— Мне не подобает обижаться на что-либо, сир, — ответила она, расставляя тарелки. — Могу я сделать для вас что-нибудь еще? — В ее голосе была вежливость, не более того. На меня она и вовсе не смотрела.
— Вы должны принять мою благодарность. Не только за еду, но и за свечи, которые освежили мою комнату. Как я понимаю, это ваша работа.
Она начала понемногу оттаивать.
— Леди Пейшенс просила меня принести их сюда. Я была рада выполнить ее просьбу.
— Понятно, — следующие слова дались ему труднее. — Тогда, пожалуйста, передайте ей мою благодарность. И Лейси, конечно, тоже.
— Хорошо. Значит, больше вам ничего не нужно? Леди Пейшенс дала мне несколько поручений в Баккипе. Она сказала, что если вам что-нибудь потребуется в городе, я должна принести это вам.
— Ничего. Но очень мило с ее стороны было подумать об этом. Спасибо.
— На здоровье, сир. — И Молли, повесив на руку пустую корзиночку, вышла из комнаты, так и не взглянув на меня.
Мы с Барричем остались одни. Я посмотрел вслед Молли, а потом попытался выбросить из головы мысли о ней.
— Это не только конюшни, — сказал я ему и быстро доложил, что увидел в сараях и на складах.
— Я мог бы тебе кое-что об этом порассказать, — проворчал он, посмотрел на принесенную Молли еду и налил себе еще бренди. — Пока мы спускались по Оленьей реке, до нас доходили разные сплетни. Некоторые говорили, что Регал продал животных и зерно, чтобы защитить побережье. Другие утверждали, что он послал племенное стадо вглубь страны, на более безопасное пастбище в Тилте. — Он допил бренди. — Лучших лошадей нет. Я сразу заметил это, когда вернулся. Мне понадобилось бы не меньше десятка лет, чтобы восстановить поголовье. Но я сомневаюсь, что теперь вообще придется делать это. — Он снова выпил. — Погиб труд всей моей жизни, Фитц. Человеку хочется, чтобы на земле после него остался след. Лошади, которых я здесь собрал, племенные линии, которые я поддерживал, теперь пропали, разбросаны по всем Шести Герцогствам. Они, конечно, улучшат любое стадо, но я никогда не смогу продолжить то, что начал. Стейди, без сомнения, будет крыть здоровенных кобыл Тилта. Когда Эмбер ожеребится, тот, кто получит жеребенка, будет думать, что это просто еще одна лошадь, а я шесть поколений ждал именно его. Они возьмут самую лучшую охотничью лошадь и запрягут ее в плуг.
На это мне нечего было ответить. Я боялся, что он прав.
— Съешь что-нибудь, — предложил я. — Как твоя нога?
Он поднял одеяло.
— Пока на месте, во всяком случае. Думаю, я должен быть благодарен за это. И мне лучше, чем сегодня утром. Дубинка дьявола действительно вытянула всю дрянь. У этой женщины куриные мозги, но в травах она разбирается.
Мне не нужно было спрашивать, о какой женщине он говорит.
— Ты будешь есть? — спросил я.
Он поставил свою чашку и взял ложку. Попробовал суп, который принесла ему Молли, и против воли одобрительно кивнул.
— Так, — заметил он между глотками. — Это была та самая девушка, Молли.
Я кивнул.
— Похоже, малость холодна с тобой сегодня.
— Самую малость, — сухо ответил я. Баррич усмехнулся.
— Ты такой же раздражительный, как она. Пейшенс, наверное, не больно-то хорошо обо мне отзывалась.
— Она не любит пьяных, — сказал я ему прямо. — Ее отец упился до смерти, но прежде чем закончил это важное дело, умудрился совершенно испортить ей жизнь. Бил, пока она была маленькая. Ругался и поносил, когда повзрослела.
— О, — Баррич осторожно поставил чашку, — мне тяжело слышать это.
— А ей было тяжело жить так.
Он посмотрел мне прямо в глаза.
— Я ничем не обидел ее, Фитц. Я не сказал ей ни одного грубого слова, пока тебя не было, и я даже не был пьян. Пока нет. Так что прибереги свое недовольство для другого раза и расскажи, что происходило в Баккипе, пока меня не было.
И я встал и дал отчет Барричу, как будто у него было право требовать от меня доклада. Впрочем, полагаю, в какой-то степени у него действительно было такое право. Он ел, а я докладывал. Когда я закончил, он налил себе еще бренди и откинулся в кресле. Он поболтал бренди в кружке, посмотрел на него, а потом снова на меня.
— А Кетриккен ждет ребенка, но об этом пока не знают ни король, ни принц Регал.
— Я думал, ты спал.
— Я спал. Я наполовину думал, что этот разговор мне снится. Хорошо. — Он опустил кружку, сел и смахнул одеяло со своей ноги. Он неторопливо сгибал колено до тех пор, пока не начала открываться рана. Я вздрогнул, увидев это, но Баррич только задумчиво смотрел на ногу. Он налил себе еще бренди и выпил. Бутылка уже наполовину опустела. — Так. Если я хочу, чтобы рана не открывалась каждые пять минут, мне придется наложить на колено шину, — он взглянул на меня. — Ты знаешь, что мне нужно. Принесешь?
— Я думаю, что тебе лучше подождать денек-другой. Твоей ноге необходим покой. Тебе не нужна шина, чтобы лежать в постели.
Он бросил на меня долгий взгляд.
— Кто охраняет дверь королевы?
