз от работы. Я взглянул на Лейси и увидел, что она смотрит прямо на меня. Я снова перевел взгляд на Молли, и что-то во мне не выдержало. В четыре шага я пересек комнату. Я встал на колени у ее кресла, и, когда она отшатнулась, схватил ее руку и поднес к губам.
— Фитц Чивэл! — в голосе Пейшенс у меня за спиной была ярость. Я обернулся и увидел ее, стоящую в дверях. Губы ее были сжаты от гнева. Я отвернулся.
Молли, в свою очередь, отвернулась от меня. Держа ее за руку, я тихо сказал:
— Я больше так не могу. Пусть это глупо, пусть это опасно, пусть остальные думают что хотят, я без тебя не могу.
Она отняла у меня руку, и я отпустил ее, чтобы не сделать больно. Но я вцепился в край ее юбки, как упрямый ребенок.
— Хотя бы поговори со мной, — умолял я ее, но заговорила Пейшенс.
— Фитц Чивэл, так не годится. Прекрати немедленно.
— Моему отцу тоже не годилось ухаживать за вами. Но он все равно ухаживал. Подозреваю, что он чувствовал то же, что и я сейчас, — я не сводил глаз с Молли.
Мое замечание дало мне несколько секунд, в течение которых Пейшенс ошеломленно молчала. Но Молли отложила свою работу и встала. Она шагнула в сторону, и когда стало ясно, что я должен отпустить ее или разорвется ткань ее юбки, я выбрал первое. Она отошла.
— Извинит ли меня моя леди Пейшенс, если я уйду?
— Конечно, — ответила Пейшенс, но в голосе ее не было никакой уверенности.
— Если ты уйдешь, у меня больше ничего не останется, — сказал я. Я знал, что это звучит излишне драматично. Я все еще стоял на коленях у ее кресла.
— Если я останусь, ничего не изменится. — Молли говорила ровным голосом. Она сняла передник и повесила его на крючок. — Я служанка. Ты молодой человек королевской крови. Между нами ничего не может быть. Я поняла это за последние несколько недель.
— Нет, — я встал и подошел ближе, но не коснулся ее, — ты Молли, а я Новичок.
— Может быть. Когда-то, — уступила Молли. Потом она вздохнула: — Но не сейчас. Не делайте это для меня труднее, чем оно есть, сир. Вам лучше бы оставить меня в покое. Мне больше некуда идти; я должна оставаться здесь и работать, по крайней мере пока я не заработаю достаточно… — Она внезапно тряхнула головой. — Доброй ночи, моя леди. Лейси. Сир. — Она отвернулась. Лейси стояла молча. Я заметил, что она не открыла дверь для Молли, но Молли не остановилась. Дверь захлопнулась за ней. Ужасное молчание воцарилось в комнате.
— Что ж, — вздохнула наконец Пейшенс, — я рада видеть, что хотя бы у одного из вас есть немного разума. О чем, во имя всего святого, ты думаешь, Фитц Чивэл? Ворвался сюда, как безумный, и чуть не напал на мою горничную?
— Я думаю, что люблю ее, — сказал я честно. Я рухнул в кресло и обхватил голову руками. — Я думаю, что очень устал от одиночества.
— И поэтому ты пришел сюда? — Пейшенс казалась оскорбленной.
— Нет. Я пришел повидать вас. Я не знал, что она будет здесь. Но когда я увидел ее, на меня просто нашло. Это правда, Пейшенс. Я больше так не могу.
— Но лучше бы тебе смочь, потому что все равно придется, — она говорила твердо, но все-таки вздохнула.
— Молли говорила об этом… обо мне? Вам. Я должен знать. Пожалуйста, — я пытался разбить их молчаливый обмен взглядами. — Она действительно хочет, чтобы я оставил ее в покое? Она так меня презирает? Разве я не выполнял все ваши требования? Я ждал, Пейшенс. Я избегал ее, я следил, чтобы не было никаких разговоров. Но когда это кончится? Или таков ваш план? Держать нас врозь, пока мы не забудем друг друга? Это все равно не сработает. Я не ребенок, а она не игрушка, которую вы прячете от меня. Это Молли. И она в моем сердце, и я не отпущу ее.
— Боюсь, что ты должен. — Пейшенс тяжело произнесла эти слова.
— Почему? Она любит другого?
Пейшенс отмахнулась от меня, как от мухи.
— Нет. Она не ветреная. Совсем нет. Она умная и прилежная, знающая и полная силы духа. Я могу понять, почему ты отдал ей свое сердце. Но у нее к тому же есть гордость. Она начала понимать то, чего не хочешь понять ты. Вы оба по своему положению столь далеки друг от друга, что не может быть никакой встречи в середине. Даже если бы Шрюд согласился на ваш брак, в чем я очень сомневаюсь, как бы вы жили? Ты не можешь оставить замок, спуститься в Баккип и работать в свечной лавочке. Ты знаешь, что не можешь. А какое положение ей бы понравилось, если бы ты оставил ее здесь? Несмотря на все ее достоинства, люди, которые не знают Молли достаточно хорошо, будут видеть только разницу в вашем положении. На нее будут смотреть как на способ удовлетворения твоих низменных инстинктов. «О, бастард, он положил глаз на горничную своей мачехи. Небось пару раз поймал ее в темном уголке, а теперь приходится платить за это». Ну, ты знаешь, о чем я говорю.
Я знал.
— Мне все равно, что будут говорить.
— Ты, возможно, это выдержишь. А Молли? А твои дети?
Я молчал. Пейшенс рассматривала свои лежащие на коленях руки.
— Ты молод, Фитц Чивэл, — она говорила очень тихо, успокаивающим тоном. — Я знаю, сейчас ты этому не веришь. Но ты можешь встретить другую. Ближе к тебе по положению. И Молли тоже. Она заслуживает счастья. Может быть, тебе следует отойти в сторону. Дай себе год или около того. И если твои чувства к тому времени не изменятся, тогда что ж…
— Мои чувства не изменятся.
— И ее тоже, полагаю, — прямо сказала Пейшенс. — Она любит тебя, Фитц. Не зная, кто ты на самом деле, она отдала тебе свое сердце. Вот все, что она сказала. Я не хочу предавать ее, но если ты поступишь, как она просит, и оставишь ее в покое, она сама никогда не скажет тебе об этом. Так что надеюсь, ты не обидишься на меня за ту боль, которую я должна тебе причинить. Она знает, что вы не можете быть вместе. Она не хочет быть служанкой, вышедшей замуж за знатного человека. Она не хочет, чтобы ее дети были дочерьми и сыновьями служанки из замка. Поэтому она откладывает то немногое, что я могу ей платить. Она покупает воск и все остальное и продолжает старательно заниматься своим ремеслом. Она намерена накопить достаточно, чтобы заново начать дело в свечной мастерской. Это будет не скоро, но такова ее цель. — Пейшенс помолчала. — Она не видит для тебя места в своей жизни.