— Я не думаю… Полагаю, что есть женщина, которая спит во внешней комнате ее покоев.
— Ты же прекрасно понимаешь, что он наверняка убьет ее и ребенка, которого она вынашивает, как только узнает.
— Это все еще тайна. А если ты начнешь сторожить ее дверь, все об этом узнают.
— По моим подсчетам, сейчас знают пятеро. Это уже не тайна, Фитц.
— Шестеро, — печально признался я. — Шут заподозрил это еще несколько дней назад.
— О! — Я испытал удовлетворение, увидев Баррича потрясенным. — Что ж, по крайней мере этот язык болтать не будет. Но, как ты видишь, этой тайне уготована недолгая жизнь. Еще до конца дня пойдут слухи. Я буду сторожить ее дверь этой ночью.
— Почему обязательно ты? Неужели ты не можешь отдохнуть, а я…
— Человек может умереть от удара, Фитц, ты это знаешь? Когда-то я говорил тебе, что бой не закончен, пока ты не победил. Это, — он с отвращением указал на свою ногу, — не будет служить для меня оправданием, если я сдамся. Достаточно позорно для меня, что мой принц вынужден был отправить меня домой. Я не предам его здесь. Кроме того, — он засмеялся, — в этих конюшнях теперь нечего делать нам вдвоем с Хендсом. А мне ими заниматься не хочется. Итак, ты достанешь то, что нужно для шины?
И я достал, и отнес ему, и помог смазать его рану мазью, прежде чем мы как следует забинтовали ее и наложили шину. Он разрезал пару старых штанов и надел поверх повязки. Я помог ему спуститься с лестницы. Потом, несмотря на свои слова, он пошел в стойло Радди и проверил, как вычистили ее рану. Я оставил его там и вернулся в замок. Я хотел сказать Кетриккен, что этой ночью у ее двери будет страж, и объяснить почему. Я постучал в дверь ее комнаты. Меня впустила Розмэри. Королева, конечно, была там вместе с ее преданными леди, которые вышивали на маленьких пяльцах и беседовали. Сама королева открыла окна и, нахмурившись, смотрела на спокойное море. Она напомнила мне Верити во время работы Скиллом. Я подозревал, что ее тревожат те же проблемы, что и его. Я проследил за ее взглядом и, как и она, подумал о том, куда ударят сегодня красные корабли и что происходит в Вернее. Бессмысленно было думать об этом. От Бернса не было никаких официальных сообщений. По слухам, побережье было красным от крови.
— Розмэри, я хочу поговорить наедине с ее величеством.
Розмэри серьезно кивнула, подошла к своей королеве и сделала глубокий реверанс. В одно мгновение королева подняла глаза, кивнула и жестом пригласила меня подойти к окну. Я поздоровался с ней и, улыбаясь, показал на воду, как будто мы говорили о хорошей погоде. Но тихо я сказал ей:
— Начиная с этой ночи Баррич хотел бы охранять вашу дверь. Он боится, что когда остальные узнают, что вы ждете ребенка, ваша жизнь будет в опасности.
Другая женщина побледнела бы или удивилась. Но Кетриккен легко коснулась ножа, который всегда болтался у нее на связке ключей.
— Я почти рада была бы такой прямой атаке, — призналась она. — Думаю, это разумно. Ничего плохого нет в том, чтобы дать им знать о наших подозрениях. Ничего, насколько мы знаем. Почему я должна быть осторожной и тактичной? Баррич уже получил привет от них в форме стрелы в ноге. — Горечь в ее голосе и ярость потрясли меня. — Он получит сторожевой пост и мои благодарности вместе с ним. Я могла бы выбрать человека поздоровее, но не могла бы доверять ему так, как Барричу. Вот только что будет с его раненой ногой?
— Думаю, другому это поручать нельзя. Это был бы страшный удар по его гордости.
— Хорошо, — она помолчала. — Я прикажу поставить для него стул.
— Сомневаюсь, что он им воспользуется.
Она вздохнула.
— Все мы по-своему жертвуем. Я все равно велю поставить стул.
Я склонил голову, соглашаясь с ней, и она отпустила меня.
Я пошел в свою комнату, намереваясь убрать все то, что было вытащено для Баррича. Но когда я тихо шел по коридору, дверь моей комнаты, к моему несказанному изумлению, медленно открылась. Я подошел к другому дверному проему и прижался к чьей-то двери. Через мгновение из моей комнаты вышли Джастин и Сирен. Я сделал шаг вперед, чтобы встретить их.
— Все ищете уединения? — спросил я едко. Они оба окаменели. Джастин отступил назад, встав почти за спиной Сирен. Она сверкнула на него глазами, а потом твердо встретила мой взгляд.
— Мы не должны отвечать тебе ни на какие вопросы.
— Даже после пребывания в моей комнате? Нашлось что-нибудь интересное?
Джастин дышал, как будто только что пробежал несколько миль. Я намеренно встретился с ним глазами. Он молчал. Я улыбнулся ему.
— Мы вообще не должны с тобой разговаривать, — заявила Сирен. — Мы знаем, что ты такое. Пойдем, Джастин.
— Вы знаете, что я такое? Интересно. Будьте уверены, что я знаю, кто вы такие. И не я один.
— Человек-зверь! — прошипел Джастин. — Ты погряз в самой отвратительной из магий. Неужели ты думаешь, что мог остаться незамеченным нами? Неудивительно, что Гален счел тебя недостойным Скилла.